Рассказы
Шрифт:
И девичьи секреты вмиг очутились на своих местах, так что Вера ничего и не заметила.
К поездке в деревню она отнеслась спокойно. Разумеется, все ценности поедут вместе с ней. И Он будет рядом. В христианском учении Вера ничего не понимала, зато знала наверняка, что Иисус жив и время от времени появляется. А значит, Он может следовать за ней куда угодно. Хоть в деревню к бабушке.
Старушка приняла обоих с распростертыми объятиями. Внучку давно не видела. В укромном углу внимательно выслушала наставления дочери и долго то ли одобрительно кивала, то ли укоризненно качала головой. После
– Клубнички скоро поешь. Поправишься, – причмокивала языком бабушка, радуясь стараниям Веры.
Когда весь огород был прополот, настала пора прочистить внучкину голову нормальным детским обществом. Веру свели с проверенными соседскими девчонками – двумя Глашами и двумя Наташами, и с легким сердцем отпустили на гуляние.
В лесу было скучно, в речке еще холодно, потому девочки все время терлись возле домов, забавляясь нехитрыми ребячьими выдумками. Как-то играли в колечко. Одна из Наташ вынесла в кармане настоящее золотое кольцо и вертела перед подругами.
– Это мамино свадебное, – пояснила она. – Оно у нас на серванте в вазочке лежит, возле папиного портрета. Мой папа умер. Разбился на самолете, – гордо прибавила она.
– Значит, он теперь на небесах? – спросила Вера.
– Ну да. Его Христос к себе забрал.
Вера встрепенулась и робко попросила подтверждения. Задетая недоверием Наташа разговорилась и со знанием дела поведала полную предысторию папиного «воскрешения».
– Христос всех берет на небо, кто хочет. А мой папа заслужил – он на самолетах летал. Но прежде надо в церкви записаться, если хочешь, чтоб взяли. Тогда после смерти Христос тебя туда переправит. Ему не жалко. Там места всем хватит, и Он добрый. Его все любят.
– Не может быть, чтоб все, – вмешалась одна из Глаш.
– Кто ж Его тогда распял? – поддакнула другая.
Наташа не нашлась, что ответить, только раздраженно спросила:
– Ну, вы будете играть или нет?
Девочки хором загалдели, кому водить. Затаив дыхание, Вера ждала подарка. Как ей хотелось, чтобы отмеченное небесами золотистое колечко опустилось в ее ладони. Но Наташи с Глашами все время разыгрывали его между собой, да и тему сменили, перескочив на обсуждение мальчиков.
– У меня в городе есть один … в общем друг, – жеманничала одна Наташа.
– А моя подруга, – говорила другая, – познакомилась с мальчиком из старших классов. Он обещал ей позвонить, и она целый вечер просидела у телефона. И до того досиделась, что заранее сняла трубку. Вот дура.
Хихикали до упада, пока не вспомнили про Веру.
– А у тебя есть кто-нибудь?
Она стойко молчала.
– А кто он?
– Никого, – запоздало ответила Вера и хотела вернуться к колечку, но остальным уже надоело перебрасываться им.
Решили пройтись по деревне в поисках мужского пола. Подружки вывели новенькую к реке и показали прикрытую с берега ивняком поляну, зарекомендовавшую себя как место свиданий здешней молодежи. Девчонки наперебой описывали Вере сценки, подсмотренные в зарослях. Вытаращив глаза и дико махая руками, они пытались донести до нее всю страсть любовных утех, им пока не
доступных. Потом дети двинулись дальше.И Веру, еще не отошедшую от ивовых потрясений, ждало новое открытие. В конце одной из улиц засветилась типичного вида постройка с куполом.
– Это у вас церковь? – тихо спросила она.
– Ну и церковь? И что? – девочки посмотрели вопросительно.
– Чья она?
– А тебе не все ли равно? Наша.
– Я знаю, – проявила эрудицию Глаша. – Это церковь Спасителя. Мне бабушка говорила.
Вера поняла, какого Спасителя, и сердце ее медленно поползло в пятки. Стало быть, Он уже ждал здесь. Ее кентавр, ее сфинкс, ее Иисус. Никогда еще Вера не заходила в Его покои – так называла она любые культовые сооружения. Робела сильно. Слишком много там было Его. Везде Его портреты, разговоры только о Нем, может быть, даже Он сам скрывается где-то в потайных дверях и наблюдает за прихожанами, пока Его охраняют стражники в черных балахонах.
Вера боялась, что не выдержит и раскроется. Все обнаружат ее страсть, и будут тыкать пальцами и смеяться, а Его прислужники громче других. Потому и креститься на людях было для нее немыслимо. «Как это я признаюсь перед всеми, что люблю Его?» – краснея, думала девочка. – «И что скажет Он?»
Каждый день теперь она прибегала под окна Его дома, отлучаясь от игривых подруг. Вглядывалась издалека в мигающие свечками оконные проемы, прячась от людских глаз. Ее тянуло на это место стопудовым магнитом. Чего ждала, она не знала. Может того, что Он сам выйдет из церкви, раз уж она не решается войти.
Вере уже не хватало сакральной коллекции, всех книг, журналов и картинок. Она нуждалась в живом разговоре, с глазу на глаз, для подкрепления ее смутных надежд. И она выбрала бабушку.
Теплым июльским вечером они вдвоем ужинали на веранде. Сняв первую клубнику, наполняли ею тарелки и щедро осыпали сахаром.
– Бабушка, а Бог есть? – начала Вера издалека.
– Что ты, милая? – вздрогнула подготовленная старушка. – Откуда Ему взяться-то?
– С неба, – не уступала девочка.
– С какого неба? – как могла уклонялась от вопросов бабушка, свято соблюдая наставления дочери.
– Из атмосферы… Или, может, из стратосферы?
– Как? Страстосферы? – обрадовалась старушка. – Ну, там Его точно нету.
– Не страстосферы, а стратосферы, – Вера заметно сникла, но не до конца. – А кто есть?
– Никого нет, – бабка совсем растерялась и просыпала сахар на пол.
– А И …– Вера запнулась. Она сомневалась, произносить ли две буквы «и» кряду или хватит одной. Но, так и не решив, больше не выговорила за вечер ни слова.
Нелепый разговор тотчас был передан родителям, чей визит не замедлил состояться. Они примчались на следующий день в подкрепление вышедшей из строя бабушки и начали действовать. Уже на вокзале отец приобрел у верткого мальчугана черепашку, плавающую в большой трехлитровой банке. Мать привезла шитье – лоскутки старых платьев, разноцветные нитки, иголки, яркое мулине и кусочки меха. Домоводство и природоведение призваны были отворотить ребенка от греха.
– Это водяная черепашка, – инструктировал Веру отец. – Черепахи очень древние животные. Представляешь, они могут жить до двухсот лет.