Разбитое сердце королевы Марго

Парень уходит, громко хлопнув дверью, и от звука этого Далматова выворачивает наизнанку. Он отключается, а придя в сознание, обнаруживает, что унесли не только деньги. Камера. Телефон. Запонки и зажим для галстука, который он таскал с собой, хотя в том путешествии не носил галстуки.

Она прибралась в номере.

И даже укрыла Далматова пледом. А с той стороны двери повесила табличку «Не беспокоить». Наверное, если бы он тогда сдох, тело обнаружили бы дня через три, когда оно стало бы вонять.

– Все хорошо. – Далматов погладил рыжие мягкие волосы. – Все будет хорошо… я постараюсь, чтобы было.

Он встал.

Ночь на дворе. Ночь – его время.

Зима.

Холод отрезвляет и возвращает мыслям ясность, хотя голова и так ясна. Понятно все… почти все, а оставшиеся мелочи Далматов выяснит.

Он укрыл Саломею одеялом и поднялся.

Переоделся. Открыл кофр, выбрал из дюжины склянок две. Если повезет, этого хватит… если не повезет, Далматов найдет иной способ получить информацию.

Варвара сидела в баре.

Пила.

И была еще не пьяной, но уже достаточно пьяненькой, чтобы бармен поглядывал на нее с плохо скрытым раздражением.

– А! Молодожен счастливый! – Варвара говорила громко, и люди, которых в баре было немного, оглянулись. – Иди сюда! Эй ты, налей… давай, давай… он заплатит.

– Может, вам уже достаточно? – осторожно поинтересовался бармен.

– Я сама знаю, когда мне достаточно! И вообще не занудствуй. Илюшка, скажи, чтобы он не занудствовал. – Варвара надула губки.

– Налей, – велел Далматов. – Я пригляжу.

– Он приглядит… садись… ближе садись, я ведь не кусаюсь… – Она похлопала по соседнему стулу. – Или, может, в номер пойдем?

– Обязательно пойдем. – Далматов сел.

От Варвары несло спиртным, сигаретами, потом, духами. Смесь вышла ядреной, и Далматов поморщился.

– Не нравлюсь? – Варвара надулась еще больше.

– Не нравишься.

– И зачем тогда пришел?

– Присмотреть, чтобы глупостей не натворила. Мне минералку. Без газа.

– Скучная ты личность, Илюшка. – Получив коктейль, Варвара подобрела. Она тянула его через соломинку, глядя на Далматова поверх бокала, и наверное, самой ей собственный взгляд казался весьма загадочным, но на деле она была обыкновенной нетрезвой девицей. – Минералочку пьешь, жене верность хранишь… хранишь ведь?

– Храню.

– Еще скажи, что любишь.

– Почему нет.

– Потому что ты, Илюшка, на любовь не способный… прямо как я…

– А ты, значит, не способна…

– Ну… – Варвара томно прищурилась и провела пальчиком по шее. – Не здесь же нам о любви говорить, верно?

– К тебе?

– Ко мне… только… – Она подняла опустевший бокал. – Задушевные беседы и без выпивки…

– Непорядок, – согласился Далматов. – Что будешь?

– Все буду. – Варвара облизала губы. – На твой вкус…

Полбутылки вина.

Открытой.

И два бокала.

Варвара сползает с высокого стула и нетвердой походкой, вихляя задом, идет к выходу. Далматов за ней.

Лифт.

И попытка поцелуя, от которого получается увернуться, мокрые Варварины губы оставляют след на щеке.

– Упрямый ты… все одно моим будешь.

– Почему?

– Потому что я так хочу…

Она обнимает, повисает на шее, дышит горячо, вызывая одно желание – оттолкнуть. Далматов ненавидит пьяных женщин, но эта… эта нужна.

Пока. Ее номер этажом ниже. И по-своему неплох, только окна закрыты и в комнате невыносимо душно. Варвара падает на кровать и задирает ногу.

– Снимешь?

Туфелька на платформе, каблук-шпилька, чулочки в сеточку, верно, надетые для пущей соблазнительности.

– Нет.

– Илюша…

Вино. Бокалы. И Варвара садится, принимает свой, нюхает капризно.

– Не хочу.

– Пей. – Далматов перехватывает ее белую шейку, такую тонкую, сожми чуть сильней, и хрустнет. Глядишь, когда хрустнет, всем станет легче. Но убивать нельзя.

– Или что? – Она не боится, смотрит снизу вверх, губы облизывает.

– Или я сам волью это вино тебе в глотку.

– Злой…

– Уже говорила.

Она пьет медленно, дразня.

– И что теперь? – Допив, протягивает Далматову бокал. – Я умру в страшных муках?

– Когда-нибудь – несомненно умрешь. Про муки не знаю…

Далматов отпустил ее и руки вытер гостиничным полотенцем.

– Когда закончится это дело, ты исчезнешь. Забудешь про Саломею…

– Иначе что?

– Иначе ты и вправду умрешь в страшных муках.

Варвара хихикнула, то ли она была слишком пьяна, чтобы понять, то ли слишком глупа, чтобы принять угрозу всерьез. Далматову было все равно: он предупредил.

– Охраняешь, Илюшка?

– Охраняю.

– Почему?

– Потому.

Она упала на кровать и руки раскинула.

– Знаешь, на первый взгляд ты нормальным мужиком кажешься… а ведешь себя как влюбленный пацан… может, ты и вправду влюбленный пацан?

– Варенька, если ты хочешь меня разозлить, то зря. – Далматов подвинул стул к кровати. – Давай лучше поговорим.

– О чем?

Она перевернулась на живот и потянулась лениво, по-кошачьи.

Она была хороша и знала об этом. Гордилась. И полагала, будто ничего-то больше от нее не требуется. Наверное, в чем-то была и права.

– Обо всем… например, ты сказала, что любить не способна.

– А что есть любовь? – Варвара легла, положив голову на скрещенные руки.

– Это ты мне расскажи.

– Расскажу… любовь – это зависимость… это когда человек напрочь теряет способность мыслить здраво. Начинает вести себя глупо…

– Как Андрей?

– При чем тут Андрей? – Она покачивала ножкой, с которой медленно сползала туфелька.

– Он ведь был в тебя влюблен… настолько влюблен, что бросил невесту…

Варвара фыркнула: