Раздел имущества

— Ну, во всяком случае, папа еще жив, — виновато произнесла Поузи.

Пауза.

— Он умер, и вы это знаете.

Поузи пристально смотрела на свой бокал, сердце ее громко стучало, но не из-за мысли о смерти отца, а из-за присутствия рядом Эмиля. Неожиданно у нее возникла смутная догадка о том, куда их могут завести эта близость, разговор и выпитый бренди, и она сказала себе: «Почему бы и нет?» Что ей за дело до почти что эфемерной сводной сестры, которой здесь даже не было? Если вы не можете вести себя как совершенно испорченный человек в такой стрессовый, неестественный период, как этот, то тогда когда же? Сегодня для этого идеальное время, Руперта нет… Мысли ее путались, она старалась придумать, что бы сейчас сказать.

— Мне очень понравилось с вами в постели, — внезапно сказала она, удивляясь своему жалобному элегическому тону. — Как вы думаете, мы не могли бы, в последний раз… Я имею в виду…

Она потом обдумает его выражение лица. Хотел ли он сказать «нет» или «да». С ее-то везением, она этого так никогда и не узнает, потому что к ним приближался Кристиан Жафф. Он наклонился к Поузи и прошептал, что прибыл господин Осуорси, он просил сообщить ей о своем приезде, и не пройдет ли с ним мадемуазель?

— Хорошо, спасибо, — ответила Поузи. Она встала. — Господин Осуорси — это адвокат моего отца, полагаю, мне надо с ним поговорить.

Эмиль кивнул и поднялся вместе с ней. Он мог бы сказать, что подождет ее, пока она не закончит свой разговор с господином Осуорси, но вместо этого он произнес:

— Спокойной ночи. Уверен, завтра мы увидимся.

На его лице было написано совершенное равнодушие к перемене ее эротических планов, независимо от того, чт'o он собирался ей ответить. Выходя из бара, Поузи была уже более чувствительной к тому, что сейчас произошло, — о чем она только думала? — но она простила себя за свою склонность к экзотическому мужу сестры, в каких бы родственных отношениях они ни состояли: все они находились в стрессовой ситуации.

Господин Осуорси стоял у стойки администратора, опираясь на саквояж. Седые волосы и строгая одежда позволяли безошибочно распознать в нем англичанина. Чувствовалось, что он не в своей тарелке. Мокрый от снега, он сохранял на лице сердитое и строгое выражение, как у судебного пристава. Он пожал Поузи руку и спросил, недовольно морща лоб:

— А где же Руперт?

— Здравствуйте, господин Осуорси. Руперт уехал с французским управляющим отца, чтобы вскрыть его сейф для хранения ценных бумаг, пока отец еще жив.

— Вот как? Французы меня изумляют. — Он нахмурился еще более сурово. — Думаю, я выпью виски и пойду спать. Руперт сможет все рассказать мне завтра. В котором часу он вернется?

— Наверное, днем, точно не знаю.

Поузи сообщила кое-какие подробности и не преминула отметить про себя, что, по мнению господина Осуорси, только Руперт мог считаться ответственным человеком в семье.

Господин Осуорси протянул свой саквояж мадемуазель Жафф.

— Нэ моглы ба вы отнэсты мой багаж? — сказал он на чистом британском варианте французского языка. — Je vais аи bar^[72]. Что ж, Поузи, не буду задерживать. Я знаю, как это трудно для вас.

Поузи почувствовала, что ее отправляют в постель, но подчинилась. Она подумала, что ей стоило рассказать господину Осуорси о существовании сестры, а может, он уже знает. Было совершенно ясно, что господин Осуорси видит ее насквозь и, конечно, знает о том, что она хотела переспать с месье Аббу, и помешает и всем остальным ее желаниям тоже. Она долго лежала без сна, надеясь, что Эмиль постучит в ее дверь, хотя ведь он не знал, в каком номере она остановилась, но она знала, что если бы он хотел, то мог бы придумать множество способов это выяснить.

Эми сидела в баре с Кипом и Джо Даггартом. Она заметила Поузи и смуглого симпатичного мужчину. Не знает ли Кип, кто это такой?

— Он был в больнице, — сказал Кип.

— Эмиль… как там его? Я его видел по телевизору, — заметил Джо Даггарт.

Эмиль «Как-там-его» был новеньким. Сегодня за обедом Эми сидела за одним столом с князем, пусть и румынским, и княгиней, пусть и американкой. В этом же национальность не угадывалась. Князь и княгиня, хоть и аристократы, выглядели иссохшими семидесятилетними старцами, у них были черные крашеные волосы, и они говорили по-английски с необычайным оживлением. С ними также обедал и Джо Даггарт. Эми нравилось, что она познакомилась со столькими людьми. Сейчас же она заметила, что на нее смотрят и ей кивают еще несколько обитателей отеля, и у нее появилось приятное ощущение: она не посторонняя и находится среди знакомых людей. Она понимала, что особенно впечатляться тут нечем: этим дружеским отношением она обязана не какому-то своему качеству, а просто тому, что она живет с ними в одном отеле; но ее изумляла простота, с которой можно войти в совершенно другой мир, о котором столько рассказывают. Сможете ли вы в нем остаться и захотите ли это сделать — это уже другой вопрос.

Конечно, она могла бы остаться подольше в том мире, где катаются на лыжах. Сегодня беспокойство, которое нависало над всей долиной с тех пор, как сошли лавины, стало понемногу исчезать, и у Эми временами появлялось то радостное ощущение своих безграничных возможностей, которое и должно быть у лыжников. Одно время в колледже она просто жила лыжами. Как раз тогда — как оказалось, случайно — она и познакомилась с сумасшедшими физиками и гениями от математики, которые потом позволили ей заработать целое состояние. Они тоже были лыжниками. Не раз ей приходилось ночевать на их компьютерной свалке: их квартира была заставлена жесткими дисками и пахла по-солдатски, но они могли вставать в три утра в Тахо, чтобы к девяти уже оказаться на склонах. С тех пор, однако, у Эми не находилось времени для катания на лыжах, и теперь она хотела снова почувствовать то потрясающее ощущение скорости и свободы, которое давали лыжи.

Она вспомнила о разговоре, состоявшемся за обедом.

— Мы слышали о вашем замечательном поступке, — сказала княгиня с изумительным американским акцентом.

Какую-то долю секунду Эми не могла взять в толк, о чем идет речь, о каком таком ее «замечательном поступке». Наконец догадалась: очевидно, речь о том, что она оплатила няню для Гарри. Интересно, как они об этом узнали?

— Как это прекрасно! — воскликнул князь.

— Так внимательно с вашей стороны! — поддержала его княгиня.

Эми, благодарная им за то, что они затронули эту тему, рассказала о состоянии сестры Кипа.

— Для него это так ужасно, — сказала она. — Его сестра в коме, а других родственников у него нет.

Все повернули головы и посмотрели на Кипа, который за своим столом пытался запихнуть еду в малыша.

— У нее дрожат веки, и это хороший знак, — продолжала Эми. — Врачи считают, что с ней в итоге все будет хорошо.

— А вы, дорогая, как сказал Робин, из Калифорнии?

Мало-помалу Эми стала чувствовать себя неуютно из-за их интереса к ее собственной персоне. Она знала, что думают о калифорнийцах и о жителях Силиконовой Долины.

— Вы бывали в Калифорнии? — спросила она, чтобы изменить направление разговора.

Они бывали в Кармеле и Монтерее, где князь играл в гольф в клубе на Пибл-Бич.

За обедом Эми ощутила то, что французы обычно называют l’esprit de l’escalier^[73], а англичане — «голова садовая». Эти выражения обозначают, что вы думаете уже после того, как эти мысли были высказаны вслух. Эми страдала от этого всю свою жизнь, даже не подозревая, что у этого порока есть название. И именно это не давало ей теперь покоя. Она вспоминала фрагменты разговора за обедом, и ее реплики казались ей крайне неуклюжими.