Рассвет. XX век

Владелец лавки перевёл взгляд на своего сына. Тот горестно вздохнул.

— А Ганс, чтобы его черти драли, так и не появился?

— Нет. На отправке мне ещё помогли загрузить, но кто ж потащится на разгрузку в город?

— Пьянь, — сплюнул мясник. — Небось, проигрался в карты, надрался и храпит у дружков. Ничего, мы вдвоём осилим.

Несмотря на самоуверенные слова, двигался мясник с трудом — вместо левой ноги у него был примитивный протез. Тем не менее присутствия духа он не терял. Но присутствием духа не перенести тяжеленные говяжьи и свиные туши в лавку, да и от сына толку было немного.

Я не сомневался, что рано или поздно до какого-нибудь носильщика дойдёт новость о том, что можно подзаработать, оказав услугу мяснику. Вон один уже посматривает заинтересованно с другого конца улицы. Но я оказался возле лавки первым, отчего бы не подсобить? А там, может, и покормят в благодарность за работу.

Я расправил плечи, хрустнул костяшками и под урчание живота двинулся к парочке у повозки.

— Герр мясник, насколько я могу судить, вы оказались в затруднительном положении. Если позволите, я готов прийти вам на помощь.

* * *

[1] Фрайкоры — здесь: добровольческие формирования, образованные из остатков кайзеровской армии после поражения в Первой мировой войне во время Ноябрьской революции. Фактически — частные армии, управляемые бывшими офицерами. Расформированы по требованию сил Антанты. До окончательного роспуска отметились попыткой путча и боями с коммунистами, например, они разгромили Баварскую советскую республику и подавили восстание в Рурской области. Позднее многие члены бывших фрайкоров примкнули к Национал-социалистической немецкой рабочей пертии.

[2] Фельдфебель — должность унтер-офицерского состава в армии Германской империи. Примерно соответствует званию старшины.

Глава 3

Моё предложение — а вернее, то, как я выразился, — привлекло внимание мясника. Он с недоумением покосился на меня. Немудрено: от детины с рожей висельника не ожидаешь гладких речей.

Я вот, наглядевшись на себя в отражении витрины, не ожидал бы. Чудо, если с такой физиономией люди вообще способны внятно разговаривать. О вежливости же и прочих особенностях хорошего воспитания подобные мне крестьяне из далёкого медвежьего угла Германии и слыхом не слыхивали.

Я прекрасно сознавал, какое первое впечатление произвожу. Бугай с печатью неизбывной тупости на лице, которого заворожил богатый ассортимент лавки. Денег у такого, естественно, не водится, но и особых проблем не доставит — чересчур глуп, чтобы замахнуться на воровство или грабёж, такими обычно вертят типчики поумнее, используя дебиловатых верзил в качестве заёмных мускулов. Худшее, чего от меня можно было ожидать, — что я и впрямь запачкаю стекло своими слюнями. Ну а лучшего… о лучшем даже речь глупо заводить, я для мясника недалеко ушёл от лошадей, впряжённых в повозку.

Вот это первое впечатление я и стремился разрушить. Не потому, что воспылал жаждой признания, а потому что хотел есть — и заодно проверить, насколько сильное досталось мне тело. А ещё я отлично понимал, что я — далеко не единственный, кому хотелось бы оказать мяснику услугу и заполучить его расположение. Достаточно выждать ещё пару минут, и тут не протолкнуться будет от носильщиков, готовых заменить загулявшего Ганса. Я обязан выделиться на их фоне, показать, что славен не только горой мышц.

Понаблюдай я за мясником ещё, смог бы отметить дополнительные точки, через которые можно повлиять на его решение, однако — что имеем, то имеем.

— Ишь как заговорил, — усмехнулся мой будущий благодетель. — И откуда такой учёный взялся?

— Да разве учёный? — спокойно, без улыбки ответил я. Для себя я уже уяснил, что окружающие нервничают, когда я улыбаюсь. — Довелось нахвататься по верхам, когда служил денщиком [1] у герра обер-лейтенанта. Он был из вольноопределяющихся [2], с причудами офицер, но любил, чтобы подчинённые приказы схватывали с полуслова.

Усмешка мясника стала шире. Мои намёки ему понравились. И на то, что я служилый — уж верно, не просто так он без ноги остался, Великая война кончилась совсем недавно, надо полагать, оставил он конечность где-то там, на бесконечных полях грязи и свинца. И на то, что я человек понятливый, ведь денщиков-идиотов офицеры не любили и от таковых старались по возможности избавиться. И на то, что попал я к вольнопёру — с кадровыми господами этот номер не прошёл бы, не привыкли они относиться к рядовому солдату как к тому, кто стоит затраченного на обучение времени. Соображаешь? Значит, годен таскать чемоданчик. А если нет — милости просим в окоп к остальным, мочить ноги в слякоти.

У этого признания была и обратная сторона. Как подсказывала бессовестно позаимствованная память Макса Кляйна, солдаты в массе своей ненавидели денщиков.

Часто, если денщик становился любимчиком у своего офицера, он начинал задирать нос. Его могли представить к награде за храбрость, доблесть и отвагу, потому что он великолепно жарил украденных им гусей; в его фляжке не переводился алкоголь, о котором обычные, непривилегированные солдаты только мечтали; он получал консервов столько, сколько полагалось на пятерых, без малейшего смущения курил господские сигареты и объедался шоколадом, заедая его сладкими сухарями. Кроме того, денщики, получая через офицеров информацию о грядущих атаках противника, слыли большими трусами, которые, едва на позиции обрушивались артиллерийские снаряды, хватали офицерский багаж и мчались с ним к самому безопасному блиндажу.

А уж отступали они с преизрядным усердием — поближе к штабу, поближе к обозу, к его двуколкам, прокатиться на которых одно удовольствие, пока сослуживцы сбивают в кровь ноги.

Сколько того было правдой, а сколько — типичным солдатским мифом, зависело от конкретного денщика, однако ж общее заключение о них было неизменным: тварь умная, но скользкая и изворотливая. Уж кому, как не настоящему ветерану, в отличие от пустомели Эрика Флюмера, об этом знать.

Взыграй в мяснике старые обиды, и я не просто останусь без обеда, но мне вдобавок посмеются в лицо. Недолго посмеются — до момента, пока я не улыбнусь, но всё же обидно и неприятно. Но я рассчитывал на явный диссонанс между своим обликом и речью, на яркий контраст, на который падки люди. Они любят загадки. Так почему бы не познакомиться поближе с парнем, который походит на помесь обезьяны и медведя, пока тот таскает замороженные туши? И любопытство удовлетворить, и дело сделать.

Мои ожидания оправдались. После непродолжительной беседы Курт Мецгер, как звали мясника и теперь уже моего нанимателя, согласился принять мою помощь. Оплату мы не обговаривали, я нарочно не стал затрагивать эту тему. Лишь мимоходом упомянул, что не отказался бы перекусить после. Чутьё подсказывало, что Курт не из тех людей, которые отплачивают злом за добро, несмотря на суровый характер, а вот долгие торги над неразгруженной телегой могли подпортить ему настроение — и лишить меня шанса на приличный обед.