Разбуди меня

Тут уже Гермионе не к чему было придраться, и она скромно опустилась на краешек кровати, осматриваясь вокруг. Тео внимательно следил за ней: её природная скованность вызывала в нём почти умиление, но и эта черта характера не могла побороть в Гермионе её главное качество — неуёмное любопытство.

— Где мы? — требовательно спросила она. — Чья это комната?

— Гринграсс-старшей. Ах, нет, она же теперь Забини... Кстати, какова судьба букета? — внезапно перевёл тему Тео.

— Стоит дома в вазе, — Гермиона пожала плечами, вспомнив, какой неожиданностью для неё стал прилетевший прямо в руки букет невесты, и зачем-то добавила: — Засушенный.

Тео усмехнулся.

— Я о том букете, что дарил тебе четыре месяца назад. Он всё так же свеж?

На этот раз Гермиона промолчала, но её полный недовольства взгляд был красноречивее слов. Нотт снова дразнил её, заставляя испытывать неловкость и растерянность.

— Значит, мои чары до сих пор действуют, — самодовольно заключил он и откинулся на подушку, вольготно развалившись на кровати, но при этом даже не коснувшись Гермионы, которая и без того пребывала в смятении. — Так вот, о комнате... Курса с шестого Забини был здесь частым гостем, поэтому все соседки Дафны: Булстроуд, Паркинсон, Дэвис, — он отметил про себя, как от звука этой фамилии помрачнело лицо Гермионы, и по его венам разлилось приятное тепло, — разъехались по другим спальням. Гринграсс никогда особенно не ладила с нашими самопровозглашёнными «принцессами», будь они прокляты...

Он на секунду замолчал, не отрывая взгляда от Гермионы.

Интересно, как ты отреагируешь на правду?

— А ты ревнуешь, — заявил он с лукавой улыбкой.

— Вот ещё! — мгновенно вскинулась она.

Улыбаясь ещё шире, Тео приподнялся на кровати и сел ближе к Гермионе.

— Это очевидно, малышка. А твоё бойкое сопротивление лишь ещё больше убеждает меня в этом, — вкрадчиво прошептал он ей на ухо, вызывая целый сноп мурашек на бархатной девичьей коже. — И мне это чертовски нравится.

Не говоря больше ни слова, Тео одним рывком притянул Гермиону к себе и без лишних прелюдий завладел её губами. Она обвила его шею, бессильная бороться с ним и той жаждой, что мучила её в тайном предвкушении его ласк, а сейчас окончательно окутала её с ног до головы, и ответила на поцелуй с таким пылом, которого сама от себя не ожидала. Тео едва не зарычал, чувствуя податливость Гермионы и слыша сорвавшийся с её губ тихий, полный блаженства, стон; одной рукой он высвободил её рубашку из-за пояса юбки, пробрался под тонкий хлопок и уверенным жестом обнял за талию, прижимая к себе. Её близость, сладость её губ и учащённое дыхание сводили его с ума. Он целовал её горячо, властно, показывая тем самым, что считает себя единственным, кто имеет на неё права. Сунув за ремень палочку, которую всё ещё держал в другой руке, Тео потянулся к пуговицам — правда, на этот раз своей рубашки; он слишком хорошо помнил, как сильно испугалась Гермиона, когда он начал раздевать её в учительской...

Я не повторю этой ошибки. И больше никогда не напугаю тебя.

У самой же Гермионы голова шла кругом от всего происходящего, и вмиг ослабшие руки, обнимающие Нотта за шею, расцепились и легли на его напряжённые плечи, безотчётно их поглаживая; затем опустились ниже, и кончики пальцев очертили контуры ключиц. Оказалось, что прикасаться к Тео невыносимо прекрасно, и хотелось, чтобы эти минуты продлились как можно дольше.

Из памяти, словно заколдованные чьим-то Обливиэйтом, стирались воспоминания о неуклюжих «чмоканьях» с Роном и стыдливых касаниях губ — с Виктором. Теперь в душе Гермионы, её сознании и мыслях был только один мужчина, невероятный, фантастический, который прямо сейчас и прямо здесь держал её в своих объятиях и дарил ей упоительное наслаждение.

Отвлекшись от ключиц, Гермиона спустилась ещё чуть ниже и нежно обвела пальцем ареолу затвердевшего соска, вынудив Тео легонько укусить её, чтобы сдержать рвущееся из горла звериное рычание. Опомнившись, что хватила через край, она просто приложила ладонь к его груди, но и тут её ждало фиаско. Ощущение разгорячённой кожи и выпуклых мышц ударило в голову пьянящим сумасшествием; Гермиона вновь застонала, протяжнее и громче, и Тео понял, что вот-вот переступит грань между самоконтролем и безумием.

— Я хочу тебя... — прошептал он, на секунду прервав поцелуй и выразив в этой короткой фразе всю свою неутолённую страсть. — Хочу безумно.

Не дав Гермионе ответить, он снова вернулся к её губам, целуя их ещё более жадно и неутомимо; его язык нахально проник в её рот, и от него словно повеяло жаром. Всё это было в прямом смысле умопомрачительно, и Гермиона почти ничего не соображала, но когда рука Нотта, по-прежнему находящаяся на её талии, начала медленно расстёгивать молнию на юбке, девушку кольнул непонятный, но очень ощутимый страх. Она резко отстранилась, попятилась и чуть не упала с кровати, сбивчиво шепча:

— Нет, Тео, прости... я ещё не... не готова.

Ему стоило большого труда взять себя в руки, но он справился с собой и, удержав Гермиону рядом, уткнулся лбом ей в плечо, переводя дыхание.

— Даже не знаю, что мне доставляет больший кайф, — сказал он, приказывая своему воображению не дорисовывать дальнейшее развитие только что прерванных ласк, — твоя ревность или то, как ты называешь меня по имени.

— О... — Гермиона, спохватившись, прижала пальцы к горящим губам. Она уже давно звала Нотта по имени в своих мыслях, поэтому было неудивительно, что в такой волнительный момент мысли облеклись в слова.

— А извиняться не нужно. Я подожду... недолго, конечно. Но сегодня даю слово тебя не трогать.

Я ведь знал, что так будет.

Он стянул с себя расстёгнутую рубашку и прямо в брюках забрался под зелёное покрывало.

— Если хочешь, ложись со мной. Если нет, то выбирай любую кровать, которая тебе по вкусу, — он махнул рукой в сторону остальных четырёх точно таких же кроватей. — Но уйти отсюда я тебе не дам — по крайней мере, до утра.

— Но если мы будем в одной постели... ты же...

Его прикосновения и поцелуи не только распалили Гермиону, но и всколыхнули в её памяти тот случай в учительской: от переполнявших её эмоций она никак не могла чётко сформулировать свой вопрос. Сделав глубокий вдох, она предприняла очередную попытку:

— В прошлый раз, когда у нас зашло так далеко, ты меня прогнал в башню Гриффиндора, потому что...

— Едва тебя не изнасиловал, — закончил за неё Тео. — Я всё помню.

Она нервно сглотнула.

— А... сейчас?

— Не беспокойся, — с напускной беззаботностью сказал он, отодвигаясь на край кровати и тем самым освобождая место для Гермионы. — Считай, что я воспитываю в себе силу воли.

Несколько долгих тягучих секунд она кусала губы, раздумывая, какое решение принять.

— Погаси свет... пожалуйста, — наконец вымученно прошептала она; даже голос подвёл её, не говоря уже о собственной «силе воли». Искушение провести целую ночь в объятиях любимого человека было столь непреодолимым, что у неё не осталось шансов.

Деликатно промолчав, Тео взмахнул палочкой, и комната в одно мгновение погрузилась во тьму. Сначала Гермиона не поняла, почему не видно даже дорожки лунного света или приглушённого мерцания звёзд, но потом её осенило: они же находились в самых недрах замка, под Чёрным озером!