Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Оттенок строптивости в интонации второй части предложения – “то есть не спрашивая предварительного разрешения” – отражал растущее сопротивление авторитету Густава Валленберга, проявляемому Раулем за последний год. Различия во мнениях, приведшие к “вспышке” со стороны Рауля во время его приезда в Ниццу в феврале, еще более резко проявились в июне – июле. Рауль недоволен планом обучения, составленным дедом, находя его чересчур негибким. Ему надоело работать практикантом без жалованья, он хочет найти настоящую работу.
Вы едва ли могли не обратить внимание на некоторые опасения, высказывавшиеся в моих письмах в течение этого года и обоснованные тем, что, хотя я полагал, что теперешний план моего обучения, полностью разработанный
Из-за постоянных жалоб Рауля на недостаточную гибкость плана Густав Валленберг идет на частичные уступки. Он, правда, полагает, что лучше было бы “остаться за границей” и после прохождения военных сборов. Но, если Рауль решит перебраться в Швецию, дед поможет ему завязать контакты с высококвалифицированными людьми. Однако это, уточняет он, еще не “окончательная программа”, и, если у Рауля есть лучшее предложение, дед открыт для него. Одновременно он поясняет: если Рауль выберет Швецию, Густав считает свою “миссию” в отношении его образования оконченной, если же Рауль останется за границей, дед будет продолжать оплачивать его расходы.
Рауль со своими друзьями в Хайфе.
Сознавая, что Рауль уже не готов слепо следовать его инструкциям и более всего хочет навсегда вернуться в Швецию, Густав Валленберг имел на вооружении лишь один последний аргумент: девушки и проблемы, связанные с ними.
Единственное, чего я боюсь в связи с твоим приездом домой, – это девушки, не девушки на улице, а девушки в салонах. Связывать себя неразумно. […] Ничто так не связывает молодого человека по рукам и ногам, как работа, пока он беден. Нужно прежде всего обрести независимое положение, годовой доход в 20 тыс. и возможность содержать двух служанок. Иначе тебе нечего будет предложить своей супруге, кроме как самой превратиться в служанку, а это в конце концов неудовлетворительно.
Желание Густава Валленберга “сообразовывать план с обстоятельствами” обрадовало Рауля. Он объявляет, что на этих условиях “готов сотрудничать” и пойти навстречу пожеланиям дедушки в большей степени, чем собирался. “Не хочу скрывать, – пишет он, – в последние месяцы я стал думать, что ради того, чтобы меня услышали, нужно кричать “волки!” громче, чем вынуждают реальные волки”. Что касается беспокойства дедушки по поводу желания Рауля найти оплачиваемую работу “лишь для того, чтобы была возможность тут же” жениться, он сообщает, что прежде всего им движет сильное желание заработать деньги, “желательно много денег”: “Супругу, конечно, я тоже хочу, но, думаю, пока на первое место я ставлю деньги”.
Не нахожу в себе особой склонности к банку
Рауль прежде всего хотел оплачиваемой работы на длительный срок, а не “лишь ради получения знаний”. Кроме того, к этому моменту он пришел к мысли, что работа в банке, по всей видимости, не его конек. После Хайфы он увидел банк как “своего рода идеализированный ломбард”, требующий механической рутинной работы. В банке не требуется такого ума или самостоятельности мышления, как в архитектурной фирме или торговом агентстве. Склонность Рауля к архитектуре, которая интересовала его всю жизнь, была очевидна, но вполне возможно, что он “вовсе не так уж и подходит для банковской деятельности”, признавался он деду. Как по образованию, так и по характеру он сильно отличается от своих родственников:
Сказать
по правде, я не нахожу в себе особой склонности к работе в банке. В директоре банка должно быть что-то от судьи, какая-то невозмутимость, и к тому же он должен быть холодным и циничным. Типичные примеры – Фройнд и Якоб В[алленберг], а я чувствую, что до такой степени не похож на них, что дальше некуда. Думаю, по характеру я более склонен действовать позитивно, чем сидеть за столом и отказывать людям.Домой!
После пяти с половиной месяцев в Хайфе Рауль собрался домой, в Швецию. “Моя мать уже много раз писала мне, что жаждет видеть меня дома”, – сообщал он деду. И далее:
Я склоняюсь к тому, чтобы оставаться за границей до тех пор, пока так определенно лучше и пока это в самом деле дает мне дополнительные знания, которые невозможно приобрести дома, то есть пока это способствует реализации наших планов. Но я настаиваю, что мне нужно больше знать о том, что происходит дома. С другой стороны, я признаю, что Вы правы: хорошо, что скрываешь свои ошибки и недостатки за границей. Но скрытыми остаются и потенциальные способности, и, когда человек наконец приедет домой, его могут встретить скептически.
Польское судно “Полония” покинуло Хайфу 18 августа и через пять дней вошло в гавань Стамбула. В течение полусуток, которые Рауль провел с дедом, дискуссии о его будущем продолжались в том же духе, что и прежде. К этому моменту Густав Валленберг смирился с мыслью, что после своей военной переподготовки Рауль хочет остаться в Швеции, и его пожелание теперь сводилось к тому, что Раулю не следует рассматривать работу в Хайфе как окончательно завершенную. “Пусть это, – считал Густав Валленберг, – будет резервным вариантом, к которому можно вернуться в случае, если будущие попытки немедленно найти место окажутся неудачными”. Продолжение практики в банке у Фройнда, таким образом, переставало быть частью плана, становясь “резервным планом”, дорогой к бегству, если в Швеции дела Рауля пойдут плохо.
Вечером того же дня, 23 августа, “Полония” с Раулем на борту вышла в путь вдоль побережья Черного моря в направлении румынского порта Констанца. Оттуда Рауль поехал дальше на “ужасно переполненном иммигрантами поезде” через Львов в Варшаву. Польша произвела на него смешанное впечатление. Страна выглядит “изобильной и красивой”, но из окна купе видно, что в ней “очень мало дорог или других доказательств прогресса и богатства в провинции”. После Варшавы был Берлин. Во время остановки там Рауль использовал момент, чтобы заехать к “любимой кузине” Май Ниссер, годом раньше вышедшей замуж за графа Энцо фон Плауэна и жившей в замке Визенбург, в 80 км от столицы. Поездка по Германии происходила через несколько недель после летней Олимпиады в Берлине. Увиденное произвело на Рауля впечатление: “Сама по себе нацистская Германия тоже произвела хорошее впечатление, и те, с кем довелось поговорить, кроме евреев, утверждали, что вполне довольны”.
Конец эпохи
Рауль прибыл в Стокгольм в первых числах сентября. Он не был дома около года, и встреча была радостной. Мать за это время купила машину и научилась водить, поскольку родители собирались переезжать во вновь построенную виллу, а с транспортом там было плохо. Ги и Нина так выросли, что по росту почти догнали его самого [10] .
Через неделю после возвращения Рауль выехал на 25-дневные военные сборы в составе королевской лейб-гвардии. Он был в распоряжении командира роты, что, как он предполагал, было “неплохо, поскольку, наверное, менее тяжело, чем в войсках”. Сборы закончились 6 октября. Как писала мать Рауля, служба ему нравилась, и отзывы о нем были прекрасные.
10
Рост Рауля составлял 176 см.