Расстановки и жизнь. Ч.2. Хеллингер и жизнь

Встав на точку зрения Хеллингера, можно обнаружить, что канонический образ Христа начинает, постепенно, блекнуть, и становиться все менее духовным и, даже,– все более бесчеловечным.

В одной из своих книг Хеллингер приводил пример того, как, с его точки зрения, нужно выстраивать взаимообмен между людьми, соблюдая, при этом, закон равновесия. Хеллингер рассказывал о том времени, когда он служил миссионером. В то время он много помогал одному из своих прихожан,– очень бедному человеку. Прихожанин захотел отблагодарить Хеллингера, и принес ему в подарок какие-то жалкие гроши, которые он, с большим трудом, наскреб. Хеллингер, видя его бедность, вначале не хотел брать его денег, а хотел, напротив, дать ему своих, но затем он, по его выражению, «одумался», и -взял. Хеллингер уже в то время интересовался проблемами совести и ее влиянием на судьбу человека, а потому понял, что прихожанин стремился отдать ему деньги для того, чтобы восстановить баланс между «давать и брать», и чтобы уменьшить, тем самым, давление совести, которая давила на него чересчур сильно потому, что он от Хеллингера много получал, но ничего не отдавал ему взамен. Хеллингер понял, что, если он деньги не примет, то прихожанин лишится из-за этого покоя, а потому их принял, хотя сумма была такой маленькой, что пользы ему от нее никакой не было. Но, зато, польза от того, что он принял деньги, была для прихожанина.

Мне хочется продолжить мысль Хеллингера в отношении Христа, и обратить внимание читателей на еще одну его негативную особенность, которая, как мне кажется, является более разрушительной, чем те особенности, которые церковь приписывает традиционно-проклинаемым ею персонажам: Иуде и Люциферу. Эта особенность: брать чужое на себя, отрабатывать что-то за других. Взяв на себя людские грехи, Христос совершил грех гордыни, и, по сути,– совершил тот же самый магический обряд, о котором я уже упоминала всвязи с языческими священнослужителями: перебросил чужие грехи на козла отпущения. Никакой святости в этом акте, если присмотреться к нему повнимательнее,-нет. Никаких поводов для прославления Христа за совершение этого акта- тоже нет, даже принимая во внимание то, что Христос сделал козлом отпущения не невинное животное, а- самого себя.

Этим актом Христос просто показал, что он не ценит жизнь, которая была дарована ему Высшими Силами, и не уважает ту, которая произвела его на свет, вскормила, вырастила, и потратила много сил на то, чтобы сделать из него достойного человека: свою мать. Более того, этим действием Христос показал, что он не уважает и тех людей, чьи грехи он на себя взял: он не поверил в их собственные силы, и возомнил, что сделает их дела лучше них. Но ведь то были ИХ дела, а – не его, и Судьба предназначила сделать их им, а- не ему! Даже если те люди и не смогли бы сделать свои дела правильно, даже если бы они сделали их с ошибками- но они получили бы, все равно, от этого ценный опыт! Христос же не оставил людям даже возможности справиться с их делами собственными силами, или, говоря современным слоганом, не дал им возможности «личностно вырасти»! Так где же здесь святость?

Хеллингер такого никогда бы не сделал, потому что Хеллингер разбирался в святости и в духовности намного лучше Христа,– как бы крамольно это ни прозвучало. Более того- лучше Христа разбирался Хеллингер и в практических вещах. Возможно, что, с течением времени, Хеллингер станет людям более понятен, и начнет почитаться ими больше, чем сейчас, и возможно, даже, что, со временем, он начнет почитаться людьми в той же мере, в какой сейчас почитается Христос. Давайте вспомним о том, что Христа, в свое время, за выдающегося человека (а уж, тем более, за Бога) никто не признавал, а признавало его большинство современников за глуповатого бродягу, который совершал нелепые поступки, и за которым нужно было постояннно присматривать, чтобы он не наделал вреда. Хеллингера тоже сейчас многие воспринимают как нелепого персонажа, который разглагольствовал, непонятно зачем, и непонятно о чем, перед теми, кто его не особенно даже и понимал.– Просто Хеллингер ушел далеко вперед своего времени, и людям потребуется немало времени для того, чтобы дойти до него самим. Однако, уже и сейчас Хелллингера есть за что почитать. Если бы христианство в духовности хоть что-нибудь понимало, то оно канонизировало бы Хеллингера прямо сейчас.

Хеллингер помогал людям справляться с проблемами не так, как Христос, а так, как Хеллингер: давая им направление движения, и поддерживая их в стремлении дойти до своей цели самостоятельно. Этим он проявлял к людям то уважение, которого не проявлял Христос. Хеллингер никогда не подыгрывал людскому эгоизму, самомнению, и упрямству- не делая исключения в этом и для самого себя,– а помогал людям все эти качества в себе осознавать, и их преодолевать. Хеллингер брал у людей только то, что они хотели отдавать, и не брал ничего лишнего: ни материального, ни духовного, ни кармического. Он и не давал людям ничего лишнего, он никого насильно и не «благодетельствовал», он никому ничего насильно и не навязывал. Хеллингер предоставлял людям помощь в виде расстановок, но- только тогда, когда они его об этом просили, и- за плату (бесплатная помощь нарушает баланс между «давать- брать», и приносит вред как расстановщику, так и клиентам). К тому же, плата, которую Хеллингер взымал с клиентов во времена «до-мы-с-Софи», была необременительной.

Христос же (повторюсь, что имею в виду не настоящего Христа, о котором мы с вами ничего не знаем, а- канонического, которого мы с вами знаем очень хорошо) лишил людей ответственности за их поступки, и, тем самым,– лишил их возможностей для развития.

Возьмем, для примера, тюменских христиан.

В тюменских христианских семьях приучать детей к ответственности не принято. Воспитанные таким образом дети во взрослом возрасте становятся неспособными ни трудиться, ни зарабатывать деньги, ни содержать самих себя. Становятся же они способны только требовать, чтобы старшие давали им все, чего им хочется, даром: и материальные блага, и духовные, и социальные.

Что касается социальных благ, то дети начинают такие блага от старших прямо-таки требовать, хотя социальные блага- это не то, что человек может требовать, а это то, что человек должен зарабатывать сам. Ни уважения, ни авторитета, ни приоритета- потребовать нельзя, их можно только заработать. Но, поскольку дети зарабатывать ничего не хотят, то они начинают требовать от старших проявления к ним уважения (не проявляя уважения сами), требовать предоставления им незаслуженных привилегий, и т.д. Поскольку себя они считают выше других людей, то себе они позволяют делать все, что угодно, в то время как другим людям делать то же самое в отношении них самих- не позволяют. Они привыкают по любому поводу «качать права», и добиваться того, чтобы окружающие выполняли не те правила, которые приняты во всем обществе, а те, которые устанавливают они сами. Они убеждены в том, что, если они причинят людям вред или, даже, травмы (а с помощью велосипедов и самокатов это делается постоянно),– им это всегда сойдет с рук. И такое их убеждение, действительно, чаще всего, подтверждается.

В «духовном» же плане чада привыкают к тому, что они могут грешить (т.е., нарушать нравственные законы) сколько угодно, и когда угодно. Они убеждены в том, что, когда их грехи «переполнят чашу терпения», и окружающий мир начнет требовать от них за это возмещения, то они легко могут свои грехи «списать»,– заплатив тому или иному «духовному пастырю» энную сумму. И такое их убеждение, действительно, чаще всего, подтверждается.

В Тюмени люди вообще ходят в церковь не за «духовностью», а за тем же, зачем избалованные дети, нашкодив, ходят к влиятельным папашам: чтобы папаши «отмазали» их от ответственности. Церковный Бог, в понимании некоторых людей, подобен влиятельному папаше, который всегда за своего «сыночка» вступится,– что бы тот ни натворил. Это правило, по мнению таких людей, действует даже тогда, когда «сыночек» своего «папашу» не слушается, когда он «папашу» даже презирает, и когда «папаша» имеет, казалось бы, полное право «сыночку» отказать.– Но такое их убеждение, чаще всего, действительно подтверждается, потому что такое убеждение распространено не только среди прихожан, но и среди церковнослужителей.

Многие церковнослужители тоже относятся к Богу потребительски, а к другим людям- высокомерно. Не знаю, можно ли это сказать обо всех церковнослужителях, но другого опыта общения с церковнослужителями ни у меня, ни у моих знакомых просто не было. Когда кто-нибудь из нас обращался в церковь за духовной помощью, то натыкался он всегда не на «благость», не на доброту, и не на духовность, а на нечто такое, что церковнослужителям, кажется, вообще бы не пристало. И почему-то никому из нас ни разу не «свезло», хотя тюменская молва и доносила до нас рассказы о том, что кое-кому из тюменцев в этом отношении, бывало, и везло. Рассказывали, что был в Тюмени один батюшка, который долгое время пользовался всеобщей любовью и уважением. Но затем об этом батюшке начали рассказывать плохие вещи, и начали говорить о том, что и он пользоваться доверием прихожан перестал. Похоже, что это какое-то всеобщее правило: любой церковнослужитель, каким бы скромным и сердечным он поначалу ни представлялся, рано или поздно начинает «возноситься», и начинает обращаться со своей паствой заносчиво и презрительно.

А вот Хеллингер был скромен всегда, и никогда над другими людьми «не возносился»: ни тогда, когда он был никому неизвестным рядовым церковнослужителем, ни тогда, когда он стал всемирно известным и уважаемым психотерапевтом.

В свое время Хеллингер написал свою книгу о Боге, которая называется «Богомысли». Эта книга рассказывает не о христианском Боге, а о том Боге, который живет в душе каждого человека: о том Боге, которому не нужны раззолоченные церкви, глянцевые священники, и гламурные богослужения, а нужен только свой собственный ум и честность; а еще нужны- доброжелательность к людям, и «расположенность ко всему сущему,– такому, какое оно есть»⁴ (т.е.– не к такому, каким сущее выглядит в общественных клише, а к такому, каким оно становится, когда люди смотрят на него непредвзято).

Хеллингер считал, что понять Бога невозможно, а можно только почувствовать его сердцем. Хеллингер считал Бога непознаваемой Высшей Силой, которой люди, в силу ограниченности человеческого сознания, приписывают свои собственные побуждения и желания, в виде, например, стремления карать, миловать и награждать. Но на самом деле,– полагал Хелллингер,– эта Сила ничего общего с людскими измышлениями не имеет. Взаимодействовать с этой Силой можно только с открытым и ясным сознанием, исключив любые предвзятые установки, и опираясь, при этом, не на христианскую мораль, а- на нравственность и на внутреннюю честность.