Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских

– Где твоя мать, ирод, или ее у тебя не было?

Красногвардеец стряхнул с винтовки руки женщины, слабые, посиневшие от холода. И нацелился штыком в грудь.

– Убить хочешь! Антихрист! – взвыла женщина.

Отец Петр в мгновение оказался между красногвардейцем и женщиной. Из-под платка смотрели выцветшие от горя глаза, в которых все же оставалась надежда. Красногвардеец, обнаружив перед собой священника, растерялся было, а затем приставил штык к его груди.

– Уходи, поп, еще поговорим с тобой.

Отец Петр воспользовался секундным замешательством.

– Не трогайте их, пусть молятся. Это все наше, русское. Вы сейчас на святом месте. Это все, что вас окружает, – память народа. Это ваша память.

Собралась небольшая толпа. Женщины стояли тут же, несколько поодаль, молились.

– Не гоните молящихся. У них теперь только и есть это место – помолиться Христу, попросить Его помощи. Да и сами-то вы – что делаете? Зачем разоряете святое место?

Выстрел грянул неожиданно. Один из красногвардейцев подошел сбоку и выстрелил отцу Петру в лицо. Пуля прошила шею.

А на площадях горели костры. От одного к другому бродили смурные голодные люди.

Отцу Философу стало известно о смерти отца Петра одному из первых. Скончался тот ночью. А отец Философ уже рассылал письма, говорил по телефону – организовывал защиту лавры. Петроград помнит те крестные ходы. Костры и свечи, свечи и костры. На торжествах прославления преподобного Серафима Саровского пение «Тебе Бога хвалим» неслось с невыразимой и, кажется, последней сладостью. Ангельское пение в морозном небе Петрограда во время крестных ходов, окруживших лавру, было чем-то новым. В нем звучали скорбь, торжество и победа.

Крестный ход семьи Орнатских шел к небу. Отец Философ – высокий, осанистый человек, напоминавший ветхозаветного патриарха, – обладал титанической работоспособностью. Он был поверенным по переписке отца Иоанна Кронштадтского с епископом Феофаном, Вышенским затворником. В предвоенные и военные годы руководил благотворительными обществами, цензурировал материал для нескольких журналов. Когда началась война, отец Философ предоставил свою квартиру под лазарет для раненых, а сам с семьей перебрался в скромное казенное помещение. Семья была большая. Старшие сыновья – воины. Словно знал, что квартира скоро не понадобится: ни ему, ни им. Брат отца Философа, тоже священник, отец Иоанн Орнатский, был женат на племяннице Иоанна Кронштадтского Анне. Это воспринималось в семье как особый дар от Кронштадтского батюшки, благоволившего к Орнатским. Отца Иоанна Орнатского расстреляют в 1937-м. Отца Философа – в августе 1918 года, в Кронштадте, ночью, на холодном ночном ветру.

Отпевание отца Петра Скипетрова проходило при знакомом зловещем освещении: пылали костры. Речь отца Философа тоже напоминала костер. Это было обличение большевиков и гимн мученику. Это было славословие Богу, воссылаемое от гонимых.

– Только вокруг храмов и соберется земля Русская. Не покидайте храмов, не забывайте храмы, русские люди!

9 августа отца Философа арестовали. Многотысячная процессия с молебным пением пришла на Гороховую, к зданию ЧК. Было подано прошение об освобождении заключенного Философа Орнатского. Из ЧК пришло обещание пересмотреть дело, но этого так и не произошло.

Никифорушка

Герасим Лавров прибыл в Оптину послушником в летнее время, шел сенокос. О благословении на монашество, данном старцем Амвросием Герасиму, в Оптиной было отчасти известно. Но порядок есть порядок – Герасим сначала был принят на добровольное послушание. Степени проходил обычные: сначала в кухне, потом в пекарне, затем отправили на полевые работы. Ловил и рыбу в быстрой Жиздре. Некоторое время спустя получил, можно сказать, повышение: стал помощником казначея, затем подвизался в ризнице. Герасим был видный, высокого роста, из крестьян. Любая работа, казалось, была ему знакома. Отмечали, что нравом он мягкий, но упорный. «У отца Георгия была особая доброта – доброта не природная, духовная. К нему подходишь и, как бы ни волновался, успокаиваешься», – вспомнит о своем старце его духовный сын и тоже старец, московский протоиерей Василий Серебренников.

Оптинский дух истинного монашества, заключающегося в борьбе со страстями, Герасим принял сразу же и старался по мере сил все дела совершать по этому духу мира и любви, презирая страсти. Однако это работа трудная и долгая. Даже такой покладистый человек, как Герасим, порой получал строгие уроки, которые посылает Бог только любящим его.

Однажды Герасим послан был на сенокос. Дорога к покосам знакомая, только в радость. Впереди него, ковыляя, шел старик-схимник, которого Герасим едва знал. Молодой человек посмотрел свысока: мол, куда только плетется такой старик, чем он поможет на сенокосе? Покосы располагались за речкой. В месте переправы стояла монастырская лодка. Герасим прыгнул, налег было на весла… а лодку как ко дну речки приковали: ни с места. Как ни силился Герасим отплыть, не получалось. В тщетных попытках прошло время. А там и схимник подошел. Перекрестил лодку, вошел и благословил отчаливать. И тут – Герасим изумился – лодка словно сама поплыла, куда надо. И весла не нужны.

Этот случай, возможно, и вспомнился позже отцу Георгию в Таганской тюрьме, когда раздавал табачок заключенным, смазывал их ранки йодом и вазелиновым маслом. Тюремный порядок предстал как вывернутый наизнанку монастырский. Изнуряющее одиночество человека, пришедшее после грехопадения, поднялось в сердце с непереносимой, кажется, остротой. «Вот откуда я бы никогда не хотел уходить, вот бы где с радостью и жизнь свою скончал, вот где я нужен! Тут-то, на воле, каждый может получить утешение – кто в храм сходить, кто причаститься, а ведь там – не так. Там одни скорби, одни скорби…»

Вскоре Герасим был рукоположен в иеродиакона, а в конце осени 1915 года – в иеромонаха. Имя выбрали славное, в честь Георгия Победоносца. В конце 1915 года назначен настоятелем Мещовского мужского монастыря. Георгию довольно часто приходилось по монастырским делам бывать в Калуге. Однажды на улице к нему подошла женщина и попросила причастить умирающего мужа. Отец Георгий согласился. Во время исповеди умирающий открыл страшную тайну: он скрыл от жены, что дом через два дня будет продан за долги. А семья его довольно большая была. Отец Георгий принял к сведению эти слова. Деньги были внесены вовремя, семья спасена.

В сорока верстах от Мещовска находилась деревня Мамоново. Сорок верст – расстояние значительное. Однако раб Божий Никифор, или Никифорушка, как называл его отец Георгий, приходил из своей деревни в монастырь для молитвы и участия в таинствах. Полное имя Никифорушки – Никифор Терентьевич Маланичев. Отец Георгий сразу же отличил его от прочих, увидев в нем истинного раба Божия, молитвенника и прозорливца.

Так началась эта удивительная духовная дружба, продолжавшаяся долгие годы. Никифорушка в период ссылки отца Георгия подолгу жил в Загорске у духовных детей старца, как если бы это был его родной брат. Никифорушка юродствовал. То вещи раскидает, то расхохочется, то еще что учудит. А отец Георгий его защищает, да еще и воскликнет: «Един от древних!» Порой отец Георгий и Никифорушка подолгу беседовали на «птичьем», пророческом языке. Отец Георгий научился понимать предсказания Никифорушки. Это были как вешки, благодаря которым жизненный путь проходил в некотором духовном спокойствии. Резкие перемены уже не могли напугать, а только вызывали желание еще раз помолиться обо всех, кто вокруг.

Рождественским постом 1918 года блаженный гостил в монастыре. Братия чувствовали, что уже началось нечто страшное – гонения. Но еще не очень верилось, что Бог попустил такому быть в отечестве. Ранним утром отец Георгий отдыхал после службы. А Никифорушка тем временем повытаскивал из ризницы лучшие ковры, которые расстилали только для архиерейской службы, а из лучших выбрал самые дорогие. Натаскал облачение, все праздничное, и разбросал его по коврам: мол, служба идет. На себя тоже надел что-то праздничное и стал важно разгуливать по комнатам настоятеля. Господь ли разбудил отца Георгия для сообщения важной вести или поднятый Никифорушкой шум, неизвестно. Настоятель обнаружил своего разряженного друга, разгуливающего по коврам и облачениям. Спросил, увидев такую «работу»: