Расследованием установлено…
Шрифт:
Творцы зрелища суетились за ячеистой оградой. Испытывались кордовые модели. На черном асфальте подрагивал крылышками под несильным ветром маленький истребитель. Верещагин узнал характерный силуэт «Аэрокобры». Поднаторел все же, просматривая авиационные журналы. После расскажет сыну об этом самолете.
А спортсмен уже разматывал корд, уходя к центру площадки. Стальные паутинки взблескивали на солнце. Помощник, удерживая модель, крутнул пропеллер. Мотор принял обороты.
Подходили еще люди — взрослые и дети. Какой-то мальчуган пытался даже вскарабкаться по сетке. Максим забыл свое мороженое. Самолетик сделал первый круг.
Раз за разом — все выше и выше. Выше ограды, выше деревьев, сужая кольца
Следствие, стронувшись с мертвой точки, когда Верещагин вышел на Петрова, подвигалось вперед. Этому помогали уже многие люди и организации, включенные в орбиту кропотливой работы: таможенники, эксперты, военные, специалисты в области авиации. Письмо, с которого все началось, грозило кануть среди других документов, как камешек, вызвавший лавину.
Главное таможенное управление
Ленинградская таможня
О задержании международного почтового отправления
Петрова Г. Ф.
В соответствии со статьей 37 Всемирной почтовой конвенции было вскрыто в служебном порядке и предъявлено для таможенного досмотра письмо от Петрова Г. Ф. в адрес Даниэла Риги. Обнаружены и представляются фотоснимки боевого самолета на аэродроме…
Верещагин вложил фотографии в конверт. Истребитель был схвачен объективом возле укрытия, маскировочная сеть откинута… После того как щелкнул затвор аппарата, самолет, наверное, сразу был выкачен на бетонку взлетно-посадочной полосы. Кто нажал кнопку спуска — вопрос… Как попал снимок к Петрову — вопрос.
Но уже были в деле и ответы.
Не сегодня-завтра Верещагин ждал заключение экспертизы Генштаба. Сам он за это время пролистал сотни мелованных страниц авиационных зарубежных изданий последних лет. В подписях под снимками довольно часто мелькала строчка: «Архив Пессингэма», того англичанина, с которым в свое время Егер предлагал Петрову наладить обмен. В псевдоисторических книжонках Прайса и Хендерста, изданных в США, встретились фотографии самого Петрова.
Но нигде — сколько ни искал — не удалось обнаружить Верещагину следов коллекционных материалов итальянца Даниэла Риги, как и узнать о нем что-либо вообще. Создавалось впечатление, что человек с такой фамилией не живет по указанному адресу. Однако переписка велась, и велась активно. Задержанное таможней письмо оказалось не единственным. Другое было уже от Риги к Петрову. Даниэл просил фотографии — опять фотографии! — ракет и самолетов, в том числе новейшего истребителя, проявляя хорошую осведомленность. И это послание — снова совпадение! — опять начиналось словами: «Дорогой друг…»
Такие результаты были получены следствием к понедельнику, когда в поле зрения Верещагина попал Карл Ф. Гест. Сначала Сергей Иванович равнодушно пробежал глазами по этой фамилии. Но через секунду напрягся — несколькими строчками ниже была напечатана другая, знакомая — Г. Ф. Петров.
Верещагин прочитал абзац сначала. Авторы сборника выражали особую благодарность ленинградцу Петрову, без помощи которого, так выходило, невозможно было бы составить эту книгу.
Одним из авторов как раз и был Гест. Гест… За четыре года, пролетевшие после завершения дела Иванова, майор Верещагин встречался не с одним десятком и даже сотней разных людей, но сейчас не подвела, сработала профессиональная память. Да, уже тогда эта фамилия упоминалась. Всего лишь раз-другой прошла в протоколе
допроса, да и то, скажем так, по касательной. Но этого оказалось достаточно.«Достаточно — для чего?» — остановил себя Верещагин. Не следовало торопиться с выводами. Покуда ясно лишь одно: фотографии для сборника Петров предоставил не за просто так, и этот его контакт с заграницей имеет долгие корни.
Книга «Красные звезды в небе», под обложкой которой «встретились» Петров и Гест, была издана в одной из скандинавских стран. В ней предвзято освещались события советско-финляндской войны 1939–1940 годов, восхвалялись подвиги белофинских асов. Текст дублировался на английском, поэтому Верещагин мог судить о содержании. Но основу сборника составляли фотографии советской авиационной техники того и более позднего времени. Скорее, это был фотоальманах, чем книга. На обложке — цифра «1». Следовательно, есть продолжение…
Возникал целый ряд вопросов. Петров, насколько, было Верещагину известно, переписки со Скандинавией не вел. В таком случае, как передавал фотографии? Личные встречи? Если так, то они были заранее обусловлены, а это уже элемент конспирации. И — главный вопрос — только ли историей советской авиации интересовался Гест? Примеры с Егером и Риги позволяли, в этом усомниться. А вот то, что Петров с готовностью предоставит материалы по современным боевым самолетам, сомнения как раз не вызвало.
Телефон под рукой звякнул короткой трелью. Верещагин быстро поднял трубку. Приглашал начальник отдела.
— Пришел ответ Генштаба на наш запрос, — сказал Василий. Николаевич, протягивая заключение экспертизы.
— «Фотоснимки, на которых представлен самолет Су-15 с подвешенными авиационными ракетами в состоянии боевого дежурства, содержат секретные сведения и составляют военную тайну, — прочитал Верещагин вслух. — К публикации запрещены и вывозу из СССР не подлежат, поскольку это может нанести ущерб Вооруженным Силам СССР».
— Что мы и предполагали, — кивнул головой начальник. — Да, вот еще, посмотри… Здесь указывается, на каком аэродроме были сделаны фотографии. Кто-то сумел обойти запрет на съемки.
Верещагин просмотрел бумагу, присвистнул:
— Далеко же забрались наши коллекционеры… Кстати, деталь, Василий Николаевич… Съемка производилась на широкую пленку, профессиональным, как наши специалисты утверждают, аппаратом. «Киев-88»— здоровая коробка, под полой не спрячешь.
— Да, это не «Минокс», — согласился Василий Николаевич. — Объектив какой был?
— Нет, не «телевик», обычный штатный объектив, — ответил Верещагин и, угадав мысль полковника, добавил — Да, с близкого расстояния фотографировали.
— И кто-то это видел, наблюдал и не остановил. Почему, Сергей Иванович?
— Может быть, военный корреспондент?
— Проверить не мешает, но едва ли… Точки съемки, по-моему, не самые выигрышные. Профессионал бы подал машину лучше. Нет, — сказал полковник, — снимал любитель. Кто-то снимал, кто-то не остановил, кто-то кому-то передал — а в результате? Едва не ушли за рубеж военные секреты. Что это — умысел? Беспечность?
— Да, некоторые так и думают — раз самолет летает, раз его можно увидеть, значит, уже никакой тайны он не представляет.
— Мнение дилетанта.
— Или знатока, — возразил Верещагин, — который считает себя в этой области самым грамотным.
— В коллекционеров метишь, Сергей Иванович? Да, знаю я их рассуждения: эта машина «закрытая», а та, мол, «не очень закрытая». Подбрасывают нам работенку. Что, кстати, еще по этому делу прояснилось?
Верещагин коротко доложил о «Красных звездах в небе».
Полковник снял очки, потер переносицу.
— Интересная ситуация. Гест, Гест… Говоришь, он часто бывает в Ленинграде? Хорошо бы с ним встретиться, когда пожалует в следующий раз. Так?