Рассвет. XX век

Ораторского искусства Фрейданка на это хватало. Но пламенными речами войны не выигрываются. Если Германия восстанет против победителей здесь и сейчас — её раздавят. К сожалению, размеренная и планомерная работа по возвращению военного потенциала шла вразрез с фантазиями, которыми щедро кормили публику подобные популисты.

Людвиг Бек откинулся на спинку неудобного кресла, заёрзал в нём и в бесчисленный раз спросил самого себя, что он тут забыл.

Всё началось, когда ему пришло письмо от нового владельца Nassauische Rheinhutte [5]. Людвиг не питал страсти к развитию промышленности, предпочтя стезю офицера, а потому нисколько не удивился, когда отец в посмертном завещании передал фирму младшему сыну Вильгельму. Бек верил, что так будет лучше для всех; между собой они сохранили доверительные отношения.

Письмо не оставляло пространства для двойных толкований. Брат объяснил, что ему известно и о создании Arbeitskommandos [6], и о том, чем на самом деле были эти подразделения — частью изощрённых попыток генерала фон Секта [7] обойти ограничения, наложенные на рейхсвер по Версальскому договору. Осведомлённость магната не особо удивила Бека. Он знал, что промышленные шпионы могли раскопать и не такое, хотя некоторые подробности насторожили Людвига. Например, беспечное упоминание Вильгельма о том, что руководил чёрным рейхсвером Фёдор фон Бок[8], а также о контактах фон Секта с большевистской Россией, которые начались задолго до подписания Рапалльского договора.

Нынешний владелец компании открыто признавался, что его и его партнёров, посвящённых в эти детали, пугает сложившаяся ситуация. С присутствием в Висбадене [9] французских и английских солдат они свыклись. Они опасались, что фон Сект нарушит хрупкое равновесие, ополчившись против республиканского правительства — с коммунистической или реакционной повесткой, не так уж важно. Бек, ещё совсем недавно служивший в штабе генерала, прекрасно сознавал абсурдность этих опасений, но своих знаний в чужую голову вложить нельзя. Промышленники боялись восстания — и предлагали Беку дать ответ отрядам чёрного рейхсвера. Иначе говоря, организовать прореспубликанские отделения, которые ни за что не пойдут против текущего строя, — выбрать из кандидатов людей с умеренной позицией, не радикалов, не левых и не правых.

Людвиг быстро сообразил, что они, в сущности, желают создать свою частную армию аналогично чёрному рейхсверу. Финансирование проекта фон Бока шло через неофициальные каналы, однако слухи упорно намекали на непосредственную поддержку предпринимателя Гуго Стиннеса [10]. Тот семимильным шагами захватывал промышленность Германии и экономику Австрии, да ещё и засматривался на Чехословакию, где ему вставляли палки в колёса французы.

Будучи реалистом, Бек понимал, что вряд ли такое предложение сделали ему одному. Более того, его и вспомнили-то, скорее всего, из чувства родственного долга. Остановить процесс расползания немецкой армии на частные лоскуты он не мог, но если он возглавит его, то будет в силах остановить худшее — возникновение ещё одной угрозы рейху.

Особой веры в слова брата о том, что их концерн ни в коем случае не направит винтовки против республики, у Бека не было. Отец хорошо воспитал своих детей, но порядочность других участников концерна вызывала сомнения. В таком случае проще взять командование на себя и отказаться выполнить опасное распоряжение, если таковое поступит.

Людвиг согласился ещё и потому, что в его душе тлела надежда узнать подробнее о тех, кто продаёт секреты рейхсвера промышленным группировкам. Но он ничего так и не выяснил. Во втором письме его снабдили только списком мелких союзов, которые можно использовать для создания условного фрайкора. Чуть позже сверху пришёл приказ о направлении Бека в командировку из Мюнстера в Берлин, — ещё одно напоминание, что в республике можно было купить если не всё, то очень многое.

По пути Людвиг проехал несколько городов, в каждом из которых встречался с людьми, возглавлявшими объединения из списка. Завершился его тур в столице; последним союзом стало «Сообщество взаимопомощи бывшим фронтовикам». Сегодня Людвиг видел Фрейданка второй раз в жизни. Первая их встреча продлилась считанные минуты, когда Бек назначил дату собрания.

Здесь, в зале, переоборудованном из бывшего склада, царили примерно те же настроения, что и везде. Умеренные, если они ещё и остались в Германии, предпочитали не высовываться. Над страной дамокловым мечом нависла угроза нового вторжения. Мнимые патриоты били себя в грудь, демонстрируя решимость разбить проклятых жабоедов. Каким образом они справятся в условиях, когда рейхсвер был лишь тенью прежнего себя, оставалось неясным. Видимо, они собрались завалить врагов телами. «Стальной шлем» и прочие крупные организации снизили планку приёма, поглощая союзы поменьше с огромной скоростью.

Висбаденские промышленники не успели заскочить в последний вагон. Теперь оставался один вопрос: хватит ли сил рейхстагу остудить горячие головы в рейхсвере, чей запал подогревал Стиннес? Казалось бы, ему новая оккупация Рура должна навредить больше всего, но, поговаривали, он старательно разжигал пламя нового конфликта.

Германию ожидали мрачные дни.

Людвиг перестал вслушиваться в речь Фрейданка. Если начистоту, председатель был не худшим из тех, кого ему довелось повидать в течение командировки. Его трёп лишал слушателей дисциплины, манил их несбыточными образами, наполнял детские головы ложными идеалами, однако у Людвига, вероятно, получилось бы укротить его. Такие люди падки на деньги и ради них готовы принять любые принципы — свойство ужасное в обычные времена, но не тогда, когда незыблемость мировоззрения означает твердолобую решимость устроить в стране этнические чистки и обречь её на новое поражение.

Но это не имело значения. Затея магнатов не удалась. Бек посетил мероприятие из чувства долга, чтобы закрыть список. Этот же долг подталкивал его написать подробный отчёт брату с рекомендациями, которые уже не понадобятся. Скоро у родственника прибавится забот, и ему будет не до формирования собственной армии.

Из размышлений Людвига вырвала мелодия. Необычная. Не та, какую ожидаешь на этом сборище. И потому — удивительная.

«Ich bin Soldat». Песня, повествующая о тягостях немецкого солдата и о его стремлении к миру и покою. О том, как его насильно выдернули из дома, отправили проливать кровь и умирать во имя жажды власти правителей. О братстве солдат из разных стран, которые с радостью пожали бы друг другу руки, но вместо этого вынуждены стрелять на поражение.

Мелодия, вкрадчивая, обманчиво простая, стремительно захватила слушателей. Если бы Людвиг верил в магию, то заподозрил бы в исполнителе волшебника. Публика, считанные секунды назад скандировавшая едкие лозунги, притихла. Потом зазвучал первый голос. Хриплый, с отчётливым эссенским акцентом, он принялся подпевать мелодии. Один за другим к смельчаку присоединялись соседи, круг поющих ширился, и вот — весь зал в едином порыве выводил слова. Никого не смущало, что мотив отличался от привычного. Каждое изменение в композиции было незначительным, однако вместе они образовывали мелодию, которая врезалась в душу и гасила пламя воинственности в сердцах собравшихся.

Благодаря стараниям родителей Людвиг получил превосходное классическое образование. Он отлично владел скрипкой, а его мать была выдающейся пианисткой; они часто устраивали музыкальные вечера в своём кругу, на которые приходили родственники и близкие друзья. Это позволило ему оценить играющего по достоинству — с точки зрения собрата-музыканта, а не только слушателя. Новое прочтение — нет, доработка, улучшение мелодии — буквально кричало о том, что за пианино сидел гений из разрядах тех, что рождаются раз в поколение.

Первый ряд имел неоспоримые преимущества. Людвиг хорошо видел выражение лица Фрейданка, сперва замершего в замешательстве, а затем покрасневшего от злости.

Бек вновь обратил внимание на гиганта, сгорбившегося над пианино. Пальцы странного музыканта порхали над клавишами так быстро, что порой было не разобрать движений. С виду он походил на типичного крестьянина из глубинки: огромный, с простоватой физиономией, на которой не отражалась работа мысли, он словно стоял за плугом, а не творил мелодию, от восхищения которой у Людвига захватило дух.