Равновесие Парето

Гвизда давал свое последнее представление.

— И тени башен пали вниз, И тени с башнями слились, Как будто вдруг, и те, и те, Они повисли в пустоте!

Очередная страница сорвалась с пальцев смотрителя, закружилась в воздухе, окруженная искрами. Из чердачного окна стали появляться робкие языки пламени. На первом этаже, вырываясь сквозь треснувшие окна и открытую дверь, пламя бушевало уже безраздельно и полностью. Я с нарастающим отчаянием понял, что старый комедиант обречен.

— Боже мой, боже, господи… — шептал рядом со мной Степанов, сжав кулаки под подбородком.

Илья будто очнулся от столбняка. Он уронил факел, рванулся вперед, к горящему зданию. Но лишь дернулся на коротком поводке веревки, забился пойманной рыбой, срывая ногти о заевший карабин. Заорал с надрывом:

— Рай! Рай!

— Ему не помочь, — навалился на шофера геолог, судорожно отцепляя пальцы хрипящего Ильи от узла веревки. — Не помочь, пойми, не помочь.

У меня к горлу подкатил комок, когда я увидел влажные от слез глаза Степанова, перекошенное лицо шофера.

— Рай! — вновь заорал Илья, борясь с Карчевский. — Да пусти же меня!

Фигура на маленьком балконе пошевелилась, блеснули стекла очков.

— Илья? — донесся голос смотрителя.

— Рай! Прыгай! — Илья с новыми силами забился в объятиях Олега. — Прыгай!

— Уже поздно, — прошептал Степанов. Действительно, Рай уже не мог прыгать. Под ним рвался из окон огонь, рядом раскачивались смертоносные тени. Да и стар он уже для подобных трюков. Даже я понимал это.

— Илья, все хорошо, — голос смотрителя звучал успокаивающе, даже ласково. — Спасибо за все. Ты не один?

— Нет, — подал голос геолог, не выпуская шофера. — Не один. Зачем ты дом поджег?

— Олег? — было видно, что Рай Терентьевич всматривается. — Я должен был это сделать. Я поймал его!

— Кого?

— Убийцу, который похищал людей! — в дыму блеснули зубы старика. Он улыбался. — Худой, высокий. Сам пришел. Я его запер в котельной.

Сзади меня хмыкнул Юдин. Я бросил на него взгляд, но он промолчал, все так же разглядывая пожар.

Смотритель закашлялся, тяжело, взахлеб. Его фигуру на секунду скрыл черный дым, поваливший из чердачного кона.

— Уходите, быстрее! Я вентиль открыл, в любой момент все может взлететь на воздух!

— А как же ты? — заорал шофер.

— Я хочу умереть в миг триумфа! — могильщик замахал руками. — Бегите! Удачи вам, друзья мои!

Гвизда широко улыбнулся, вырвал очередную страницу и помахал нам ею, прежде чем бросить вниз.

— Меж тем как с башни — мрачный вид! — Смерть исполинская глядит. Зияет сумрак смутных снов Разверстых капищ и гробов! —

продолжил декламировать он.

— Надо уходить, — скорее скомандовал, чем сказал геолог, подталкивая нас прочь от ворот. Я ожидал, что шофер упрется, но он лишь часто засопел, заиграл желваками и подчинился геологу. Степанов перекрестил уже скрывшуюся от нас за стеной дыма фигуру старого могильщика, вытер слезу. Ян покачал головой каким-то своим мыслям, сказал:

— Нам нужно спешить. Те, кто бродит во тьме, скоро начнут нас искать. Гробовщик их надолго не задержит.

Меня покоробило слово «гробовщик», да и сам Ян нравился все меньше и меньше. Но свежо еще было страшное воспоминание прошлой ночи, я сам желал быстрее убраться из города. И если для этого нужно было уходить, то так тому и быть.

Мы друг за другом двинулись по призрачной дороге, прочь от кладбища. Никто не оглядывался, лишь диспетчер шептал про себя что-то похожее на молитву. А над нашими головами звучал четкий, бравурный голос Гвизды:

— И в час, когда, стеня в волне, Сойдет тот город к глубине, Прияв его в свою тюрьму, Восстанет Ад, качая тьму, И весь поклонится ему…

Но вскоре стих и он. Мы опять погрузились в ночь, отрезанные от всего мира непонятной метелью, ведомые вперед странным стариком с посохом, освещающие себе путь двумя факелами. Должно быть, сверху, мы походили на светлячков, пробирающихся сквозь бурю. Маленькие светлячки в бурлящем котле.

Мы прошли приличное расстояние, прежде чем звук взрыва донесся еле слышимым громом. Вздрогнул Илья, но не сбавил ход. Тяжело вздохнул диспетчер.

А я мысленно попрощался с Раем Терентьевичем Гвиздой. Хорошо, что он так и не узнает, что в его котельной взорвалась душа города.

Я слышал, что порой скептиками становились самые богобоязненные люди. Но также я слышал, что самые фанатичные последователи — это новообращенные верующие. Видимо, все дело в определяющем моменте, в том шоке, который перечеркивает всю твою прошлую жизнь. Это может быть шок от осознания новых истин, от столкновения с непреодолимыми обстоятельствами. Случается, что этот шок зовется просветлением, а иногда его называют горьким разочарованием. Как бы там ни было, после этого рубежа человек уже никогда не будет прежним. Потому что прежний он ошибался.

Юдин был прав — он действительно умел ходить «сквозь туман безумия». Наш маленький отряд не швыряло из одной части города в другой, дорога не путалось, была привычной и узнаваемой. Старик вышагивал впереди, останавливаясь временами, постукивая посохом по земле и прислушиваясь. В свете факелов он казался мудрым шаманом, который остается вне суетного бытия, где-то вдали от чаяний простых смертных. За время похода он обронил буквально пару фраз, всю остальную дорогу молчал, сосредоточенно всматриваясь вперед. Мне вспомнились истории про колдунов, магов и волшебников, которые овладели тайнами вселенной, могли плести сущее по своему желанию и силы природы подчинялись им. Таким магом сейчас был для меня Ян. Я уверовал в это.

Конечно, где-то в душе я осознавал, что глупо доверяться нелепо одетым старикам. Никогда в жизни я бы не доверился столь странному типу. Пусть когда-то я верил в ясновидящих и экстрасенсов, в ведьм и прорицателей, но те времена канули в лету. Я вырос, я год за годом расставался с мыслью о чудесах. Я стал думать, да нет, я твердо знал, что весь мир — это материальная и познаваемая субстанция. С возрастом я превратился в Краснова, с его скепсисом и трезвым взглядом на жизнь. И сколько же теперь иронии в том, что все возвращается назад? Именно по вине Краснова и с его участия я вновь окунаюсь в мир необъяснимого. И это ломает все мои приобретенные устои.

Я оглянулся. Шагающий позади геолог поймал мой взгляд, задорно подмигнул, мол, все хорошо. Вышло у него не очень уверенно. Даже он, я видел это, боялся. Факел в его руке нервно подергивался, глаза настороженно бегали. И я его понимал. Пусть загадочные чудовища не тревожили нас с самого начала похода, но их незримое присутствие ощущалось почти физически. То параллельно с нами долгое время шел кто-то невидимый, шурша листьями. То сквозь тьму и метель проступать мелкие огоньки, похожие на огни небольшого городка с высоты птичьего полета. То начнут шептать голоса на разный лад, женские, мужские и детские. Обрывки фраз, слов, звуков. Опять и опять, а потом задом наперед. И с порывом ветра все закончиться.