Равновесие Парето

Асфальтированная дорожка появлялась перед нами из черно-серого небытия и вновь распадалась на частицы за нашими спинами, стирая следы. Безумный конструктор, строящий и ломающий свои творения. Человек, остервенело листающий старый фотоальбом в ежесекундной потребности вспомнить события минувшие.

Тьма опускалась незаметно, но неминуемо. В этой метели казалось, будто кто-то невидимый накрывает нас ладонью, желаю прихлопнуть как тараканов. Хотелось вжать голову в плечи и спешить вперед, забиться в щель и переждать ночь в безопасности. Чувство надвигающейся опасности коснулось не только меня, в какой-то момент Илья и Карчевский зажгли по факелу. Чадящий, чуть потрескивающий огонь шумел на ветру, плясал привязанной птицей, притягивая взгляд и гипнотизируя. Тьма контрастом сразу прыгнула к нам, испещренная черным серость неприятно давила на глаза. Насколько факела нам помогут в этой странной пурге, мне даже не хотелось думать.

Я почему-то вспомнил худого мужчину, которого успел заметить, балансируя на подоконнике. Не о нем ли говорил Юдин? Не тот ли это худой незнакомец из рассказов могильщика и шофера?

Не тот ли это, кто на самом деле является виновником всех бед, обрушившихся на этот шахтерский городок? Король Крыс, несущий мифический мор в отдельно взятом месте?

Боковым зрением постоянно казалось, что летающие хлопья и мелькающие тени в серой пурге складываются в узнаваемые фигуры. Но если посмотреть внимательно, то ничего этого не было. Как наваждение. Но это напрягало, заставляло непроизвольно дергаться. Поэтому я опустил голову и вперился взглядом в выщербленный асфальт. Начало стучать в висках. Давление?

Мысли вернулись к загадочному худому человеку. Я признался себе, что по итогам последних часов Юдин оказывался прав во многом, если не во всем. Конечно, не хочется, чтобы во всем.

Но в голову упорно лезут странные моменты. Вот спасение Ильи от теней. Кряжистый Олег тянет изо всех сил, без шуток. Но бесполезно. Стоит мне придти на помощь, как Илья вылетает из лап тварей как пробка из бутылки. Будто они его и не держали.

Или вот уже сам геолог похищен тенями в ночь, неспособный удержаться на месте, умирающий и слабеющий. Но я протягиваю руку, и вот он вновь оживает, встает. И тени ничего не могут со мной поделать, хотя хватают за рукава, дергают.

Я бросил взгляд назад, на Карчевского. Геолог накинул на голову капюшон анорака, лица не видно.

А может и тут прав Юдин? Может, благодаря мне эти люди, бредущие сейчас сквозь метель из воспоминаний и событий, остались живы? И может, я действительно обладаю неким даром?

У меня появилось жгучее желание отстегнуться из цепи, отойти в сторону и проверить свои силы. Если я такой уникальный на самом деле, то вдруг…

Я так задумался, что чуть не налетел на спину внезапно остановившегося Ильи. Шофер вертел головой, будто прислушиваясь. При этом лицо его выражало крайнюю степень озабоченности.

Мы шли вдоль железобетонной стены, которая уходила в серое ничто, с правой стороны угадывались громады домов.

Я хотел было спросить у Ильи, в чем дело, но из серой метели показались Степанов и Юдин. Николай Семенович спросил у присутствующих:

— Вы тоже это слышали?

Шофер коротко кивнул.

— Я ничего не слышал, — сказал сзади геолог.

— Я тоже, — вставил я.

Степанов с Ильей переглянулись. Шофер опять закрутился на месте, вытягивая шею. Юдин стоял рядом, упершись на посох и безучастно смотрел в сторону. Создавалось впечатление, что он вообще не с нами.

— Вроде бы кричал кто-то, — неуверенно сказал диспетчер.

Мы замолчали, вслушиваясь в далекий гул странных Колодцев, в шелест носимого ветром песка, в поскрипывание невидимых деревьев. Странно казалось, что метель, кружащая вокруг нас, оставалась практически беззвучной, а от того воспринимающаяся еще более призрачной и нереальной.

— …Здесь Смерть себе воздвигла трон, Здесь город, призрачный, как сон… —

голос возник ниоткуда, волной вырос до крика и так же стих, будто убавили громкость.

Я встрепенулся. Голос показался мне знакомым.

— …Стоит в уединенье странном…

Вот снова! Но откуда голос? С какой стороны? Не определить! Что твориться со звуком в этой чертовой метели?

Шлейка на поясе натянулась, когда Илья потащил меня куда-то вперед, вдоль забора. Сзади предостерегающе вскрикнул Карчевский. Попятился Степанов, хватаясь руками за репшнур.

— Ты куда это? — окрикнул шофера геолог.

Илья резко повернулся, на его губах блуждала улыбка:

— Это же Гвизда, могильщик! Живой!

Тут я вспомнил голос. Точно! Это же могильщик!

И похолодел, поймав на себе многозначительный взгляд Юдина. И легкий кивок, мол, теперь-то ты понял, что о чем я? Черт возьми, неужели Рай Терентьевич жив лишь потому, что с ним пообщался я?

А шофер уже тащил вперед, вдоль забора. За ним, спешил Степанов. Веревка дернулась и вот уже и Ян шагает следом, мерно переставляя посох. Я не заставил себя ждать, потащил за собой Карчевского.

— Полегче, ломовой, — раздался сзади голос Олега.

Мы почти бежали вдоль забора, который я наконец-то узнал. Этот забор ограждал кладбище с котельной, тянулся вдоль домов окраины. Не так давно я уходил отсюда в святой уверенности в завтрашнем дне. Вот как все обернулось то, однако.

Из полумрака метели в прыгающий свет факелов вынырнул створ ворот с надписью ««Кладбище. Крематорий. Котельная № 3», распахнутые двери. И тут же в нос ударил запах гари.

— …Здесь храмы и дворцы и башни, Изъеденные силой дней, В своей недвижности всегдашней, В нагроможденности теней, Ничем на наши не похожи… —

неожиданно сильный и чистый голос могильщика разносился над округой. Он перекрывал явственный треск ломающихся досок и пощелкивание углей.

— Быстрее! — торопил шофер. Он подбежал к воротам первым, но вот уже и мы рядом…

Огромный огненный цветок, распустившийся среди безликой серой метели. Длинные языки пламени, алыми протуберанцами выстреливающие в ночь. И искры, будто отлетающие души, устремляющиеся ввысь, тающие над головой.

Котельная и дом смотрителя охвачены пожаром. Огонь почти не дает света, он рассеивается в зернистой метели, упирается в черную, шевелящуюся массу теней, обступивших здание. Теней много, они кажутся сплошной массой, которая вливается в темноту ночи. Они стоят на краю видимости, медленно покачиваясь. Они не замечают нас.

— Над этим городом печальным, В ночь безысходную его, Не вспыхнет луч на Небе дальнем, —

вновь разнесся спокойный и торжественный голос могильщика. Из-за плеча застывшего Ильи я смог разглядеть раскрытое чердачное окно, стоящую возле него, на небольшом балкончике, человеческую фигуру с растрепанными волосами. Присмотревшись, я узнал в человеке старика Рая. Лицо его, безмятежное, было обращено к невидимому из-за дыма и метели небу, туда, куда улетали искры от пожара. В руках он держал большую амбарную книгу, в которой показывал мне имена умерших. Время от времени могильщик вырывал лист и легким движением руки бросал его в сторону столпившихся на кладбище теней. Неестественно белые страницы, влекомые теплым воздухом, кружили над головами тварей, то опускались, то поднимались, терялись в метели.