Райская лагуна

Я рванулся без всякой здравой мысли или причины, пытаясь освободиться от удерживающих меня мужчин, но огромный парень преградил мне путь, и все они отпихнули меня назад.

— Боже милостивый, ты что, только что пытался броситься в бушующую реку смерти, солнышко? — Спросил Шон с диким смехом. — Мне действительно нравится твой дух, мальчик. Мне будет еще приятнее, когда я увижу, как гаснет эта искра в твоих глазах.

— Пошел ты, — выплюнул я, и он ухмыльнулся, отворачиваясь к своим людям.

— Сегодня ночью умрет принц-Арлекин! — Шон взревел под очередную волну восторженных возгласов, и у меня кровь застыла в жилах.

Внезапно раздался выстрел, заставивший мое сердце подпрыгнуть, а то, как вздрогнул Шон, заставило меня надеяться на то, что каким-то образом кто-то стрелял в него. Но он просто огляделся, похлопав себя по груди со смехом облегчения, прежде чем указать на преступника.

— Что ж, добрый вечер, Лютер. А я все думал, когда ты появишься. Я вижу, ты получил мое сообщение, — крикнул Шон, и у меня перехватило дыхание от этих слов.

Я обернулся и увидел, что мой отец стоит на крыше своего грузовика, припаркованного за мостом, с включенными фарами, держа пистолет направленным в небо, куда он выпустил пулю, чтобы привлечь наше внимание. Даже отсюда я мог видеть ужас в его глазах, когда он посмотрел на меня, а затем обратно на Шона.

— Папа, убирайся отсюда! — рявкнул я, меня наполнил страх от того, сколько врагов окружало нас.

— Я здесь, чтобы торговаться! — Взревел Лютер, игнорируя меня и разговаривая с Шоном. — Моя жизнь за жизнь моего сына.

— Папа, нет, — огрызнулся я.

— О боже, — рассмеялся Шон, глядя между нами с широкой улыбкой. — Как трогательно, твой милый папочка пришел пожертвовать собой ради тебя. Ты счастливчик, Фокс Арлекин, ты знаешь это? Мой папочка обменял бы меня на бутылку почти приличного виски. Но это твоя слабость, понимаешь? — Шон поигрывал ножом в своей руке, явно наслаждаясь всеобщим вниманием, прикованным к нему. — Вся эта любвеобильная херня — корень всех твоих проблем, потому что, в конце концов, именно такие люди, как я, выигрывают в игре на жизнь. Я буду спокойно сидеть на троне твоей империи, пока ты гниешь в яме под землей, и все это во имя любви.

— Шон! — Лютер снова взревел. — Хватит. Отпусти моего сына и позволь мне занять его место.

— И что же, черт возьми, заставляет тебя думать, что у тебя есть какое-то преимущество передо мной, Лютер? Ты действительно пришел один, как я просил, потому что я пригрозил сделать хорошенькую маску из лица твоего сына? Ты настолько тупой? — Шон дразнил, заставляя напрячься каждый мускул в моем теле.

Я снова посмотрел на папу, отчаянно пытаясь увидеть в его глазах какой-нибудь скрытый план, но он просто выглядел испуганным, как будто действительно действовал из страха и пришел сюда один, чтобы спасти меня.

— Ну, Фокс, что ты скажешь о сделке твоего папочки? — Спросил меня Шон, спрыгивая со своего места и направляясь ко мне с поднятым подбородком. — Ты позволишь ему занять твое место, будешь смотреть, как он умирает, как хороший отец сделал бы это ради своего ребенка?

Я проглотил комок в горле, и слова яростно вырывалось из легких. — Отпусти его. Отошли его отсюда.

— Боже, ты тупой, но очень красивый. — Он поднес нож к моему лицу, проведя кончиком по челюсти, а я остался совершенно неподвижен, ничуть не дрогнув перед лицом этого ублюдка. Я желал его смерти так остро, что это чувство лизала кожу изнутри и звало меня по имени, словно к этому меня призывала сама судьба. Я никогда не дрогну перед ним, я умру как мужчина, я умру за тех, кого люблю. И это будет что-то значить, в отличие от смерти этого ублюдка, когда она придет за ним. Он умрет в одиночестве, не имея возможности сказать, что его любил кто-то, кроме его чокнутой мамаши.

— Может быть, ты хотел бы быть похожим на своего маленького бойфренда, Чейза, а? — Он обвел ножом вокруг моего правого глаза, а затем провел языком по зубам. — Или, может быть, эти мягкие на вид губы, которые были повсюду на моей девочке, должны быть первыми. — Он разрезал лезвием мою нижнюю губу, и я даже не вздрогнул, заставив его выгнуть брови, когда привкус моей крови скользнул по языку. — Вы, «Арлекины», определенно упертые, я отдаю тебе должное. Но это по-настоящему выводит меня из себя. — Он скользнул рукой по моему затылку, улыбаясь мне, как дьявол. — Как чертовски я это люблю. — На слове «люблю» он отвел лезвие назад и вонзил его мне в бок с таким усилием, что с моих губ сорвался крик боли.

Он выдернул из меня лезвие и толкнул меня на землю, сильно ударив ногой в то же самое место, и «Мертвые Псы» зааплодировали.

— Я убью тебя, я, блядь, убью тебя! — Крики моего отца стали ближе, и раздались выстрелы.

— Господи, помилуй мою душу, это было так чертовски приятно, — воскликнул Шон, взмахнув ножом так, что моя кровь брызнула на бетон передо мной.

Со связанными за спиной руками я ничего не мог поделать, кроме как свернуться калачиком, когда кровь обильно потекла по моей коже, горячая, влажная и пахнущая смертью.

— Отойди от него! — взревел Лютер, и до меня донеслись звуки новых выстрелов и крики умирающих, я попытался встать, но безуспешно.

Уходи, не иди сюда. Пожалуйста, не умирай за меня.

Но я не смог произнести эти слова, так как рана в моем боку вспыхнула, словно демон проник в мою плоть и вцепился когтями в мои внутренности, и я изо всех сил пытался не закричать от боли.

— Прекратить огонь! Смерть Лютера моя — держите его! — рявкнул Шон, и мгновение спустя Лютер был брошен передо мной на колени с окровавленным лицом и пистолетом, прижатым к его затылку. Его глаза расширились от ужаса, когда он потянулся ко мне, но Шон шагнул вперед, образовав стену между нами.

— Ну-ну, все, успокойся. Ты только что убил пятерых моих людей, Лютер, — сказал Шон, хотя его слова звучали как-то оценивающе, и он не казался расстроенным этим фактом.

— Ты следующий, — выплюнул в него Лютер, в его глазах горело чудовище. Это был король «Арлекинов», человек настолько безжалостный, что его имя произносили шепотом на улицах Сансет-Коув, и никогда не произносили его слишком громко, боясь призвать его к себе.

Мужчины вокруг нас переминались с ноги на ногу, казалось, жаждая крови, особенно теперь, когда мой отец отправил некоторых из них в могилу.

Прикосновение холодного бетона к моей щеке, казалось, высосало все тепло из моего тела, и когда я начал дрожать, Лютер снова попытался добраться до меня.

— Все в порядке, — прохрипел я, увидев в его взгляде отцовский страх за жизнь сына, наполненный всеми теми годами, что он боролся, чтобы защитить меня, и бессилием оттого, что сейчас не мог этого сделать.

— Ладно, один маленький поцелуй на прощание. — Шон отступил в сторону. — Но поторопись с этим, Лютер, мне не терпится разбить твое сердце в наказание за смерть моего брата.