Расследованием установлено…

— Мы куда-то едем? — поднял плечи, словно поежился, Гест.

Вспыхнул блиц фотоаппарата — раз, другой. Таким он и останется на, фотографии в деле.

— Да, — ответил Верещагин. — Вы едете. А я задержусь. Поговорим немного позже.

— Но меня ждет машина. Там чемодан, вещи…

— С вашего разрешения мы их тоже осмотрим. И «дипломат».

— Я друг Советского Союза!

— Очень хорошо, — невозмутимо сказал Верещагин. — Значит, своими показаниями поможете следствию. Шифр замка назовите, пожалуйста…

— Там записи по делам нашей фирмы.

— Надеюсь, в них нет секрета. Ведь фирма, которую вы представляете, торгует с нами. Разве нет?

Гест откинул крышку кейса, церемонно наклонил голову и направился в прихожую, ровно держа спину, обтянутую хорошо сшитым пиджаком. Петров без слов поглядел вслед. И ему пора было собираться.

Сотрудники, приехавшие с Верещагиным, приступили к осмотру.

Тайник обнаружили на антресоли.

— Размер ниши десять на тридцать на полтора сантиметра, — деловито продиктовал лейтенант Вотинцев. — В ней находились… Так, четыре цветных слайда порнографического содержания, восемнадцать снимков боевых самолетов, отрезок отснятой пленки длиной…

— Дай-ка взгляну…

— Вот, Сергей Иванович.

Верещагин принял тугой рулончик, расправил на свет, удерживая кончиками пальцев. Самолеты: пара истребителей над морем. На других негативах — технологические чертежи последних модификаций «мигов». Придется поработать, покуда не выяснится, как попали в тайник чертежи, проследить путь каждой фотографии из тех, что спрятаны за обложками книг, определить источники секретных сведений, составивших картотеку — одиннадцать ящиков.

Долго и трудно… Впереди экспертизы, очные ставки, допросы свидетелей. Кропотливая и настойчивая работа. Но уже сейчас, просматривая пленки, Верещагин мог угадать финальные кадры этого дела…

Скрипнула, разматываясь, лента рулетки в руках лейтенанта Вотинцева, сверкнула сталью в свете ярких ламп.

— …длиной тридцать сантиметров.

А Верещагину вспомнилось: погожий осенний день, кордодром в затишье от ветра, звенящая модель — кругами в небе. Тогда никто не уловил момента, сломавшего полет. Очень быстро все свершилось: отрывистый металлический треск, и самолетик закувыркался, вмазался в проволочное ограждение. Ахнула, отхлынув, толпа. Человек в центре круга сжимал рукоятку управления. Оборванными паутинками взблескивали стальные нити, не выдержавшие напряжения.

«Предел есть у всего, — подумал Верещагин, — Даже у металла».

10

За окном было бело от косо летящего снега.

— Сергей Иванович, а на Неве — корабли.

— И что? — оторвался Верещагин от бумаг.

— Да так, к слову пришлось, — объяснил Вотинцев, заглянувший в кабинет на минутку. — Фотографию вот увидел на сейфе…

— Ясно, — кивнул головой Верещагин. — К параду готовятся.

— И с делом тоже полная ясность, — сказал Вотинцев. — Хорошо. Праздник можно спокойно встречать. Правда?

Верещагин молча пожал плечами. Вот оно — перед ним на столе — дело Петрова. Протоколы допросов, показания свидетелей, заключения экспертизы. Сброшюрованы в аккуратные тома. Фотографии и негативы в плотных конвертах. Счета на оплату переводчикам (Даниэл Риги продолжал слать письма из Италии) — на месте. Все документы в порядке. Сдать и забыть?

Не так-то просто. За ровными машинописными строчками многое вставало в памяти. С момента, когда Верещагин впервые встретился с Петровым, объяснявшим, как появился на страницах «Маринер рундшау» рисунок десантного судна, тот успел немало. Помимо сбора секретных сведений о советских ВВС нарушал правила о валютных операциях, распространял среди знакомых клеветнические книжонки о советском строе, полученные от Геста. Передал, как сформулировано это в обвинительном заключении, представителю иностранной организации данные о самолете Су-15.

Далеко завело увлечение, в основе своей имевшее как будто цель благородную, страсть чистую — любовь к авиации, стремление в моделях повторить прославленные самолеты — оружие Победы. Так начиналось… А завершилось торговлей секретами, изданной за рубежом книгой, на обложке которой размалеванный под акулу истребитель служит наглядной иллюстрацией тезиса буржуазной пропаганды об «агрессивной природе» русских. Вот тебе и «Красные звезды в небе»…

Явственно, как в дождливый вечер обыска, Верещагину припомнился самолетик, потерявший управление на кордодроме. Где, когда, в какой момент случилось подобное с Петровым, почему, хорошо зная о секретном характере снимков, отправлял их за границу?

На первом допросе Петров уверенно отвечал: «При случайных обстоятельствах…» Случайно очутились в конверте фотографии боевого самолета, приклеившись якобы к другим, историческим, случайно и сам Петров оказался на аэродроме с Саввичем, от случайных людей попадали в коллекцию снимки новейшей техники.

Когда случайностей так много, они становятся закономерностью. Доказательства этому были получены в ходе следствия. Пополняя собрание снимков и сведений об авиации, Петров не был тем бескорыстным чудаком, какими иногда представляют коллекционеров. Руководили расчет, желание получать больше, чем давать. Увеличивалась коллекция, рос авторитет среди тех, для кого свет в окне — количество редких фотографий, «предметников», и вместе с тем росло самомнение. Не случайно Петров вышел из общества коллекционеров, где все же существовали определенные рамки, стал «вольным стрелком», сам для себя определяя границы дозволенного. А точнее, преступив их. Не случайно переадресовал свою почту на чужой адрес, оборудовал тайник, комбинировал валютой.

Закономерным оказался и финал. Верещагин перелистал страницы, нашел протокол последнего допроса: «Я сейчас вообще проклинаю себя за то, что отправил Риги такого рода снимки. Хотел выглядеть солидным коллекционером, хотя и понимал, что он может их использовать по своему усмотрению, в том числе и опубликовать где-либо… Ранее говорил, что мог отправить их случайно, Это, конечно, нелепое и смешное объяснение…»

«Нелепое и смешное, — повторил про себя Верещагин, захлопывая том, — А сколько сил и времени потребовалось…»

Лейтенант Вотинцев помалкивал, разглядывая фотографию большого противолодочного корабля. Он не знал ее истории — дело Петрова было первым, в котором он принимал участие.

— Значит, говоришь, полная ясность? — вернулся Верещагин к прерванному разговору.

— Ну, если не считать, что мы так ничего и не знаем об этом итальянце, о Риги, — замялся Вотинцев. — И как ксерокопия письма Петрова оказалась в гостинице…

— С этим, напротив, все понятно. Ксерокопия была своеобразной визитной карточкой. С ней Риги кого-то направил к Петрову, но встреча не состоялась. А Даниэл Риги… Что ж, сам факт отсутствия о нем сведений — результат. А его интерес к новейшим образцам техники?

— Да, Сергей Иванович, тут добавить нечего. Пожалуй, маху дал Петров, когда думал через Риги выйти на фирму «Эски». Не история того интересовала. Не модельки.

— Кстати, о моделях… — Верещагин вышел из-за стола, достал из шкафа каталог «Тамия», наугад открыл страницу. — А ведь впечатляет? Что хорошо, то хорошо. Не зря гоняются коллекционеры за этими игрушками.

Вотинцев принял каталог, полистал, прищелкнул языком:

— Полиграфия классная…

— Не только полиграфия. Такие модельки в руки приятно взять. И казалось бы, не велика проблема наладить их производство, но…