Рассвет в забвении

– Хотя знаете, идите сегодня пораньше… – отрешённо бросила Леони Эвану и Джули, направившись в сторону Джима.

Плавными, кошачьими шагами она подошла к своему приятелю и сладко-сладко, но до омерзения очевидно наигранным тоном сказала: «Я тут вспомнила, что могу всю свою работу перенести на завтра, ничего страшного в этом не будет. Так что да, я пойду с тобой поужинать», – она ласково провела рукой по его волосам на макушке.

Театральное представление удалось на славу: Эван и Джули удивлённо обернулись в их сторону.

Это странное действо было почти унизительным, но Джим не намерен был сдаваться или упасть духом, поэтому, подавив в себе гордость и себялюбие, он легонько кивнул Леони в знак согласия, хотя во взгляде его уверенно читалось: «Я всё понимаю, милая, не делай из меня дурака».

Дома Джиму не было покоя, он бегал из комнаты в комнату, приводя себя в надлежащий вид. Недолго думая, он надел деловой костюм: «Что за клоунада? Такое чувство, будто я иду туда важничать, а в этом прикиде я буду выглядеть попросту глупо – миллионер без миллионов – вздор, а не внешний вид! Я бы, во всяком случае, мог упиваться ломаемым ею представлением, поддержать эти глупые, жалкие попытки моей Леони самоутвердиться и якобы отомстить равнодушному возлюбленному… Где же тогда моё остроумие и ловкость ума? Я могу разрушить её убогий сценарий, это будет так легко, так грандиозно! Пусть она и не узнает о том, как я буду ликовать в душе. До чего же я люблю хитрить! О, как обожаю, когда люди думают, что провели меня! Они и понятия не имеют, что настоящая власть та, которую не видишь и не ощущаешь».

Джим так увлёкся своими думами, что упустил мгновение, когда его лицо в отражении вновь поддалось невиданным метаморфозам: с зеркальной поверхности ему вновь скалился и ухмылялся незнакомый человек с безжалостными глазами чёрно-карего цвета.

Они сидели в ресторане, и добротную часть вечера Леони говорила всякую чепуху, а её обычно сангвинические движения и жесты, были сродни истерическим метаниям. К тому же она пригубила пару бокалов красного вина, нервы её были расшатаны. Джим явился на ужин в костюме, хотя и чувствовал себя в нём неуютно. Поначалу он поддерживал их вздорную беседу, но постепенно его первоначальный пыл угас, Джиму уже не хотелось молчаливо смеяться над Леони – ему стало её жаль.

– Леони, – перебил он одну из её тирад, – Леони, если ты не перестанешь нести всю эту чушь, я уйду: прекрати, пожалуйста, – мягко сказал Джим и положил ладонь на её руку, которая покоилась на столе.

Она умолкла, вразумив, что ему каким-то чудом удалось уловить истинный характер её настроения. Леони с гонимым отчаянием посмотрела на Джима, и губы её дрогнули.

– Знаешь, в чём твоя истинная проблема? Ты не женщина для своего Эвана – ты танк: всё, что попадается на твоём пути, безжалостно ровняешь с землёй. Хочу тебя огорчить: даже таких уравновешенных и тихих, как твой принц в очках, это бесит и отталкивает.

– Хватит говорить мне эти непонятные вещи, – без особого упорства оборонялась Леони, тихонько высвободив свою руку.

– Наш разговор сегодня будет хотя бы гораздо осмысленнее и продуктивнее, если ты перестанешь разыгрывать этот жалкий цирк, – ни разу он ещё не говорил с ней так откровенно и жёстко. – Что такого необычного или постыдного в том, что женщина влюбилась в мужчину? Поверь, ты даже с нашим простофилей Теренсом не сможешь обсудить это, но я тебя выслушаю. Быть может, даже предположу причину твоих бед.

– Да, я без ума от него, – сдалась Леони и прикрыла глаза с ощущением снятого камня с души. – Только не нужно мне давать каких-либо глупых советов или жалеть меня, – она заговорила серьёзно и с толикой враждебности.

– Давать тебе советы? О, девочка, поверь, это последнее, чего я хочу! – его глаза блеснули, и Джим иронично оскалился. – Таким женщинам, как ты, советы негоже давать: они должны своим лбом сами прошибать стены. Всё, что я хотел сказать как мужчина – ты не очаруешь его, если будешь прессовать. А выглядит это просто ничтожно: дружелюбие твоей натуры негодует, а самодостаточность мечется из стороны в сторону, не хочет уступать добровольному подчинению, – он умолк на несколько секунд. – Не скажу более ничего об этом, всё остальное уже будет теми самыми злосчастными советами.

– Борюсь с диким желанием вмазать тебе по наглой роже, – грустно захохотала Леони. – Но ты прав, негодяй! – шепнула она, качая головой. – Прости, что бессовестно использовала тебя. И если ты не будешь против, мы можем уйти отсюда и поехать в какое-нибудь менее вычурное место.

– Я не буду против.

– Хорошо. Можем поехать ко мне… только не подумай ничего такого! – Леони в стыдливом протесте замахала руками. – Всё прилично и по-дружески.

– А я уж было понадеялся, – шутливо ответил Джим.

Они отправились пешком, но в дороге попали под проливной дождь. Леони, визжа как девчонка, прыгала через лужи, держа за руку Джима, и заливисто смеялась. Темнеющее небо пожирали кучевые, тяжёлые облака, обволакивая небосвод уныло-серой пеленой, из которой на тоскливую землю падали крупные капли. Порывистый ветер настойчиво трепал волосы Леони, разделяя их на влажные пряди. Воздух разрядился, стал тяжёлым, вобрав в себя терпкий запах стволов и асфальта. Лицо и руки Джима обдавало мокрой прохладой, и только пальцы его спутницы, горячие и цепкие, испускали жар её тела, радушно отдавая его Джиму.

Все его мысли растерялись, нервы пребывали в эйфорическом хаосе, который ему чудился покоем и упоением. Тяжёлое ощущение фальшивости и пошлости ситуации сменилось детским восторгом, желанием фатических бесед.

Они не говорили сейчас об Эване и о сложности чувств Леони к нему, оттого этот парень словно испарился из этого мира, и ревность Джима, прикрываемая иронией, также ушла.

Родители брата и сестры Маллиган оставили детям двухэтажный дом на окраине города, но Теренс три года назад предоставил его целиком Леони, так как внезапно захотел самореализоваться с нуля. Не так давно Леони на деньги своего любовника сделала в доме роскошный ремонт. Ремонт остался, а вот до дружка со времени их последней ссоры девушка так и не смогла дозвониться.

Вошли оба молча, и только на пороге расцепили руки; Леони с любезностью суетливой хозяйки стала искать гостевые тапки, а Джим, прислонившись к стене коридора, отчего-то самозабвенно и тихо захихикал. Мисс Маллиган вопросительно уставилась на своего гостя, вздёрнула бровки и имела решительность понять, отчего ему стало так весело. Через несколько секунд он успокоился.

– А у нас собака теперь есть, – медленно шепнул Джим в тишине тёмного коридора.

– Вау… Теренс мне ничего не говорил про животину. Хотя он в последнее время часто ни с кем ничем не делится: как будто женитьба сделала из него затворника; но впечатление у меня такое, что это всего лишь позёрство.

– Хм, неужели ты наконец-то это заметила? А я уж было решил, что я один насквозь вижу, что свадьба была убогой фикцией.

– Погоди, погоди! – изумилась Леони. – Я вовсе не так думаю. Я просто думаю, что Теренс заигрался в брак, но не в чувства: он любит Тину, пусть и не показывает этого в полной мере.

– Хах, оказывается, ты слепа до брата, – отметил Джим и приблизился к Леони, – а я ложно решил, что ты проницательна. Моё мнение таково, что ты идеализируешь Теренса по многим аспектам, хотя и не стоило бы: я много говорил с ним о Тине – он не любит жену, он, как бы это сказать, – Джим задумчиво запрокинул голову, – исполняет свой гражданский долг, – саркастично заключил он.