Расследование

Оставалась ещё загадка: каким образом звонивший мне и тот, кто стоял за ним, узнали, что я выполняю не редакционное задание: фактически под таким удобным соусом я пытался реализовать давнюю, ещё в университете намечавшуюся идею; только мой главный редактор и редактор в издательстве знали точно, что целью должна стать книга. Получалось, что кто-то из недоброжелателей вышел на моего шефа, потому что издательство почти наверняка исключалось, если, конечно, мой прошлый собеседник – «выдающийся писатель» – не связался сам с А. или Б. Но подобное выглядело маловероятно, и какой смысл ему было соваться не в своё дело; единственный вариант – если только он близко знал того или другого, и источник утечки можно было вычислить. Этим я собирался заняться завтра, а сейчас я ехал к первой жене Р., жившей совсем недалеко от города. Подошла нужная станция, я вышел из поезда на платформу, как и в городе заставленную ларьками и забитую людьми, и спросил у старушки, где находится нужная улица. Старушка показала, я поблагодарил и двинулся по переходу на другую сторону. Насколько я понял, улица находилась недалеко, но я на всякий случай ещё раз узнал – теперь у мужчины – адрес: всё оказалось верно, я двигался в правильном направлении. Улица оказалась грязным тупиком с двух– и трёхэтажными домами по бокам, а место тротуара занимали кусты, вымахавшие у самой обочины. Пока не было машин я быстро добежал по дороге до здания с нужным номером и нашёл наконец узкий проход через заляпанную грязью зелень. Подход к зданию был засыпан щебёнкой, а нужная квартира находилась на втором этаже. Лестница выглядела убогой и обшарпанной, даже два человека не смогли бы разминуться здесь, и учительская хрущёба казалась почти небоскрёбом по сравнению с обиталищем Ирины Ивановны, бывшей первой жены моего героя.

Звонил я недолго, даже у порога можно было услышать музыку и голоса, хотя и не совсем ясно было, откуда они исходят, но когда дверь открылась, я понял, что мне повезло. Бормотало и изливалось радио: из-за звукопроницаемости стен можно было подумать, что там разговаривают несколько человек, но на пороге стояла только невысокая пожилая женщина. – «Здравствуйте, извините, вы Ирина Ивановна?» – «Да. Что вам нужно?» – «Хороший вопрос. Я журналист. Журналист и писатель – но в данном случае главное – первое. Меня интересует ваш первый муж…» – «Это какой же? Наверно, Р.?» – «Да, он. Мы можем поговорить подробно? Если это вас не затруднит.» – Она застыла, возможно, прикидывая будущие результаты и последствия, а потом улыбнулась и отошла в сторону, давая мне пройти. Впереди стояла стенка, я свернул направо: прямо по ходу теперь находилась кухня, а налево открывался широкий проход в комнату. – «Проходите и садитесь: можно на диван или в кресло.» – Я снял ботинки и прошёл по ковру к креслу: так было удобнее, а на соседнем столике можно было разместить блокнот и записывать информацию.

«А вы неплохо устроились. Вы живёте одна?» – Она уже сидела на диване и смотрела на меня. – «Да как сказать. Можно считать, что да.» – Я хмыкнул и стал осматриваться: напротив меня пространство между окнами занимал сервант, справа находилось ещё окно, а слева на диване вольно раскинулась не такая уж старая, как можно было подумать вначале, женщина.

Я достал ручку и блокнот. – «Видите ли в чём дело, я собираю материалы о жизни и творчестве Р. Меня интересует подробная информация, а вы, насколько мне известно, одна из немногих, знавших Р. с юности.» – «Ну, это вы преувеличиваете. А его дружки?» – «Дружками я ещё займусь. А вы как-никак были его женой – по-моему, в течение трёх лет?» – «Нет, меньше: два года, даже ещё меньше.» – «Так-так, а почему же в книге – биографии Р. – написано, что первый брак продолжался три года?» – «По документам – три года, но на самом деле…» – Она передёрнулась и скривила лицо. – «Вот в чём дело… Он от вас ушёл?» – «Нет. Куда ему было уходить?» – «К родителям, конечно.» – «Да нет, к каким родителям. Он не мог этого сделать.» – «Почему же?» – «А вы что, не знаете? Он так разругался с отцом, что потом не мог с ним встречаться.» – «Извините, я об этом впервые слышу. А почему он… поссорился?» – Она с интересом рассматривала меня. – «Такой образованный, книги читает, а о таком не слышал?..» – «В книге об этом ничего не написано. И в статьях тоже, кстати.» – «Ну ладно. А зачем вам это знать?» – «Видите ли, всё, что пока написано об Р. – насколько я могу судить – слишком неполно и отрывочно. Например, из той самой книги, о которой я говорил – она, кстати, пока единственная – совершенно невозможно понять мотивы его поступков. Например: зачем он поступил в институт на специальность, к которой не имел – насколько мне известно – никакого призвания, и почему почти сразу бросил. Потом: каким-то образом он проскочил мимо армии – в те-то времена, не имея для этого веских оснований. И ещё…» – «Насчёт армии – это просто. У него было плоскостопие, и потом ему помогли родители и кто-то ещё: по-моему, из дальних родственников.» – «Ага, ещё один момент: значит, у него есть дальние родственники?» – «А может, я и путаю. Да и кому это надо?» – «Надо. Всем его поклонникам и поклонницам.» – «Ну, его поклонницам требовалось от него другое.» – Я сначала не понял. – «Как вы сказали?» – Она оживилась и привстала: теперь она была в игривом настроении. – «А что я сказала? Я сказала правду: поклонницам требовалось от него нечто другое. Вы что же, не знаете об этом? Какой воспитанный и симпатичный молодой человек…» – Она уже стояла и поигрывала цепочкой, выуженной из кармана. – «А я не стесняюсь и всем об этом говорю: да, он был бабником, и бабником высшего класса. И то, что мне удалось удерживать его два года, совсем не так уж мало. У многих дело дальше первой ночи не продвигалось.» – «Вы так спокойно обо всём рассказываете…» – «А что же мне: грустить прикажете? Пускай другие грустят, а я своё от него получила, да и потом: то, что я с ним просто познакомилась, уже была чистая случайность.» – «Расскажите, пожалуйста, поподробнее.» – «Такому милому мальчику? с удовольствием.» – Она прошла по комнате и села на стул напротив меня, заложив ногу за ногу. – «Вы не курите? Сигареткой не угостите?» – «Нет, извините, нет.» – «Жаль.» – Она обернулась к серванту и, порывшись на полке в вещах, достала пачку «Явы» и коробок. – «Предпочитаю наши. Хотя от других тоже не отказываюсь. Так о чём мы?» – «О знакомстве с Р.» – «Обычная, знаете, история: парк, весна, две девушки, два молодых человека. Я была с подругой, но он выбрал меня.» – «Он долго за вами ухаживал?» – «Нет, терпеливостью и скромностью он никогда не отличался. Да и кто мог ему отказать?» – «Ну, не все же были такими слабыми и беспомощными. Разве у него отсутствовали неудачи?» – Она неожиданно закинула голову назад и засмеялась, как будто я сказал глупость или что-то неправильное, но потом резко остановилась. – «Вы спрашиваете меня так, как будто я прожила с ним всю жизнь и была поверенной во всех его интрижках и увлечениях. Насколько я понимаю, он вначале ещё не был таким… охотником, и только входил во вкус. И во всяком случае о чём-то таком реальном я узнала только через полтора года после свадьбы.» – «Расскажите, пожалуйста, поподробнее.» – «Как я узнала?» – «Нет, о свадьбе.» – «Ничего особенного: обычная свадьба в кругу семьи и знакомых. Отца он, правда, не приглашал.» – «А его мать?» – «Она была. Очень приличная женщина.» – «У вас сложились хорошие отношения?» – «Можно сказать, что да. Только у неё были немного аристократические замашки.» – «То есть?» – «Ну, например, ей не нравилось моё образование и воспитание. Я кончала техникум, а она хотела большего.» – «А кем вы работали?» – «Продавщицей – не в продовольственном, а в промтоварном магазине. Да и сейчас тоже. А что работа? Нормальная работа.» – Она передёрнула плечами и стряхнула пепел на ковёр, и так не слишком чистый, но, похоже, чистота мало её занимала: в одном углу я заметил апельсиновую кожуру, и кроме того рядом с диваном валялась пробка от бутылки. Сами бутылки наверняка размещались где-то рядом, например в серванте напротив, но я не стал выяснять этого, не за этим я сюда пришёл. – «Хорошо, а какие отношения у него сложились с отцом?» – «Мерзкие. Или, наверно, никаких не было. Они ведь поссорились и – по-моему – даже не общались: во всяком случае я при встречах не присутствовала.» – «А по какой причине, вы не могли бы сказать?» – «Насколько я понимаю, Р. считался паршивой овцой в своём кругу.» – «Вы ничего не путаете? Это достаточно серьёзное обвинение.» – «Как же я могу путать, если он мне сам говорил?» – «А что он думал?» – «А что он мог думать? Он называл их свиньями и подлецами – кроме матери, конечно. И я с ним была согласна.» – «Это связывалось с идеологией?» – «С чем, с чем?» – «Ну, он же считался неблагонадёжным – ещё в школе – из-за чего у него могли даже появиться трудности при поступлении в институт.» – «Может быть, может быть, точно не знаю. Да, по поводу института: он поступил туда, чтобы доказать им, на что он способен.» – «И как всё происходило?» – «Не знаю, мы познакомились уже после того, как он поступил.» – «Так-так, интересно, значит потом он переехал к вам и жил с вами два или… три года?» – «Да.» – «И что же происходило тогда?» – «По-моему, он даже и не посещал занятия. И ничего удивительного, что экзамены он и не пытался сдавать.» – «То есть?» – «Ну, он просто забрал документы.» – «А чем же он занимался?» – «Это вы у его дружков спросите. Меня он редко куда приглашал.» – «Хорошо, а адреса какие-нибудь у вас сохранились?» – «Да есть одного… забулдыги.» – «Чем же он вам так не угодил?» – «Всем!» – Она почти выкрикнула слово, и потянулась опять к пачке сигарет. Пальцы немного дрожали, и она не сразу зажгла спичку и затянулась противным вонючим дымом, от которого стала нервно кашлять и захрипела. Судя по реакции, она была не слишком высокого мнения о близких Р. людях, что согласовывалось с отзывами и других людей, но всё равно было не слишком приятно видеть ещё одного опустившегося человека, имеющего отношение к старому образу великого человека, оставившего такой заметный след в истории и осветившего нашу юность. Судя по её словам, где-то жил старый друг Р., и нужно было безусловно выйти на него, потому что, похоже, с женщинами у Р. отношения складывались не слишком доверительно. – «Это очень интересно. А вы не могли бы мне его дать?» – «А? Пожалуйста.» – Она встала и открыла сервант, уже в средней его части; почти целиком он оказался забит журналами и старой бумагой, в которой она какое-то время копалась, сначала в одном месте, потом в другом, пониже. Из кучи она наконец достала старую записную книжку, растрёпанную и треснувшую в нескольких местах, и полистала её. – «Сейчас найду. Вот, записывайте.» – Она положила её на столик передо мной, показывая пальцем нужное место, и я быстро переписал адрес и телефон в блокнот: адрес был московский, хотя и незнакомый, видимо, где-то на окраине.

«А теперь: не хотите ли выпить за знакомство? Я угощаю.» – Она засунула книжку обратно и полезла в самую нижнюю часть. – «Помогите мне.» – «А может не надо?» – Она уже достала бутылку с вином – похоже, портвейном – и мне пришлось быстро встать и забрать у неё напиток, чтобы она могла взять стаканы и что-то из закуски. Она поставила всё на столик и придвинула стул, на котором сидела. – «Поухаживайте за бедной одинокой женщиной.» – «А вы живёте одна?» – «Ну конечно. Разве здесь есть ещё чьи-то следы? Кому нужна старая одинокая женщина?» – Она хитро подмигнула, и я включился в игру. – «Какая же вы старая? Насчёт одиночества я, правда, ничего не могу сказать, но по поводу остального вы напрасно на себя наговариваете.» – «Да? Спасибо.» – Она улыбнулась. – «Наливай. И чувствуй себя как дома.» – Ясно видно было, куда она старается направить разговор, и следовало спешить, пока она совсем не отвлеклась от главного для меня дела. – «Хорошо. Сейчас.» – Я плеснул совсем немного в её стакан – который она держала наготове – и столько же в свой собственный. – «И всё-таки подождите: вы ещё не всё мне рассказали.» – «Да? И что же… тебя интересует?» – «В-основном те несколько месяцев, которые он где-то проболтался после ухода из института. И каким образом он смог поступить в театральный – совсем уже непонятно.» – Она неохотно отставила стакан. – «Опять о том же самом.» – Она зевнула. – «Да не было там ничего такого. Ну шлялся он сначала по компаниям – но это ведь и раньше было.» – «Пил?» – «Пил, пил, ещё и не то делал.» – «Но каким образом он умудрился подготовиться к вступительным экзаменам, и подготовиться так, что выдержал их – при диком-то конкурсе?» – Я мог добавить ещё десяток отягчающих факторов, но и без них событие выглядело непонятно и почти подозрительно, усиливаясь явно ещё и почти доказанной близостью спецслужб и спецорганов, которые могли оказать как отрицательное, так и наоборот положительное влияние почти на любого человека в этой стране в те годы. Совершенно не задумываясь, я снова, уже не первый раз, делал слишком смелое предположение, за которым могло следовать что угодно – подтверждение или наоборот полный отказ от него – в любом случае поиски и тыканья даже в неудачных направлениях могли вытащить на свет что-то другое, о чём я мог просто не подозревать раньше. – «Вы напрасно так к нему относитесь – с недоверием и предубеждённостью. Он всё мог – и даже то, чего он добился – я уверена – не было его пределом. Я думаю, что в институте это сразу почувствовали и дали ему возможность – даже если он чего-то и не умел в тот момент – показать себя в другом, более убедительном и близком, и на этом он по-моему и вылез.» – Пока она говорила, я хотел встрять и выразить несогласие с её мнением обо мне, но за массой слов показалось нечто более интересное, и я решил не отвлекаться. – «И что же было ему ближе и доступнее уже тогда, когда он только начинал?» – «А вы не знаете? Он ведь так умел передразнивать и изображать разных людей – что получалось одновременно и похоже, и смешно, но почти всегда никто на него не обижался.» – «Странно, я слышу об этом впервые.» – «Он не всем это показывал, только самым близким людям.» – «А, извините, вас он не передразнивал?» – «Какой любопытный.» – Она подмигнула и взялась за отставленный стакан, чего я всё время опасался, но теперь совсем непросто было остановить её или хотя бы притормозить на небольшое время, пока она не выдаст мне последнее из сохраняемого долгие годы.

«Ну что же ты?..» – Она ждала, что я присоединюсь, но я всё выдерживал и выдерживал паузу, опасаясь скорой и неприятной развязки. – «Сейчас. Но я совсем чуть-чуть.» – Я взялся за стакан, и она сразу стукнула донышком своей посудины по краю моей, и пока она выпивала, сладко зажмурившись, я чуть-чуть пригубил и поставил стакан на стол. – «Но мы ещё не всё выяснили.» – «Это ты о чём? О том же самом?» – «Ну да. Что же он такое делал в те несколько вольных месяцев, о чём никто нигде не упоминает, и о чём вы сказали так пренебрежительно, и, можно сказать, сурово?» – Она недовольно смотрела на меня, почти скорчив гримаску, получившуюся совершенно несознательно и против её воли. Гримаса постепенно исчезла, но недовольства, похоже, оставалось ещё слишком много. – «И охота тебе всё лезть и лезть туда, сам не знаешь куда. Иди-ка ты лучше ко мне.» – Она оставила стакан и развела в стороны руки, готовясь принять меня, но я игнорировал предложение. – «Не хочешь? Ну тогда я сама к тебе сяду.» – Она неожиданно шустро вскочила и почти плюхнулась мне на колени, так что я оказался вдавлен в кресло. Но это было не всё, это было начало: она какое-то время вертелась из стороны в сторону, устраиваясь удобнее; потом она повернулась ко мне лицом и опять улыбнулась, обдавая перегаром. Судя по всему, она уже была поддатой, когда я пришёл, но данное обстоятельство я заметил только сейчас: держалась она очень хорошо. – «Ну зачем так? Вы всё-таки тяжёлая.» – «Ах, мой птенчик уже устал, но не может же он обидеть бедную тётю, которая угостила его к тому же такой вкусной водичкой…» – Вино оказалось паршивым, но я решил не обижать хозяйку, чьи реакции вряд ли можно было предсказать заранее; положение выглядело, конечно, неприятным, и требовалось искать выход из него.

«Так вы не хотите мне помочь?» – Она лениво зевнула, и мне осталось только гадать, что означает такая реакция: то ли она значила подтверждение, то ли на самом деле ей было всё равно, и просто она не хотела отвлекаться; при любом из вариантов следовало заканчивать встречу, пока она не зашла слишком далеко. – «Вы тогда лучше встаньте: а то мне тяжело.» – «Как? Встать? Это что же – я тебе не нравлюсь?» – Я помотал головой. – «Брезгуешь, значит?» – Я молчал. – «Ну да: зачем тебе нужна какая-то старуха.» – Она скорчила рожу, сморщившись и на самом деле превратившись в старуху, и приблизила лицо ко мне: вблизи оно выглядело, как может выглядеть лицо пятидесятилетней женщины, и все украшательства, скрывавшие на большом расстоянии горькую и неприятную правду, теперь пропали и стали невидными: это была маска старой опустившейся женщины, глазки которой нетвёрдо и неуверенно бегали из стороны в сторону. Мне стало даже жалко её, не рассчитывающую на доброе, и, возможно, единственным светлым пятном в её жизни оставалось недолгое совместное существование с Р., приносившим, как мне казалось, только свет и радость другим людям. Теперь следовало попрощаться и тихо уйти, чтобы оставить в памяти женщину, ставшую первой женой моего героя и кумира: что-то же было в ней такое, что по-настоящему привлекло и остановило Р., и хотя сейчас она, конечно, уже далеко ушла от себя самой тридцатилетней давности, ради Р. надо было оставить о себе хорошую память.

«Вы всё равно меня не напугали и не напугаете.» – Она резко откинулась и уже со странной улыбкой смотрела мне в лицо. – «Разве я хотела напугать такого милого мальчика? Ты всё неправильно понял.» – «Ну почему же? Я понял «всё» правильно.» – «И в чём же дело? Может быть, мы предпочитаем водочку?» – «Извините, мне надо идти. Я сегодня ещё занят. А водку я вообще терпеть не могу.» – Используя момент неприязни, я хотел приподняться, но она не пустила, вцепившись руками мне в рубашку, а когда я попробовал встать, держа её на руках, она так впилась в кресло, повизгивая и пыхтя от усилий, что я почти сразу бросил дело. – «Ну что вам от меня надо?» – «А? Это уже другой разговор.» – Теперь она выглядела строже и суровее, почти как гордая хозяйка, имеющая дело с просителем. – «Ты, главное, расслабься и успокойся.» – «Но у меня действительно сегодня есть дело.» – «Да?» – Она задумалась. – «Ну хорошо, у такого красивого мальчика наверняка есть какая-нибудь близкая знакомая?» – «Есть.» – «Я так и думала. Но нельзя же, чтобы всё доставалось только кому-то одному, это же несправедливо.» – «Не ваше дело.» – «Как раз очень даже моё, потому что нечасто у меня в гостях бывают такие… симпатичные и приятные молодые люди.» – Похоже, она всерьёз рассчитывала на то, вокруг чего распространяла полупрозрачные намёки и подсказки в течение всей беседы, и надо было выбирать: прорываться силой или соглашаться с таким немного унизительным для меня условием. Скандал казался нежелательным, ведь она могла сделать его достоянием гласности, и тогда на одного врага в моём нелёгком деле стало бы больше, другой же исход мог тоже иметь неприятные последствия: если бы Б. или А. услышали о таком казусе, они могли перекрыть мне доступы и возможности, преподнеся событие в подходящем свете. Оба исхода вели к неудаче, и виновником была пожилая опустившаяся баба, явно перепившая и зашедшая через край.

«А вы не боитесь, что об этом узнают люди, причастные к Р.: я имею в виду хранителей его памяти?» – Если простые уговоры на неё не действовали, следовало попробовать шантаж, пока в лёгкой форме. Она сощурилась и коротко рассмеялась. – «Пускай знают. Я что, не имею права на личную жизнь?» – «В таком виде – нет.» – «Я на всё имею право.» – Неожиданно она приблизила лицо и поцеловала меня: я немножко дёрнулся, и поцелуй пришёлся на подбородок, но хватку она ослабила, и я быстро поднялся и отбежал в угол комнаты. Немного растерянная она сидела, раскорячившись в кресле, и потирала бок, который я зацепил при броске. – «Ну что ты делаешь, дурачок, я всего лишь хотела тебя поцеловать.» – «Обойдусь без ваших поцелуев. Кстати, мне пора.» – Она сразу всполошилась и выскочила из кресла. – «Ну зачем так спешить, подожди, у меня ещё есть кое-что.» – Она открыла нижнюю дверцу серванта, где находились запасы спиртного, и полезла вглубь, гремя бутылками в поисках чего-то нового. – «Где же она была? Ещё на прошлой неделе оставалось больше половины.» – Она бормотала, но уже совсем тихо и непонятно для меня, а я примеривался к тому, чтобы быстро взять сумку и подбежать к входной двери, и не попасть в цепкие объятия хозяйки, но она закончила раньше. – «Вот же она. И как я с самого начала забыла? Это только для самых дорогих гостей.» – Она держала в руке длинную здоровую бутыль, в которой я распознал обычную ёмкость для «Наполеона», и, надо думать, именно «Наполеон» был предназначен для самых дорогих гостей. – «А я его всякой ерундой пою.» – «Меньше чем на «Хэнесси» я всё равно не соглашусь.» – Довольная успехом поисков, она уже улыбалась, но потом удивлённо застыла. – «Где же я тебе этот… «Кенеси» достану? Ларьки у нас только на станции.» – «В ларьке вы вряд ли его найдёте.» – «Ну тем более. Так что давай уж пусть будет «Наполеон».» – «Тогда мне пора. Спасибо за угощение. И за информацию тоже.» – Я пошёл к сумке, лежавшей на столике, прикидывая, насколько серьёзно настроена хозяйка и много ли сил придётся затратить на окончательный прорыв, но совершенно неожиданно в дверь зазвонили и забухали ногами. Ломился явно мужчина, но насколько это было серьёзно и в какой степени он имел право на подобное, я не знал, а в реакциях хозяйки было тоже нелегко разобраться: коньяк она поставила на стол рядом с едой и другой бутылкой, и уставилась на дверь, похоже, совершенно не готовая к новому визиту.

Я освоился первым: подбежав к двери, я приподнял собачку замка: гость не ожидал подобного, он вломился и по инерции сделал несколько шагов внутрь, не заметив меня, и уже боковым зрением я увидел сжавшуюся и испуганную хозяйку, поставившую перед собой стул: скорее всего для защиты. Гость же совершенно не стеснялся: уже обернувшись, я смотрел, как он кроет её грязными матерными словами, но, похоже, она привыкла к такому, и опасалась она не слов, а самого гостя. Мужичонка выглядел лет на десять моложе, и преимущество в силе было явно на его стороне: он двигался быстрее, и если бы не моё присутствие и движение, которое я сделал, собираясь забрать сумку, то хозяйке могло достаться намного сильнее. – «Ах ты, вот ты где спрятался…» – Он заметил меня. – «Тихо, тихо, я пришёл по делу, а теперь ухожу.» – «По делу?! Знаю я ваши дела. А ты, потаскуха такая…» – Он раскатывался дальше, обращаясь снова к хозяйке и не стесняясь в выборе слов и определений, а я осторожно и незаметно для него подобрал сумку; теперь он выглядел потише, первый натиск уже прошёл, зато из воплей и криков можно стало кое-что понять: мужичонка оказался официальным сожителем Ирины Ивановны, которая вела себя при нём достаточно свободно и раскованно, и после короткого перечисления её любовных похождений можно было сделать вывод, что я очень легко отделался. – «Извините, я пойду.» – Я не стал прислушиваться к тому, что кричал дальше расходившийся гость, и закрыл за собой дверь. Непонятно как я спустился и выбрался из дома: было жуткое настроение и усталость, как будто я таскал мешки с цементом, и запах бормотухи пропитал всё вокруг и долго не выветривался, когда я шёл по дороге к станции, и единственным, что давало мне силы и надежду, был новый адрес, который я смог выцарапать у слишком любвеобильной и благожелательной хозяйки: с его помощью я надеялся получить информацию такой глубины и достоверности, какую не смогли бы обеспечить десяток завучей и других узких специалистов по жизни и творчеству моего героя и кумира.

На этом мои дела не закончились: сразу после возвращения домой я сделал попытку определить корни и источники грозящей мне опасности. Если виновато было издательство, то угроза исходила от А., чьё имя не нуждалось в представлении, и в таком случае требовалось продолжать поиски возможного союзника, могущего принять мою работу для печати. Я дозвонился сразу, всё та же секретарша сидела у телефона на другом конце и пыталась понять, что же мне от неё надо. Немного завуалированно я прощупывал почву и её отношение ко мне, но никаких изменений по сравнению с позавчерашним днём мне обнаружить не удалось, и, видимо, никаких новых инструкций по поводу обращения со мной она не получала. Это казалось добрым знаком и – судя по всем – издательство и зам генерального не были замешаны и виноваты в позднем звонке с угрозами. Надо думать, неприятности шли от завуча из школы, не захотевшей упустить из вида такой случай, и наверняка её сильно подогрел скандал, случившийся перед моим бегством. Вполне возможно, что мотивы мести могли возникнуть и у членов комиссии, особенно если у мужчины с усиками не получилось то, на что он так надеялся, и совместные усилия могли помочь им выйти в конце концов на мою газету, и тогда уже дело зависело от реального влияния и власти, которыми обладали новые враги. Судя по всему, им удалось поговорить с моим главным редактором, ведь откуда ещё они знали, что я собираюсь делать книгу: остальные варианты были проверены, или слишком уж невероятным совпадением стала бы утечка по другому каналу. На следующее утро я собирался заглянуть в другое издательство, сейчас же я решил попробовать телефон друга Р., полученный утром: если бы удалось договориться о встрече во второй половине дня, то день можно было бы считать не потерянным напрасно.

Я позвонил и с надеждой вслушивался в длинные гудки, но реакции не было: возможно, друг Р. ещё не пришёл домой. Через полчаса я сделал то же самое; результат повторился. Весь вечер я пытался достать У., но он, похоже, где-то прятался или просто его не было в городе. Я старался не думать, что первая жена Р., возможно, надула меня или случайно подсунула не тот телефон: второй визит мог слишком дорого стоить. Тогда я прикинул, куда ещё имело бы смысл сходить во второй половине дня: на очереди стояли последняя жена Р., его театр и театральный институт, который он в своё время закончил. Жену я решил оставить на будущее: два дня подряд сложно было переваривать общение с самыми близкими Р. людьми. И театр, и институт находились недалеко от центра, хотя и в разных концах, но логичнее было начать с института, тем более что и новое издательство располагалось где-то в пределах Садового кольца, и поиски не могли стать слишком сложными.