Рассвет в забвении

– А я, наивный, всё жду, когда ты носом клюнешь в свою кружку, – смеясь заговорил Джим, прижавшись удобнее к подушкам.

– Тогда я разозлюсь, а ты окажешься единственным, кто попадётся мне под руку в этом состоянии, – ответила Леони, зевая. – Но, на самом деле, самое настоящее зло – это болезнь, – рассеянно заключила она.

– Думаешь? Не уверен. По мне, так самое настоящее зло – это люди.

– Очень жестокое умозаключение, – Леони нахмурила бровки и сосредоточенно посмотрела в глаза Джима. – Да, полно плохих людей, да что там – ужасных людей – но я склонна считать, что нельзя стыдиться того, какие мы есть… Я хочу сказать, что мы хороши такими, какими созданы, а наши недостатки – наша уникальность.

– По твоей теории выходит, что, скажем, маньяки, педофилы и тому подобные – это уникальные и оригинальные создания, их недостатки не стоит осуждать? – он её испытывал.

– О боже… Перестань, ты говоришь пугающие вещи… – Леони, оживившись, тотчас совсем проснулась. – То, что ты перечислил, – скорее, болезни, которые родились у людей в социуме. Всегда есть причина, какая-то психологическая травма, вряд ли плохое с людьми происходит просто так.

– То есть ты не веришь в чистое зло? – ухмыльнувшись, спросил Джим и в упор посмотрел на свою собеседницу. – А я слышал и читал про множество примеров, когда даже в счастливых семьях росли будущие убийцы и преступники: некоторым просто скучно и хочется извращённой забавы…

– Я не верю в это, – оборвала она его. – Так или иначе, есть какое-то отклонение, какой-то момент, который перевернул сознание человека, а изначально он чист, – её голос звучал почти жалобно. Чувствовалось, как Леони боялась усомниться в своих убеждениях.

– Да ты филантроп, Леони. Я даже завидую тебе, что ты думаешь именно так. Наверное, никогда не потеряешь веру в людей.

– Так всё, хватит! Эта тема не самая подходящая для утра, – она попыталась рассмеяться, боясь угнетающей атмосферы этого странного разговора. – Мне пора на работу, надеюсь, что тебе сегодня лучше.

Она провела в квартире брата наедине с его другом ещё пару дней. За это время она узнала Джима немного лучше, да и он перестал упрекать себя за интерес к частым долгим разговорам с этой девушкой по вечерам.

***

Он брёл по улице совершенно один, в руках держал телефон из своего секретного дипломата: устройство было запароленно. Что же там хранилось? Наверняка там ответы на десятки его вопросов, пусть и не на все. Чем насыщеннее становились его чувства, его новая жизнь, тем болезненнее его истязали помыслы о прошлом. Ему, как в детстве, хотелось зажмуриться – главное посильнее – и никакая бы работа мысли его более не мучила – никаких самоистязаний, никакого хаоса, и чтобы он помнил свою прошлую жизнь такой, какую он себе много раз фантазировал.

Близилась ночь, упала тень, пожирая последние отблески закатного солнца, воздух разрядился, увлажнился и насытился запахами трав. Джим остановился, душевные метания, разрывающие на части его рассудок стихли; раздалось стрекотание кузнечиков. «Пора бы двигаться к дому, иначе вернусь совсем в ночи».

Он поднял голову, ему вдруг отчаянно захотелось искать ответы где-то вне этого города, где-то чуточку выше. Он забылся…

Над его головой торжественно раскинулось дерево, а над деревом, ещё дальше, целый небосвод. По грязно-голубому небу медленно плыли розовые облака, сталкиваясь друг с другом, образуя невиданные полотна, словно невидимый мастер орудовал над своим новым живописным шедевром. Вблизи, у самого лица Джима, пролетел ночной мотылёк и запорхал ввысь, окружающие звуки усилились. Он ощутил себя ребёнком, который впервые огляделся и увидел эту красоту. «Замечал ли я всё это раньше, тогда? Видел ли я красоту в природе, в жизни? Знали ли я вообще что-либо о красоте?.. А знаю ли сейчас? Ведь я никто, по сути у меня нет лица и нет души, которой без воспоминаний быть не может… Да и хочу ли я что-то знать? Вряд ли. Ведь всё вокруг – ненастоящее, придуманное людьми, всё это обман, игры друг с другом, каждодневное самоутверждение, а живём мы по сути лишь для того, чтобы засвидетельствовать величие небес – вот и всё».

Если бы ему сейчас, в его размягчённые мысли, пришло воспоминание о том, что раньше его едва ли волновал полёт какого-то мотылька, что подобное ему виделось мелочным и жалким, что играть в жизнь нужно напротив – по-крупному и жёстко – то он, вероятно, застрелился от осознания собственной наивности.

Но сейчас он не был Джеймсом Мориарти, злодеем-консультантом, одержимым Шерлоком Холмсом, он был просто Джим – Джим, который посмотрел на небо.

***

США, Нью-Йорк, год спустя.

– Я так много хочу тебе рассказать, на самом деле, но произносить это вслух больше сил нет.

– Я не давлю на тебя, Ли, если не хочешь, не говори: обсудим во всех подробностях потом эту тему, когда твои любовные терзания улягутся.

Леони сидела в просторной и светлой гостиной нью-йоркской квартиры своей старой подруги, с которой не виделась почти два года. Недавние события жизни изрядно потрепали мисс Маллиган: как у всех брошенных мужчинами девушек, у неё был отрешённый взгляд, воспалённые глаза и тихий, медленный, очень скучный на слух голос. Во всех её телодвижениях чувствовались усталость и апатия, даже в том, как она наклоняла голову на плечо, пока разглядывала кружевные шторки на вытянутом в длину окне.

Дебора, её подруга со школьной скамьи, работала в Нью-Йорке в адвокатской конторе, муж её был банкиром – состоятельный и надменный человек, но весьма щедрый в семье и с близкими родственниками.

– Да нет, Деби, я хочу… я хочу говорить. Я лгу. У меня скорее сил нет рот раскрывать, а поговорить-то я не против, – Леони с тоской уставилась в чашку с чаем, стоящую на фарфоровом блюдце. – Как я и сказала, у нас было всё замечательно где-то месяца три… Мы много путешествовали, мне казалось, что впервые в жизни я встретила мужчину, с которым я не просто желаю быть рядом, но и не пожалею о своём выборе, – она тихонько всхлипнула. – А потом эта записка в пустом номере отеля: «Не ищи меня, забудь обо мне»… Понятия не имею, что вдруг взбрело ему в голову после того, о чём мы говорили так часто, после того, что мы планировали. Он бросил меня одну, в чужом городе, в чужой стране.

– Хорошо хоть, что карту свою оставил, – прагматично заметила Дебора, лицо её выражало сопереживание и одновременно злобу.

– Перестань, Деби, он же меня не использовал ради денег. У него просто что-то случилось, что-то, видимо, перещёлкнуло в его сознании, что он внезапно решил оставить меня и все наши планы на совместную жизнь, – Леони хотелось оправдать его. – Я его не видела уже три недели, даже не знаю, где он, что с ним.

– Может, посмотрим фильм? Я так хочу, чтобы ты отвлеклась от этих мыслей. Он козёл, как все мужики – и хватит на том, – Дебора поучительно приподняла руку ладонью вперёд.

Но едва подруга включила телевизор, на первом же новостном канале нарисовалось знакомое до боли лицо.

«Джеймс Мориарти» – значилось в новостной полосе под фотографией Джима. Её, её Джима!

Леони отчаянно вскрикнула, выронив чашку из рук, и закрыла ладонью рот, глаза её сверкнули от ужаса и боли.

Когда-то давно она слышала об этой английской нашумевшей истории от коллеги, но не интересовалась ею, не видела и фотографий знаменитого сыщика Холмса, и уж тем более злодея-консультанта Мориарти. В это мгновение ей всё стало ясно, стали понятны её давешние тревоги относительно прошлого её любимого мужчины, о котором он почти не говорил, да и не столь хорошо помнил его. По крайней мере, он так утверждал. «А если он и в самом деле ничего не помнил о себе? Что если и оставил меня лишь потому, что внезапно его память вышла наружу?.. Ох, как страшно! Почти физически невыносимо!»

– Ли, милая, это ведь он! – испуганно заговорила Дебора, выпучив глаза. – Вот в точности он, ты присылала фотографии…

Обе подруги умолкли, и комнату объяла пугающая, гнетущая тишина. Лишь дневной свет проникал в комнату и игриво бегал по стенам – совсем не сочетался с тревожной атмосферой, воцарившейся в квартире.

– Я ничего этого не знала… – шёпотом и в окончательном бессилии ответила Леони, и по её щеке покатилась крупная прозрачная слеза.

Подавив в себе крики и рыдания, Леони вскочила с дивана, второпях приводя в порядок растрепавшиеся локоны причёски и надевая жакет. Она буквально вылетела в коридор, спешно обувая туфли, не помня себя, задыхаясь, а сердце её пропускало бешеные удары. Она не понимала, что именно хотела найти там, куда собралась бежать, чего именно ожидала увидеть. Ей было страшно, но неизвестность была страшнее, разрывала рассудок в клочья.