Рассвет (сборник)

Теперь Барабанов решил отвести под лук и чеснок всю неполивную часть Козьей балки, совсем вытеснив оттуда картошку.

Целую неделю возили навоз. Потом за четыре дня Степан его глубоко припахал. Матвей Лукич, по щиколотки увязая в рыхлом черноземе, ходил, прикидывал в уме, сколько дохода принесет этот золотой участок в следующем году…

…В воскресенье Матвея Лукича и Стукалова вызвали в областной центр на двухдневное совещание. Выехали они рано, чтобы быть в городе к двенадцати часам.

«Победа», подпрыгивая на ухабах, медленно, словно наощупь, ползла по разбитой грейдерной дороге. Секретарь сидел сзади, его бросало из стороны в сторону. Кузов скрипел и перекашивался, от чего правая передняя дверца открывалась сама собой, и Матвей Лукич, ругаясь, раз за разом закрывал ее. Внутри машины было полно пыли.

— Сядь хоть вперед, придерживай эту чертову дверцу! — попросил Матвей Лукич Стукалова. — Я же машину веду…

— Не могу, Лукич, сидеть впереди. У меня голова кружится, когда вижу, как бежит дорога, — сдерживая улыбку, проговорил Стукалов. — Из-за этого и отказался от работы в южнобережном колхозе. В горах-то еще больше укачивает…

— Тоже мне, гимназистка!.. Голова у него кружится. А мне что, разорваться? Баранку крути и дверцу держи! Закрой глаза или кепку надвинь, тогда можешь не смотреть, а то сел там, словно принц.

— Меня и тут выворачивает… — зажал Стукалов рот рукой, чтобы не засмеяться. — Вот чего не могу терпеть, так это самолета, а на корабль только издали взгляну, и сразу тошнит.

Стукалов, зная, что дверца будет открываться, нарочно сел сзади и теперь разыгрывал Барабанова.

Матвей Лукич что-то недовольно пробурчал и прибавил газу. Машина рванулась вперед, но тут же подпрыгнула, кузов заскрипел, а Матвей Лукич щелкнул зубами и выругался.

— Всего два года машина отбегала, а уже на свалку просится. Чертовы дороги! — пробормотал он.

— Ремонтировать надо, — сказал Стукалов и повалился на левый бок, больно ударившись локтем.

— Умный ты, я вижу… Ремонтировать… — со злой иронией протянул Матвей Лукич. — Тут вон воду допотопным способом достаем.

Он сердито плюнул и взглянул на степной колодец, надвигавшийся на них впереди.

— Это не оправдание. Вон дорога, ведущая в колхоз имени Калинина, почему-то ровная, а мы на своих машины калечим.

Они миновали развилку, где сходились два пути.

— Да ты что, разозлить меня сегодня решил? — возмутился Матвей Лукич, жалея, что не может повернуться лицом к Стукалову.

— Зачем?.. — беззвучно смеялся Иван Петрович. Глаза его блестели. — На злых, говорят, воду возят. Мне кто-то рассказывал, Ховрах кажется, что кобыла у деда Якима в молодые годы очень сердитой была, потому ее и определили бочку возить до кончины. Я серьезно говорю…

— Серьезные люди так не говорят…

— Почему?

— Потому что они имеют привычку сначала думать, а уже потом говорить. А ты говоришь черт знает что! Думаешь, я в зеркало не вижу, как ты зубы скалишь, дурака из меня делаешь. Решил разыграть старика?

— А я не разыгрываю! — с лица Стукалова сползла улыбка. Он нахмурился. — О дорогах мы тоже должны беспокоиться, а то и новую машину, которая придет прямо с завода, придется ставить сразу на ремонт после наших асфальтов.

За чигирем путь был лучше, и машина покатила быстрее.

— Знаешь, насколько мы укорачиваем жизнь машины? — продолжал Стукалов.

— Знаю, знаю, знаю! Чего ты ко мне прицепился, как репейник к овечьему хвосту?! — действительно разозлился Матвей Лукич. — У меня район и сельсовет за эту чертову дорогу с шеи не слезают, а тут еще и ты подпрягаешься! Суешь мне под нос колхоз имени Калинина! У них земля компактная, одним куском, и все дороги — до федеральной трассы, всего пять километров. А ты бы, умная голова, поинтересовался нашими земельными угодьями… Хоть бы на план посмотрел, увидел бы, какими аппендицитами вытянулись они на целых тридцать километров. Вот и попробуй все дороги упорядочить. И кой черт так планировал, чтоб его самого аппендицит схватил!

Матвей Лукич затормозил немного и свернул направо, пропуская встречные грузовые автомашины. В кузове первой, горланя песню, ехала молодежь школьного возраста, две другие были загружены саженцами.

— Куда это они? — с тревогой спросил Матвей Лукич и, остановив машину, открыл дверцу.

— Наверное, в колхоз имени Калинина, — также с завистью ответил Стукалов и нахмурился. — Они уже к себе и агронома-садовода пригласили на работу…

С минуту Барабанов и Стукалов прислушивались к песне, смотрели вслед машинам, скрывшимся в рыжем облаке пыли.

Глава тридцать пятая

Кончалась третья неделя с тех пор, как Галина вернулась из города, а от Льва Тимошина даже весточки не было.

«Неужели подведет? — с тревогой думала она. — Договорились, что он позвонит или же письмом сообщит, как там дела. И вот молчит».

Она понимала, что за неделю нельзя насобирать солидную сумму, но нетерпение разжигало ее. Все газеты писали о том, что начались осенние посадки.

В начале третьей недели решила: «Если до воскресенья никаких известий не будет — надо ехать в район и оттуда связаться со школой». Она уже звонила в ближайший питомник и договорилась, что там оставят для колхоза две тысячи саженцев.

В воскресенье, часов в двенадцать, в свинарник влетела Настя.

— Приехали!

— Кто?

— Ну, эти, как их… Школьники из города! — выдохнула она.

Галина быстро сорвала с себя фартук и, увидев в дверях свинарника Леву, бросилась к нему.

— Наконец-то! Я уже думала, что все сорвется… Ну как, рассказывай, собрали сколько-нибудь?

— Конечно! Более семи тысяч рублей заработали. А поработали как! Словом, две машины загрузили, — удовлетворенно проговорил он.

— Какие машины? — не поняла Галина.

— Грузовые. Вон, посмотри! Почти две тысячи штук — один в один. Еле уложили.

На дороге стояли две автомашины с саженцами. Возле третьей толпились школьники. Их окружили сельские парни и девушки, а также пожилые колхозники. Толпа росла.

Возле первой машины остановил свою подводу и дед Яким.

— А я с питомником договорилась… Думала, что вы только деньги привезете, — растерянно проговорила Галина.

— Так саженцы же лучше! Вот они — бери и сажай! Не стоит переживать, — весело ответил Лева и направился к машинам. За ним пошли Галя с Настей.