Рассказы
Шрифт:
Теперь я один против собственной Империи. Один против золота. Один против солнца.
Из каждой кирасы на меня смотрит Карл.
Я один. Я выдержу.
Я поднимаю руку.
— Доброе утро, Империя! — говорю я.
Эра Джефферсона
Марк сидит, прислонившись спиной к стене. Он рассеянно смотрит в пустоту, тяжёлый дробовик почти выскользнул из его рук.
— Пушку держи, а то ёкнешь кого… — тихо говорит Эльза.
Марк перехватывает оружие и направляет на неё.
— Перестань.
У неё злой голос.
Он усмехается.
— А что терять-то?
Подвал
В одной книге человек хочет избавиться от своры псов. Он заманивает их в подвал и запирает. Сначала они лают, потом скулят, потом жрут друг друга. В конце остаётся только один. Он воет, воет много лет. А человек боится открыть дверь подвала — и живёт в страхе.
Мы — псы этого чёртового мира. Мы здесь подохнем, а Джефферсон спустится и заберёт то, ради чего мы сюда пришли.
Марк не знал, что в подвале нет выхода. Он думал, что это продолжение подземелья. Он просто бежал впереди нас, за ним — Эльза, потом — Корриган, потом — я. Странно, что меня не задело, а Корригану снесло полголовы. Я почувствовал, как что-то пролетело мимо уха, и меня забрызгало кровью из затылка Корригана.
Эльза подбрасывает в руке гранату.
— Может, сейчас взорвать? Не нам — так никому.
— Я тебя сейчас пристрелю, — огрызается Марк.
Я подаю голос.
— Даже если тут взорвётся связка гранат, источнику ничего не будет. Джефферсон просто заберёт его с трупа Марка.
Марк откидывается назад. Я вижу только силуэт, обрисованный лучом фонаря. Когда батарейки закончатся, мы будем сидеть в темноте.
— Скотт… — тянет Эльза.
— Что? — смотрю в её сторону.
— Подумай, Скотт. Ты же тут всё знаешь.
— Я никогда не бывал в этой части замка.
— Скотт… — она просто цедит моё имя по капле, по букве. Она знает, что я бессилен. У меня даже оружия нет, в отличие от них двоих. Я решил идти без лишнего груза.
Фонарь медленно тускнеет.
Я хорошо помню, как увидел источник во второй раз. Джефферсон шёл так быстро, что я едва поспевал за ним. Иногда он оглядывался и смотрел на меня сверху вниз, проверял, тут ли я, не отстал ли. Двери перед ним открывались сами собой (хотя я знал, что за ними прячутся слуги), и Джефферсон не сбавлял ход вплоть до самого главного зала.
Джефферсон не видел войны: он родился спустя полтора года после её окончания. Удивительно, но никакие мутации не испортили его внешности. Точёный профиль Джефферсона, его широкие плечи и холодные серые глаза притягивали женщин из всех сословий. Джефферсон активно пользовался этим: количество его внебрачных детей превышало все мыслимые пределы.
Источник он где-то нашёл. Джефферсон ничего об этом не рассказывал, но никто не сомневался: он не смог бы сделать копию. Значит, не он создал и оригинал.
Ключи от главного зала были только у Джефферсона. Помимо полутора десятков замков, на двери имелся сканер сетчатки, две цифровые панели и устройство для опознавательной дактилоскопии. Естественно, всё настраивалось на параметры Джефферсона.
Он возился с дверью порядка десяти минут. Охранник смотрел на меня пустым взглядом, а я наблюдал за Джефферсоном, похожим в этот момент на суетливую пчелу.
Наконец, последний замок щёлкнул, и могучая дверь поползла в сторону. Меня, точно помню, потрясла её ширина — не меньше метра сплошной стали. Мы вступили в зал.— Вот он, смотри.
Это были единственные слова Джефферсона, которые он тогда произнёс.
Надо сказать, что источник меня не потряс. Он был размером с обычную бутылку, цилиндрической формы, с серебристым выступом на верхнем торце. К выступу были подведены несколько металлических энергоснимателей. Я знал, что каждый сниматель идёт к подстанции, которая питает целый район города. Также я знал, что весь город расходует примерно одну миллионную часть энергии, которую способен вырабатывать источник. Последнее было известно всем: Джефферсон широко разрекламировал свой город, которого не коснулся кризис и нищета. Люди стекались к нему со всего мира, Джефферсон принимал всех, строил новые районы, обеспечивал их дармовой энергией.
— Он будет твоим, мальчик, — сказал Джефферсон, когда мы вышли из зала. — Позже, много позже.
Когда ты сочтёшь нужным умереть, старик.
Джефферсону тогда не было и сорока.
Марк тяжело поднимается и исчезает в тёмном углу. Судя по звуку, он расстёгивает ремень. Собирается облегчиться, значит, не смотрит на меня.
Я мигаю Эльзе своим крошечным фонариком. Раз-раз, ты слышишь меня, детка? Ты ещё помнишь азбуку Морзе?
«Надо отобрать источник», — мигаю я. И повторяю, и повторяю.
Её лицо кажется в свете фонаря бронзовым.
Она просто кивает. Значит, поняла.
Жестом она показывает: «Как?»
Марк шумно отливает в дальнем углу. Скоро запах его мочи доползёт до нас: вряд ли тут есть вентиляция.
«Оглушить», — сигналю я.
Лучше, конечно, убить. Обманывать Марка бессмысленно: он слишком туп.
Вопрос в том, что номинально он возглавляет нашу авантюру. Он шёл впереди, он устанавливал взрывчатку, он сломал шею тому единственному охраннику, которого пришлось прикончить. Взрывчатка нам понадобилась на всякий случай. Чтобы оформить отступление с пафосом, с фейерверком. Не понадобилось.
Более того, Марк уверен, что это он всё спланировал. Что я — просто карта, по которой он ориентируется в замке. Что я — его инструмент.
Но мы с Эльзой знаем, что всё наоборот.
Марк садится на своё место.
— Жаль Корригана, — говорит Эльза.
— Хрен с ним, — это Марк.
Корриган был просто наёмником. Мы заплатили ему, потому что нужен был четвёртый.
— Марк, слушай…
Он наводит на меня винчестер.
— Успокойся, друг. Просто я подумал: если уж всё равно помирать, дай хоть подержать источник. Хуже ему не будет. И тебе тоже.
Всё-таки попытаемся обмануть.
Марк улыбается.
— Так я и поверил, башка. Ты своё дело сделал. Город мой.
Сначала мы приводим быдло к власти, потом не знаем, как от него избавиться.
Кстати, Джефферсон никогда не был быдлом. Он сам сделал себя и свой город. Сделал из пепла и стали.
Я хорошо помню, как в третий раз увидел источник. Я спокойно шёл по коридору к главному залу.
Джефферсон был в городе по каким-то делам, никто из охранников не обращал на меня внимания. Джефферсон никогда не приставлял ко мне соглядатаев. Он и в самом деле считал меня сыном.