Расследует Максимилиан Хеллер

– Здесь бутоньерка с лентами, – внезапно сказал один из офицеров, вытаскивая из сундука увядший букет, обернутый розовыми лентами.

Он в шутку бросил его одному из своих коллег.

– Держи, Гюстав, – крикнул он, – подаришь своей нареченной.

Месье Бьенассис сердито посмотрел на офицера. Услышав эту жестокую шутку, подозреваемый поднялся со своего места и яростно сцепил вместе связанные руки.

Максимилиан Хеллер тоже встал и печально огляделся.

– Месье комиссар, – умоляюще сказал обвиняемый, – вы же не заберете это?

– Покажите мне, – произнес Бьенассис.

Он исследовал связку, украшенную лентами в течение нескольких минут, прощупал ее по всей длине, и после секундного замешательства приказал передать ее обвиняемому.

Тем временем полицейские продолжали поиски под пристальным взглядом инспектора, но даже несмотря на то, что они снова и снова перебирали одежду и проникали во все тайные уголки сундука, они явно не нашли то, что искали.

– Прекратите обыскивать сундук, – сказал месье Бьенассис, когда стало очевидно, что поиски оказались безрезультатными, – обратите внимание на соломенный матрас. Может, там спрятаны деньги.

Матрас был подвергнут такому же тщательному осмотру и с тем же результатом. Однако комиссар не сдавался. Он заставил своих людей тщательно осмотреть плитку пола, расколоть дерево стульев на случай, если в них были выдолблены отверстия, чтобы спрятать золото. Стол разобрали. Стены простучали молотком, даже пепел в камине был осмотрен. В конце концов, после более чем часа кропотливой работы, полицейские остановились, измученные, застенчиво глядя друг на друга, как охотники, которые целый день били по кустам, не найдя дичи.

– Это непостижимо, поистине невероятно, – пробормотал месье Бьенассис, схватившись за голову обеими руками, – что случилось с деньгами? У этого человека не было контактов в Париже и, очевидно, никаких сообщников. Преступление было совершено вчера, мы арестовали его час назад, и сбыть добычу у него не было возможности.

Философ, похоже, не обратил внимания на монолог полицейского. Все его внимание, казалось, было приковано к Герэну, смущенное выражение лица которого он с интересом изучал.

После нескольких минут размышлений комиссар, по-видимому, принял решение о новом подходе в допросе обвиняемого.

– Хотя результаты нашего обыска, кажется, подтверждают ваше утверждение, что вы невиновны, – сказал он Герэну, – однако, ни на минуту даже не думайте, что полиция откажется от расследования. В ночь убийства была украдена значительная сумма денег. Ее нужно найти, и так оно и будет. Вы остаетесь под самым серьезным подозрением. Все указывает на вас как на убийцу Бреа-Ленуара и у нас есть веские доказательства этого. Для вас есть только один способ спастись – скажите нам правду. Признайтесь в преступлении, сообщите нам место, где спрятаны деньги, и назовите имена ваших сообщников. Суд учтет вашу искренность, и вы сможете избежать грозящей вам смертной казни.

Обвиняемый пробормотал свой ответ прерывающимся от волнения голосом:

– Я невиновен.

– Подумайте еще раз! Завтра может быть уже слишком поздно. Правосудие обнаружит, что вы скрывали, и больше не примет никаких признаний.

– Я невиновен!

– Отлично. Отныне не я буду иметь дело с вами. Судебный следователь знает, что делать, – затем комиссар полиции обратился к Максимилиану Хеллеру: – Мне жаль, что вам пришлось стать свидетелем этой сцены, месье, но ваши показания могут оказаться важными для нас, и я прошу вас рассказать нам все, что вы знаете об обвиняемом. Он провел неделю в комнате рядом с вашей. Вы заметили что-нибудь подозрительное в его поведении за это время?

– Так вот зачем вы привели меня сюда?

– Без сомнения, вы что-то должны знать о его привычках, ведь вы не могли жить рядом и не замечать ничего о своем соседе. Были ли у него посетители за то короткое время, что он был здесь? Вы когда-нибудь слышали звуки голосов из его комнаты? Часто ли он выходил из дома днем или ночью?

Философ встал и подошел к Герэну, за которым он некоторое время наблюдал своим спокойным, глубоким взглядом.

– По возвращении домой вы должны были жениться, не так ли?

– Да, месье, – ответил обвиняемый, недоуменно округлив глаза.

– Вы можете заказывать свадебный наряд. А вы, – обратился он к полицейским, которые смотрели на него с удивлением, – внимательно следите за ним, потому что через два месяца он будет на свободе.

Сказав это, Максимилиан Хеллер закутался в свое длинное коричневое пальто и вышел из комнаты с надменным видом Дон Кихота, бросающего вызов своим ветряным мельницам.

– Это странно. Все это очень странно, – бормотал себе под нос комиссар, собирая бумаги.

– Прошу прощения, месье, – обратился я к нему с некоторым смущением, – мой друг болен, вы же понимаете…

– Ваш друг, месье, должен будет объясниться перед судебным следователем, – ответил полицейский с ноткой горечи в голосе, – что касается меня, моя работа здесь завершена и мне остается только представить свой отчет.

С этими словами он ушел в сопровождении группы своих подчиненных, окруживших обвиняемого. Звук их шагов по лестнице постепенно стих, и все погрузилось в тишину.

Я поспешил присоединиться к Максимилиану Хеллеру, который сидел в кресле и пытался расшевелить угасающий огонь щипцами.

– Ну и что вы обо всем этом думаете? – спросил я.

– У Лезюрка^[3] и Каласа^[4] будет спутник в мартирологе^[5] человеческого правосудия, – тихо ответил он, пожав плечами.

– Как вы думаете, этот человек невиновен?

– Да. Но, в конце концов, какое это имеет значение?

Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Несмотря на кажущееся безразличие, было ясно, что он охвачен сильными эмоциями. Его руки в состоянии постоянного волнения лихорадочно скользили взад и вперед по подлокотникам кресла. Разум философа активно работал, а богатое воображение было заполнено печальным зрелищем, свидетелем которого он только что стал.

– Отдаете ли вы себе отчет, – сказал я с улыбкой, – что ваше поведение, несомненно, вызвало некоторые подозрения достойного комиссара полиции. Отказываясь давать показания, не боитесь, что вас признают сообщником? В недавнем прошлом этого было бы достаточно, чтобы повесить.

– Да, но вы также знаете, что раньше могли приговорить человека к смерти вообще без всяких оснований, гадая виновен или нет по руке обвиняемого. Надеюсь, теперь вы понимаете мое молчание?

В этот момент часы Сент-Рош^[6] пробили полночь.