Разбитое сердце королевы Марго

– Ты его не оставишь?

– Знаешь, что интересно. – Далматов медальон повесил на шнурок, а шнурок – на шею. И прикосновение металла к коже обожгло. – Она до сих пор не появилась.

– Варвара?

Далматов кивнул.

Не было больше ни тоски, ни щемящего чувства утраты, никаких иных чувств, кроме, пожалуй, желания хорошенько выспаться. Эта ночь выдалась беспокойной, как и предыдущая, а днем спать Далматов не привык. И собственные зелья ему не помогут.

– Она должна была обнаружить пропажу. А догадаться, кто прибрал игрушку к рукам, не так сложно. Дальше в ее характере заявиться и устроить скандал, но Вареньки нет. И о чем это говорит?

Рыжая отвернулась.

Ей неприятна была сама мысль о том, что родственница ее вовсе не та беззащитная овечка, которой представлялась. Хотя овечка, как есть овечка…

– Не бери в голову. – Далматов похлопал по медальону.

И все-таки жаль… историческую ценность не доказать, а ведь романтическая история, трагическая история любви королевы Маргариты и опального де Ла Моля, подняла бы цену втрое, если не больше. Людям нравятся чужие трагические истории.

– Одевайся потеплей.

– А ты…

– И я оденусь.

– Варвара…

– Можем заглянуть, конечно, но подозреваю, что ее в гостинице нет.

И подозрения оправдались. Номер пустовал. А портье любезно сообщила, что Варенька соизволила съехать.

– Я все равно не верю, что она… – Саломея подняла воротник.

Буря разыгралась. Метель. Ветер порывистый, северный, куртку далматовскую продувает, а обещали, что она непродуваемая. Вот и верь после этого людям. Под курткой – свитер, который тоже не спасает.

Хороша погода.

Уместна.

Машину замело, и замки заледенели, и Далматов возится с ними, пытаясь пробудить электронное сердце. Получается.

– Давай прячься.

– А ты… – Саломея ныряет в салон, холодный, но хотя бы ветра нет, и то ладно.

– Я скоро.

Очистить лобовое стекло от снега. Мотор завести, чтобы прогрелся. И успокоиться. Почему-то именно сейчас вся затея выглядит бредовой. Но Далматов не отступит. Упрямство – это семейное.

Единственное, он, забравшись на водительское место, делает звонок.

– Вы хотите узнать правду о том, что произошло? – Ни приветствия, ни представления, она узнает и по голосу, ей не так уж часто звонят. – Если да, тогда записывайте адрес. Только постарайтесь подъехать так, чтобы вас не заметили.

Смешное предупреждение. В этой снежной круговерти сложно заметить хоть что-то.

И машина пробирается на ощупь.

Медленно, как же медленно… ветер воет, швыряет в лобовое стекло горсти липкого снега, и память оживает. Ведь уже было так, чтобы снег и буря, ощущение безысходности.

Страх.

Ледяные пещеры. Обожженные руки… серп великой богини, от которой и осталось – имя.

Далматов тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания.

– Тебе страшно? – Саломея повернулась к нему и призналась: – Мне вот страшно. Я вспомнила, как тогда…

– Я тоже.

– Все ведь обошлось.

– Да.

– И на этот раз…

– Наверное. – Он хотел бы пообещать, что и сегодня все обойдется, только не получалось. – Они не привыкли убивать, чтобы лицом к лицу. А это сложнее, много сложнее, чем яда в кружку плеснуть. И у нас есть преимущество. Мы знаем о них правду, а вот они не знают, что мы знаем…

– Далматов, ты сам-то не запутался?

Неловкая улыбка. Хотелось бы пошутить, но шутки не получается.

– Мы за город едем… знаешь, будь я наивной дурочкой, и то бы заподозрила неладное. – Саломея щурится, пытаясь разглядеть хоть что-то в снежной круговерти. – Она вчера сказала, что остановилась у друга, что он в глуши обретается, вот только не говорила, что в такой глуши.

Дорога.

Хмурый ельник, в котором ветер стихает, оставаясь за колючей стеной. Но вой его доносится.

– Но похоже, меня считают более чем наивной дурочкой…

Дорога ухабистая, и машина еле-еле ползет. Озеро открывается как-то сразу. Круглое. Сизое. Схваченное толстым льдом, оно глядится огромным зеркалом, которое утопили в белых сугробах.

Дорогу перегораживает шлагбаум, залепленный снегом. И Далматову приходится выбираться, чтобы открыть проезд. «База отдыха «Турист».

Покосившийся проволочный забор. И дома, утонувшие в сугробах по самые крыши. Старая мачта с древним громкоговорителем. Тишина.

И серой тушей выделяется огромное здание – базы.

– Нам, похоже, туда. – Саломея хлопает себя по бокам и прыгает, пытаясь согреться. Здесь, за городом, мороз особенно ощутим.

– Ждем.

– Чего? – Она не хочет ждать, она хочет, чтобы все наконец закончилось. И Далматов разделяет ее желание, только еще рано.

– Кого… нам ведь нужен свидетель. А вдруг заблудится…

Ждать пришлось долго. И Саломея спряталась в машине, дверцу оставила открытой, все одно салон моментально вымерз. И телефонный звонок Далматов услышал.

– Да… да, конечно, мы едем… – Саломея говорила, глядя на мертвое строение базы. – Но вы же видите, что на улице творится… может, перенесем… нет? Уезжаете? Вы не говорили… надолго? Конечно-конечно… нет, скоро уже будем… тут за городом – настоящее безумие… а где вас там искать? Вы уж извините… кто мог знать…

– Тот, кто читал прогноз погоды, – проворчал Далматов, кляня тот миг, когда вздумалось ему влезть в эту историю. Он похлопал по груди, проверяя, на месте ли медальон. – Волнуются?

– Да. – Саломея убрала трубку в карман. – Илья… я вот тоже несколько нервничаю. Ты уверен, что она приедет?

Далматов ни в чем уверен не был.

Но она приехала.

Крохотная дамская машинка темно-вишневого цвета, именно то, что подходит для лесных прогулок. Полыхнули фары и погасли, а машинка осталась у шлагбаума.

– Видишь? – Далматов отправился встречать гостью, которая сама выбралась. – Рад видеть вас.

– Не могу ответить тем же. – Дама куталась в меха. – Надеюсь, это была не шутка…