Рассказы о Розе. Side A

– Нет, Флавия на выпускном упала в шоколадный фонтан…

– Ты ее толкнул, признавайся.

– Не, она сама – нажралась в дюпелину.

Блин. Декамп всё-таки… гадина. Он же видел, что Дэмьен пьет… Или не видел? С него станется кинуть за спину… что за человек, такой невнимательный, такой жестокий… как Тео. Такой эгоцентричный. Будто весь мир вокруг него закручен в спираль, вокруг его картинно-прекрасных страданий. Дэмьен сидел в ванной и вроде злился, а вроде и вправду смешно вышло. Тео твердо был уверен, что Дэмьен – принцесса из «Зачарованной», Жизель из сказочной страны Андалазии, и по определению не может злиться. Но Дэмьен довольно часто злился; расстраивался, уставал, тупо хотел спать, есть и в туалет. У него было много слабостей, порой ему казалось, что он вообще сплошная слабость, сказочная принцесса, только противная; но вот сейчас он сердился на себя – на Дэмьена, нелепого, мальчика, который даже поймать блокнот не может; с другой стороны, он какао пил, кружка огромная, весь обзор закрывает…врезалась ровно в чашку… в Братстве бы выли от смеха – все бы поймали; Ричи бы одной рукой курил, другой пил какао и поймал бы как-нибудь грациозно, по-кошачьи; даже Тео бы поймал; еще бы отбил, как в бейсболе. Тео вообще был безупречен. В него никогда ничего не врезалось. У них будто локаторы по всему телу, мышцы, умения… Черт. Я правда будто в говне. Клавелл вежливо постучал в дверь ванной.

– Месье, давайте одежду, я всё отстираю за полчаса. Там на двери рубашка висит, она свежая, еще ни разу не надевали, я на вечер месье Декампу приготовил… наденьте его.

– Спасибо, Клавелл, я сейчас… – если футболка с Уайтчепеллом не отстирается… отстирается. Клавелл хороший. Если б Дэмьен на руках стирал, не отстиралась… ладно. Всё же здорово. Ну, облился. Ну, губа распухнет. Смешно, всё, решили. Он разделся, надел халат, аккуратно свернул одежду, открыл и дал в руки Клавеллу.

– Вообще не переживайте. Я этого какао отстирал столько… – такой хороший голос у Клавелла… он, как и Изерли, какой-то особый вид ангела. Как бабушка. Как ему повезло.

– Спасибо. Спасибо…

– О, Вы, главное, на месье Дэмьена не сердитесь… он, правда, нечаянно…

– Да это я неловкий.

Клавелл улыбнулся. Точно. Ангел. Всё прочитал – комплексы на свою сущность неловкую, неповоротливую, и утешил. Ушел. Дэмьен залез в душ, отмылся, да и просто помылся; не стал спешить; устал; отпустило; чуть не заснул; потом вылез, в халате прошел в свою комнату, надел уже обычное, «рабочее», в библиотеке же копаться – темно-синие джинсы, свитер брусничного цвета, шерстяной мягкий, без узоров, гладкой вязки, с горлом, водолазка практически, красные носки, синие кеды. Тео научил его собирать одежду «комплектами» – чтобы вся одежда подходила друг к другу; правда, из-за стремления к «комплектам» часто у них были «бежево-синие» или «красно-коричневые» уик-энды; но в этом тоже был свой кайф. Вернулся в гостиную. Отец Декамп сидел на красном диване, гладил рассеянно собак.

– Дэмьен, извини. Правда.

– Да ладно, смешно вышло. Я кресло не испортил?

– Да по фигу, – посмотрел. – Не, всё на тебя вылилось. Пол мы уже вытерли… Ну, в общем… Хочешь, Клавелл еще какао сделает? Или теперь никакого какао?

– Отличный способ жилить какао, – Дэмьен наконец взял злополучный молескин. – Это всё… ого… – молескин был заполнен до последней страницы, до середины последней.

– Ну, нам постоянно дарят новые книги и всякие околокнижные штуки, типа старинных дневников, карт Европы и Франции – ох, я их обожаю, так бы и спер себе парочку, коллекций миниатюр; я всё беру – люблю вещи; и записываю сразу в блокнот… Потом это, конечно, переносится в компьютер, в таблицы с всплывающими изображениями высокого разрешения и примечаниями, мадемуазель Кристен даст тебе нормальный список, но сначала я всё записываю в этот блокнот; скоро новый надо будет покупать… чтобы параллельный, запасной список был… на случай там… стихийных бедствий… отключения электричества, потери всего, – и улыбнулся, вспомнив вчерашний разговор о свете и чудесах.

– Я тоже так делаю, когда беру интервью – с искусствоведом или режиссером, или актером, пишу на диктофон и в блокнот стенографирую, – вдруг всё сгорит, сломается, утонет, пропадет, а записи не горят, – сказал Дэмьен.

– Какие мы молодцы, – Декамп улыбнулся, и вплыл Клавелл с огромным благоухающим подносом, с завтраком, и еще какао, поставил на столик.

– Кстати, мсье, Ваша роза… она в порядке. Поставить к Вам в комнату?

– О, да, спасибо, – Дэмьен и забыл о розе, испугался даже – Тео бы убил его.

– Я дам Вам опрыскиватель, и если будут проблемы с цветком, обращайтесь. Я, правда, бонсаи выращиваю, но в розах тоже понимаю. У меня и удобрения есть, и если что, пересадим. Собаки у нас растения не трогают.

– Бонсаи у Клавелла что надо, у него есть сайт свой, и он постоянно их кому-то отсылает. Я думаю, у него уже целое состояние. Я всё предлагаю ему уйти и заняться этим профессионально, но он только глаза закатывает… наверное, думает, я без него кони двину.

– А ты двинешь? – Дэмьену стало жалко Декампа – двинет, конечно.

– Не знаю. Думаю, нет. Если вокруг меня роскошь – так тому и быть, я пользуюсь. А если ничего нет – ничего страшного. Это длилось недолго – время, когда у меня ничего не было – почти ничего, раскладушка, плед, ночная лампа, деньги либо на еду, либо на книги – чаще всего, это были книги; но это было по-своему счастливое время… понятно, тогда мне лет было как тебе… вряд ли я сейчас обрадуюсь бедности… но я смогу… я знаю… просто смогу и всё, даже не боюсь…

– Я тоже могу, – тихо сказал Дэмьен. – Я из довольно бедной семьи, хорошей, изящной и бедной. Как в сказках. Только в Братстве на меня обрушилось богатство. Но я могу есть вообще один хлеб и пить только воду, и одни джинсы да свитер, лишь бы – да – книги – были в изобилии… а вот Тео – он не может… его распирает желание… он хочет всё на свете…

– Он просто еще не знает, чего хочет. Давай, налетай. Смотри, какой омлет, он прямо дышит… Я пока переоденусь и в душ…

– Остынет.

– Я очень быстро. Ты только выберешь, что будешь, а я уже буду здесь.

Дэмьен читал молескин, пока отец Декамп был в душе; «остыло? – заглянул Декамп, мокрый, в полотенце, – я еще пару минут, оденусь»; оделся он в официальное – сутану; черные брюки, черные ботинки остроносые, мягкие, ручной работы; омлет остыл, но всё равно было вкусно; «ты придумал себе день?» – вот оно – свободная жизнь, делай, что хочешь – добро или зло.

– Отправлю открытку Тео, дойду до Собора, закину голову, налюбусь, а потом весь день просижу в комнатах с книгами; а, выйду за сэндвичем и колой; позвоню мадемуазель Кристен…

– Тогда не покупай сэндвич – она тебя накормит – у них рядом с библиотекой обворожительный недорогой ресторанчик, прямо созданный для старых и молодых книжных червей; весь в книгах; даже счет приносят в книге, которая, по мнению, официанта, напоминает вас… Здесь, в Асвиле, держать кафе, бистро или ресторан – любимый способ заработать себе на жизнь и просто провести эту жизнь в довольстве и изобилии; вокруг полно ферм, поставляющих сезонные овощи и мясо. Как Клавелл свое не завел, ума не приложу… а, может, и завел, да мы с Флавией не знаем…

– О… Но, может, не позвоню, завязну в трудовых буднях; вдруг только через неделю позвоню…

– Сэндвичи лучше брать в лавке Тернеров, они старые протестанты, моряки бывшие, англичане, вынужденные эмигрировать сюда; они нас, ребят из Собора, вообще ненавидели ужасно; а теперь привыкли, даже по именам запомнили; это приятно… Это лавка именно сэндвичей, еды навынос; они там всей семьей работают, даже внук-школьник в обед прибегает со школы, ест и помогает, салат режет, кофе разливает, крышки закрывает… о них даже путеводители все пишут. Но если не поешь, вечером на банкете после оперы полопаем, и потом нас еще Клавелл горячими бутербродами покормит.

– Отличный план для первого…

– Для любого дня, – и Декамп улыбнулся.

Открытку в этот раз Дэмьен выбрал не с Собором – хотя хотел скупить их все и пообещал себе, что скупит все; он увидел картинку с завтраком – газета с новостями, чашка кофе, круассан на тарелочке – такая девичья абсолютно, тонкая книжная графика, в рамке арт-деко; она была так в тему; на обратной стороне он написал адрес отца Декампа и текст: «Декамп кинул в меня за завтраком блокнот со списком книг, толстый, понимаешь, был блокнот, а я не среагировал, как всегда, и на меня вылился мой какао. Я был весь в шоколаде. Такая история. Иду в оперу вечером, на «Богему», напишу завтра, как прошло, что я на себя еще опрокинул. Вот адрес Декампа» – посмеялся; спросил про серию «Дорожные картинки» – но в этом ларьке не было ни одной; кинул открытку в почтовый ящик и пошел до Собора – дорогу он запомнил, хоть они шли и разговаривали, и в таких случаях он обычно вообще ничего не помнил, кроме разговора; день был хороший – прохладный, солнце то появлялось, то исчезало, и от этого чуть-чуть кружилась голова; от давления; и от того, что не выспался; и не побегал – это тоже было нарушение расписания, тело спрашивало – а вечером, вечером побегаем; но Дэмьен пока не знал, как дальше всё сложиться… Какой же Собор огромный; Дэмьен запрокинул голову перед ступенями – мне никогда это не надоест, смотреть на такое – на эти огромные шпили, башни, розу; горы, звезды – вот чему уподоблялся Собор в своем величии; под его тенью можно было прожить жизнь, самую простую, обыденную – торговца открытками, кофе, официанта – и при этом жизнь была бы наполнена, заполнена до краев абсолютной, рафаэлевской красотой.