Расследователь. Предложение крымского премьера

И обо всем этом надо рассказать Коле с Родькой.

– Может, коньячку, Шеф?
– спросил Родион.

– Две капли, - сказал Андрей.

Родя быстренько налил стопку янтарной жидкости, но Обнорский к ней не притронулся. Он сделал глоток горячего, крепкого чаю... Зазвонил телефон.

– Это Соболев, - сказал Коля.

– Почему Соболев?
– спросил Андрей.

– Пока ты был в ванной, я сообщил, что ты нашелся, - ответил Коля.

Андрей взял трубку, покачал головой. "Я сообщил, что ты нашелся", означало, что сперва Повзло сообщил Соболеву, что Андрей пропал.

– Нормально, - сказал Обнорский Коле и-в трубку: - Алло.

– Ну слава Богу, - услышал он голос премьера.
– Что случилось, Андрей?

– Нетелефонный разговор, Сергей Василич, - ответил Андрей.
– Вы завтра прилетите в Киев - тогда все и расскажу.

– Кое-что я и так уже знаю, - сказал Соболев.

– Каким образом?

– После звонка Николая Степаныча я связался кое с кем из киевского руководства... Им, правда, сейчас ни до чего. Все стоят на ушах из-за заявления Стужи... Но десять минут назад мне позвонили и намекнули, что некий журналист попал в неприятную историю на киевском фуникулере. Это так?

– В общих чертах - так.

– Немедленно прекращай расследование, Андрей.

– Почему, Сергей Васильевич?

– Я приглашал вас поработать. Но не под пулями. Немедленно прекращай расследование... Я не хочу иметь на совести ваши трупы.

– Давайте, Сергей Васильевич, мы все это обсудим завтра.

– И обсуждать нечего, Андрей Викторович. Расследование закончено.

Обнорский положил трубку, выпил глоток коньяку... Но снова зазвонил телефон. Он вздохнул и взял трубку.

– Алло?

– Господи, Андрей, - сказала Галина.
– Где ты пропадаешь? Я звоню тебе на мобильный, я звоню сюда... Твои орлы темнят, путаются... Что у тебя случилось?

– Все в полном ажуре...

– А где ты был?

– Это ревность?

– Может быть, и ревность... Я же чувствую, что Повзло мне врет.

– Он не врет. Он просто проявляет мужскую солидарность.

– Ах, даже так? Ладно, разберемся... Ты придещь сегодня?

– Извини, но сегодня не могу. Я очень устал.

– Ну вот! А я тебя жду.

– Завтра, Галя, завтра. Ты извини,

Обнорский положил трубку, посмотрел на коллег.

– Ну-с, господа инвестигейторы, слухайте сюды.

Рассказ Обнорского был сух, полностью лишен эмоций, лаконичен. Он излагал только факты и не давал никаких комментариев. Напоследок сказал:

– Соболев считает, что расследование необходимо прекратить.

– ... твою!
– сказал Коля.

– Спокойно, Коля. Все оценки и решения будем принимать завтра. Сейчас есть более насущная задача.

– Какая?
– спросил Родион.

– Возле Филармонии брошен автомобиль. Нужно его пригнать.

– Сейчас мы сгоняем за ним, - кивнул Родя.

– Вместе пойдем, - ответил Андрей.

– Да ладно, ты-то отдыхай.

– Рад бы, но не могу. Потому что хочу посмотреть все на месте. Я уронил там телефон... Не исключено, что дружбаны мои - загонщики - тоже что-нибудь обронили. Надо поискать.

– - Это лучше утром, - возразил Коля.

– Что мы в темноте найдем?

– Нет, - возразил Коле Родя, - откладывать не гоже. Те, что гоняли Андрюху, могут нас опередить... Если уже не опередили.

– Тогда поехали.

* * *

Машина никуда не делась. Стояла там, где Обнорский ее оставил. Нетронутый, чистый снег вокруг подтверждал, что никто к ней не подходил. Дотошный Каширин все-таки долго всматривался сквозь заиндевевшие окна внутрь салона, подсвечивал себе фонариком-карандашом".

– Что ты там хочешь найти, полярный волк?
– спросил Повзло.

– Голову Горделадзе, - огрызнулся Каширин. Потом лег на снег и заглянул под машину.
– Вроде чисто, - сказал, поднимаясь.
– Открывай, Шеф.

Обнорский нажал кнопку брелока сигнализации, "девятка" мигнула "габаритами", щелкнул центральный замок. Втроем сели в машину, пустили движок.

– Значит, так, - сказал Обнорский.
– Мы с Родей идем на лестницу, осматриваем место, где я спрыгнул, авось найдем хотя бы мой телефон. А ты, Коля, постоянно находишься в машине. Сидишь с включенным движком, готовый нас подхватить при шухере... Давай определим точки, где ты подберешь нас, ежели что.

Обнорский набросал от руки схемку, на которой обозначил треугольник, образованный Владимирским спуском, набережной и лестницей от спуска до набережной.

– Вот так. Точки для экстренной эвакуации по вершинам треугольника. Номер один - верх, начало лестницы. Номер два - то самое место, где я выскочил на Почтовую площадь, и номер три, наконец - тоннель с выходом на Набережное шоссе. Вопросы есть?

– Вопросов нет... Но лучше было бы обойтись без шухера.

– Тогда - вперед! К лестнице.

Ветер утих, вызвездило. Обнорский и Родион ступили на лестницу. Андрей посмотрел на часы - почти полночь, прислушался к своим ощущениям: страха не было, но напряжение он определенно испытывал.

– Как ты, Родя?
– спросил Андрей негромко.
– Нормально. А что?

– Да нет, ничего. Не боишься? Можем ведь нарваться...

– А это уж как выйдет, Шеф... Два-то раза все равно убить нельзя.

– Резонно, - буркнул Обнорский, думая про себя, что убить два раза, конечно, нельзя, но убивать можно очень долго. Душу это никак не греет.

Они пошли вниз. Слегка поскрипывал снег под ногами, светился Днепр внизу... Машинально Андрей оглянулся назад. Наверху никого не было. Он усмехнулся.

Сейчас лестница не казалась ему такой бесконечно длинной, как четыре часа назад, когда вслед за ним шли "самонаводящиеся торпеды". И вход в тоннель не выглядел таким зловещим.

– Кажется, здесь, - сказал Андрей, останавливаясь.

Каширин посветил фонариком - стали видны полузанесенные снегом следы. Довольно аккуратно, С каскадерских трюков, Андрей и Родя перелезли через перила, стали изучать снег под ногами. Он еще хранил следы ног трех спрыгнувших с лестницы крупных мужчин. Но телефона нигде не было видно.