Рассказы
Шрифт:
И кот ходил по улицам, лазил по чердакам и подвалам, встречался со знакомыми и незнакомыми котами и к каждому приставал с вопросом о котиной концепции, на что собеседники предупреждающе шипели, и никто не хотел отвечать. Лишь один старый кот промурчал ему, что никакой концепции нет, а есть только свежие щучьи головы в соседнем магазине, и этого вполне достаточно. Заглянул кот и в тот магазин. Но ему сказали, что головы просто так не дают, а только за пойманного мыша.
Кот поймал мышь и отправился с ней в зубах на съемочную площадку – теперь-то уж поверят, что он настоящий.
Дохлая мышь произвела впечатление
– Где вы это взяли? – грозно спросил он. – Из реквизита?
– Из ма-ау-газина, – оробел кот.
– Купили? – слегка удивился режиссер, которого очень трудно было чем-то удивить.
– Поймал.
– А, это взятка, – догадался мэтр. – Ну, с юмором у вас тоже неважно. Посмотрим, как с движением.
Выплюнув, наконец, ненужный реквизит, кот начал неловко двигаться перед режиссером. Махал хвостом, становился на задние лапы, совершая какие-то немыслимые па, хотел еще подпрыгнуть, но был низвергнут суровым окриком.
– Что вы тут мне кенгуру изображаете?! Или вы передумали быть котом?.. Нет?.. То есть, вы убеждены, что именно так двигается кот. А кстати, как насчет котиной концепции? Вы нашли ее?.. Молчите?
Кот молчал, застигнутый врасплох. Образ кота в его голове вырисовывался слишком туманно. Конечно, он помнил свое отражение в зеркале, однако, задней пяткой чувствовал – этого не достаточно. В него даже закралось сомнение – а кот ли он вообще. И режиссер был рад это подтвердить.
– Вы же сами видите, что не дотягиваете до кота. Мастерства вам явно не хватает, дорогуша. Особенно для такой сложной, я бы сказал многогранной роли.
– Но я еще по крышам… – проблеял горе-артист.
Гуляние по крышам было его любимым занятием, и тут он рассчитывал преуспеть. Здесь бы он не ударил мордой в грязь.
– Хорошо, – махнул рукой режиссер. – Даю вам последний шанс. Принесите крышу.
Принесли бутафорскую крышу, из дешевого картона, разрисованного гуашью. Выглядела она хлипковато. Кот, чуя очередной подвох, осторожно подошел к рейкам, на которых держалась крыша, и проверил лапой на прочность. Все ждали прыжка и смотрели, кто с любопытством, кто с сожалением, а режиссер совершенно бесстрастно.
От напряжения шерсть у кота встала дыбом. Он присел, пружиня лапы, как делал уже тысячи раз, примерился на край картонного карниза и взлетел. Но не допрыгнул. Когти скользнули по гладкой стене, оставив на ней глубокие порезы. Сам же кот приземлился с высоты на мягкие подушечки разъехавшихся лап и виновато уставился на режиссера.
– Мне все ясно, – громко объявил тот. – Никаких котов я здесь не вижу. Торчащие уши, слюнявый нос – это еще не кот…
Он размышлял на эту тему еще минут пять. Сыпал непонятными цитатами. Потом потерял всякий интерес и отказал коту окончательно и бесповоротно.
– Я кот! – вопил отверженный. – Кто же кот, если не я? И кто я, если не кот?
– Вы кто угодно, только не кот, дорогуша. А что вы хотели – без подготовки, без образования, без таланта, наконец, покорить нас своим невежеством? Я мог бы предложить вам роль кузнечика, но прыгаете вы скверно.
Такого оскорбления кот уже не снес. Он ощетинился, выпучил глаза и, уже не приседая, прыгнул. На этот раз он попал точно в цель – в самодовольную физиономию режиссера, вцепившись в нее острыми
когтями.– А-а-а! – закричал мэтр. – Уберите этого… ненормального кота!
Кота сняли и вышвырнули за дверь. На сем и окончилась его кинематографическая карьера.
Аномалии
– Кто следующий? – энергичный суховатый старичок в белом халате под цвет бороды выглянул в коридор, где разнополые и разновозрастные больные с окрестных деревень толпились с самого утра. В кабинет прошествовала широкого вида женщина, волоча за руку мальчика лет десяти.
– Ну-с, что с нами приключилось? – обратился старичок с вопросом сразу ко всем, закрывая за посетителями дверь.
– Вот, доктор, полюбуйтесь.
И мамаша резким движением задрала рубашку сына. Тело ребенка засверкало сыпью, разукрасившей всю кожу спины и груди замысловатыми рисунками.
– О, да тут целое звездное небо! – оживился старичок и, вооружившись очками, принялся разглядывать россыпь бурых пятнышек. – Любопытно. Очень любопытно. – Он даже достал из стола лупу. – Я, видите ли, в юности увлекался астрономией. Посмотрите, ну чем не Большая медведица? Ее ковш. А это – Змееносец. Тут вот Геркулес, – причмокнул он языком.
– Отчего это, доктор? – прервала астрономические наблюдения расстроенная женщина. Но доктор не мог оторваться от созвездий, взволновавших его прошлое.
– И когда сиё появилось?
– Третьего дня.
– Небось, фруктов наелся?
Доктор, прищурившись, обратился к ребенку. Мальчуган нехотя кивнул и взглянул на мать исподлобья. Та сразу пришла на выручку.
– Да что такого? Все кругом едят. Сейчас сезон. Целыми мешками собирают. Вы лучше скажите, что нам делать.
– Исключить из употребления все фрукты. А заодно и овощи.
Налюбовавшись телесными созвездиями, старичок отошел на исходную позицию – за письменный стол, и стал заносить увиденное в свои анналы.
– А болезнь-то какая? – не унималась мамаша.
– Наукой покамест не установлено.
– Ну картошку хоть можно есть?
– Что вы, она же из земли. Ни в коем случае.
Когда озадаченные пациенты удалились, старичок поспешил к окну. Мимо по улице как раз проходили сельчане, нагруженные мешками и корзинами с огромными пятнистыми плодами. «Остолопы! Куда непроверенное тащите?!» – хотел крикнуть он, но образумился и вернулся к раскрытому журналу, где против графы «диагноз» записал: «объелся Фруктами». Так и поставил с большой буквы – Фруктами.
Это их так местные называли – Фрукты. На самом деле никто не знал, что эти дары природы из себя представляют. Но поскольку зрели они на ветках, являлись плодами растительного происхождения и были весьма крупны, их вполне резонно считали фруктами с большой буквы. В остальном жители периферии ссылались на свое невежество.
Многие ели их сырыми, прямо с веток, и утверждали, что ничего вкуснее не пробовали. Другие отваривали, многие солили или консервировали, даже делали конфитюры и джемы. Благо сырья для экспериментирования было предостаточно. Находились и такие, которые полагали, что едят, наоборот, только семена. Они набивали ими пакеты и щелкали по вечерам перед телевизором. А мякоть им казалась вообще несъедобной. Старики заваривали листья и пили вместо чая, искренне веря в их мятный аромат и противосклерозный эффект.