Раз. Два? Три!
Шрифт:
— Галлеон подкинем? — хором спросили братья.
— Не-а. — Гермиона заговорщически улыбнулась и, высунувшись в окно, выкрикнула: — Джинни!
— Ты достала уже! С Джорджем иди! — послышался с улицы раздражённый ответ мисс Уизли.
— Ого, — выдохнул Фред. — И давно это ты так между нами выбираешь, а? Может, ещё на ромашке погадаешь или, что уж там, по детской считалочке?
— Ты злишься, потому что проиграл, — миролюбиво заявил Джордж, хлопнув брата по плечу.
— Фред, я вовсе не…
— Идите уже, — хмуро бросил Фред. — Но к семи вечера я украду Гермиону, — предупредил он Джорджа. Тот, шутливо отсалютовав ему, схватил девушку за руку и трансгрессировал с нею. Едва только брат и Гермиона исчезли, Фред со злостью шарахнул кулаком
Чёртов Джордж! И надо было ему заявиться в самый неподходящий момент!
Но умом Фред понимал, что Джордж платит ему его же монетой. Сколько раз он сам выслеживал парочку и мешал им? Только, как оказалось, это довольно неприятно.
И Гермиона хороша. Играет с ними, как кошка с мышками. Так больше не может продолжаться. Это унизительно. Пора уже расставить все точки над «и».
Дождаться бы только этих треклятых семи часов вечера, за которые Джордж может успеть трахнуть его любимую девушку.
Но ревность Фреда была абсолютно беспочвенна. За весь день Гермиона и Джордж даже поцелуем не обменялись. Оба склонились над грудой бумаг и папок в каморке бухгалтера и просматривали отчетность, заполняли бланки и перешучивались по поводу той или иной статьи расходов. Как оказалось, «кухня» магазина была гораздо более серьёзной, чем то можно было предположить. Если наверху, в выставочном зале, посетители видели лишь блеск и веселье, то внутри, в полуподвальном помещении кабинета, эти блеск и веселье выливались в нешуточные затраты — и, справедливости ради добавить, грандиозные по своей величине доходы. Мало кто мог догадаться, какое это хлопотное дело, кажущееся таким простым с первого взгляда.
— Что за «фейерверки на площади»? — полюбопытствовала Гермиона, разглядывая один из бланков.
— Рекламная акция, — улыбнулся Джордж. — Показывали часть шоу, чтобы заинтересовать волшебников в покупке «продолжения» и устроения подобных увеселений самостоятельно, например, на домашних праздниках.
— Раззадоривали публику? — лукаво спросила Гермиона.
— Именно.
Не сговариваясь, они снова уткнулись в бумаги.
Бросив задумчивый взгляд на Джорджа, покусывавшего карандаш, Гермиона неожиданно поняла, как же магазин похож на его владельцев. Близнецы Уизли производили собой впечатление веселых и не обременённых интеллектом шалопаев, не утративших с годами юношеского задора, они напоминали собой весь свой магазин. Но, если копнуть глубже, то внутри них прятались ум, серьёзность, рассудительность — как в выставочном зале отдел с серьёзными товарами, предназначенными для Министерства, отгороженный плотным чёрным занавесом. Туда допускались лишь «избранные», и Гермиона чувствовала некоторую гордость за то, что близнецы доверяют ей. От этого становилось ещё и паршиво, ведь ей волей-неволей приходилось мучить и себя, и их.
— Скоро семь вечера, — заговорил молчавший до этого Джордж, отложив папку. — И скоро я должен уступить тебя Фреду. Что ж, надеюсь, тебе не было со мной скучно. В любом случае, Фреду удастся тебя развеселить, я уверен. — В его голосе сквозила горечь. — Знаешь, с годами я начинаю напоминать себе Перси.
— Что ты! Джордж, с тобой безумно интересно и так… спокойно. — Перегнувшись через стол, заваленный бумагами, Гермиона ласково потрепала его по макушке. — Я чувствую, что могу доверять тебе, что ты меня понимаешь. И это очень важно — иметь такого человека, пока мир находится на грани войны.
Перехватив её руку, Джордж поцеловал узкое запястье, чувствуя пульс пробегавшей голубой нитью вены. Что бы там Гермиона ни говорила о спокойствии, ритм был просто безумным. И это отчего-то так приятно осознавать.
Его губы двинулись чуть дальше по запястью, коснулись тыльной стороны ладони, отчего внутри Гермионы словно что-то взорвалось, до того неожиданным и неописуемо приятным было это нежное и небрежное прикосновение. Неотрывно смотря Гермионе в глаза, Джордж перецеловал каждый пальчик. Гермиона судорожно сжимала и разжимала пальцы ног, не в силах удержать
охватывавшую её истому. Судя по лукавому взгляду, Джордж догадывался о её состоянии и продолжал свою медленную пытку, прибавив к этому поглаживание ногой её ноги.Долго сдерживаться Гермионе не удалось. Неожиданно для самой себя она вскочила со стула и, опёршись одной рукой о столешницу, другой притянула к себе Джорджа и впилась поцелуем в его губы. Он тут же ловко сориентировался и потянул девушку на себя. Но, видимо, не рассчитал силу рывка, так как Гермиона рухнула ему на грудь, и стул, на спинку которого Джордж непроизвольно откинулся, грохнулся на пол, утягивая за собой целовавшуюся парочку.
Падение, однако, чувств не остудило. Продолжая целовать Гермиону, удобно расположившуюся на нем, Джордж запустил пальцы в её растрепанные волосы, отчего девушка едва ли не дугой изогнулась, прижимаясь к нему всем телом. Слегка прикусив его губу, она потёрлась грудью о его грудь. Легкий запах её духов сводил с ума.
— Не здесь и не сейчас, — выдохнул Джордж в губы Гермионы, пытаясь подняться. — Я не хочу, чтобы ты потом пожалела о том, что сделаешь.
— Пожалела? — непонимающе округлила глаза Гермиона.
До неё тут же дошло, до чего же развратно она себя ведёт, и девушка, густо покраснев, резко поднялась на ноги и слегка качнулась, опёршись боком о стол. Её руки мяли рубашку, в который уже раз за день постыдно распахнутую. Джордж неловко встал и поправил футболку.
— О, Мерлин, до чего же мне стыдно! — Гермиона закусила губу, чтобы не расплакаться. Сердцебиение и не думало униматься, казалось, Джорджу отчётливо слышен каждый стук своевольной мышцы. — Я… Прости меня, пожалуйста. Я нечестно веду себя, я давно уже должна была отказаться от вас обоих, и… Прости. Я пойду, пожалуй. – В её голосе звенели слезы. — Мне, наверное, лучше уехать…
Она даже не успела отойти от стола, как Джордж резко схватил её за руку и притянул к себе.
— Никуда ты не поедешь, — выдохнул он в её губы. — Я знаю, так нельзя, но я не могу от тебя отказаться. И Фред не может. Что же в тебе такого, Гермиона, что парни из нашей семьи летят к тебе, как мухи на мед?
— Может, это потому, что мне просто нравятся рыжие? — с трудом улыбнулась Гермиона, и в следующий же миг губы Джорджа впились поцелуем в эту улыбку.
Гермиона сама не заметила, как оказалась на столе, на груде отчётов, с таким трудом рассортированных ею и Джорджем, а сам Джордж, чью поясницу она уже обвила ногами, торопливо расстегивал пуговицы её рубашки. Его губы опаляли поцелуями кожу, они прикусывали шею, вырисовывали на коже узоры и припадали к бешено бьющейся жилке, в то время как пальцы Гермионы путались в его волосах.
Стащив с неё рубашку, Джордж подхватил девушку под ягодицы и притянул ближе к себе, усадив на самый край стола. Его бедра непроизвольно двигались, словно бы захваченные страстью молодые люди уже были без одежды и ничто не мешало свершению того, к чему они так долго шли. Гермиона подавалась бёдрами вперед, инстинктивно чувствуя нужные движения, следуя выпадам Джорджа и уже жалея о том, что её руки, обвившие его плечи, не в силах дотянуться до пряжки злополучного ремня.
— Если это только начало, что же дальше будет? — вырвалось у Джорджа.
— Наверное, мы скоро об этом узнаем… — выдохнула Гермиона ему в шею.
Все сомнения и моральные устои отступили перед лицом всепоглощающей страсти. «Какое избитое слово, — отстранённо думала Гермиона, пока пальцы Джорджа пересчитывали все позвонки на её спине. — Это не просто всепоглощающе. Это выворачивает наизнанку, это сносит крышу, да что там, это как ураган, не оставляющий ни единого здания на своем пути… И это нежность, сводящая с ума. Это Джордж».
И от осознания этого хотелось петь. Но единственным звуком, что вырывался у Гермионы, был протяжный стон, сменившийся чередой коротких и прерывистых, которым вторило тяжелое дыхание Джорджа. Это был самый настоящий дикий и безудержный секс, даром что одежда была ему преградой.