Разделенные

Когда через час они остановились у высокого дома, Акайо уже знал, что “с ветерком” значит “очень быстро”, и что кататься с ветерком он не любит. За окном на невероятной скорости проносились дома и другие машины, Лааши постоянно выкручивал полукруг руля так, что Акайо то чуть не падал к нему на колени, то ударялся плечом о дверь. Вокруг постоянно раздавались неприятные резкие звуки, которые, как догадался Акайо, относились к ним. Во всяком случае, Лааши на каждый такой звук довольно кивал и подкручивал какой-то штырек, торчавший из панели между ними, отчего жуткая какофония звуков, которая здесь заменяла музыку, становилась еще громче. Под конец поездки от грохота музыки машина покачивалась, а Лааши отбивал этот ритм на руле.

— Классно проехались!

Акайо медленно вылез со своей стороны. В голове звенело, его тошнило, а мир норовил перевернуться вверх ногами. Поводок соскользнул с сидения, Лааши, похоже, считал, что товар не сбежит и так. И в настоящий момент он был прав. Акайо ухватился за машину, чтобы не упасть, та качнулась, со скрежетом чиркнув днищем по дороге.

— Ого! Ничего себе тебя укачало, — к нему наклонился Лааши, сочувственно похлопал по спине, от чего стало еще хуже. — Вот дыра, я как-то не подумал, что ты до этого всего пару раз на машине ездил… Ничего, сейчас Гааки что-нибудь придумает. Он у меня мастер по подниманию людей на ноги!

Акайо все-таки удалось встать более-менее ровно, но Лааши все равно ухватил его за руку, повел за собой. Ладонь у него оказалась широкой, теплой и неприятно влажной.

Прошли белый, похожий на больничный, холл, зашли в маленькую комнату с рядом кнопок. Акайо уже знал, что это называется “лифт”, и в зависимости от того, на какую кнопку нажать, можно выйти на разном этаже. Он даже примерно представлял себе работу этой комнатки, но все равно она казалась ему чем-то вроде волшебных ворот легендарного героя Отиса.

Коридор оказался очень длинным, одинаковые двери отличались только табличками с цифрами и именами. На одной такой поверх металлической таблички была приклеена бумажка с выведенной красивым округлым почерком надписью: “Лааши и Гааки Н’Гаар”. Сквозь щели просачивался сладкий запах свежего хлеба и чистой одежды. Лааши открыл дверь маленькой металлической карточкой, и вошел, потянув за собой Акайо.

Они оказались сразу в большой комнате, которую Акайо затруднился бы назвать. Здесь было сразу все — диван, стол, кровать, кухонная мебель… Спиной к ним у плиты пританцовывала длинноволосая девушка — наверное, это и была Гааки.

— Ты сегодня рано, — сказала она не оборачиваясь, и Акайо накрыло странным ощущением, будто логика событий и реальность перестали сочетаться друг с другом. Лааши, почему-то не разуваясь, подошел к жене, обнял ее… Его. Гааки повернулся и оказался мужчиной. Акайо моргнул, пытаясь скрыть смятение, наклонился, чтобы снять сандалии. Он прокручивал в голове все, что говорил продавец — что живет с Гааки, что Гааки его убьет, если ему продадут раба… Впрочем, разгадка пришла быстро. Акайо решил, что все неправильно понял, и они просто друзья, даже, должно быть, кровные братья, породнившиеся после какого-нибудь особого события. Тогда понятно и почему они живут вместе, и почему Лааши может подходить к другу со спины и обнимать его.

— О, гость! Тот самый кайн, да? Эй, разуваться не надо, на улице чисто же!

Акайо нерешительно поднял голову. Рядом с ним присел на корточки Гааки, протянул дружелюбно руку. Акайо припомнил, как пожимали друг другу руки медсестра и господин Сааль, и попытался повторить этот жест. Гааки широко улыбнулся, вставая:

— Неплохо для первого раза! Лааши меня еще днем предупредил, что привезет тебя, так что ужин я приготовил на троих.

Акайо усадили на странную конструкцию из изогнутого листа непонятного материала, на тарелку со сковородки шлепнулся толстый кусок жареного мяса. Гордо улыбнулся Лааши:

— Настоящий стейк! Гааки у меня мастер по части жарки диких кабанов! — Гааки при этих словах покраснел и хлопнул друга по голове ярко-розовой лопаткой, которой до того раскладывал стейки. На желтых волосах остались капли жира, которые Лааши, смеясь, попытался стереть мягкой белой бумажкой.

Акайо, косясь на то, как Гааки режет свой стейк, постарался действовать так же. И понял, что ножом, которым можно легко разрезать мясо, можно разрезать и его самого.

— Эй, с тобой все хорошо?

Гааки смотрел на него озабочено, Акайо медленно кивнул, продолжив резать стейк. Кивнул в ответ еще на пару каких-то вопросов, сконцентрированный на плане.

Его хотели оставить здесь спать. Нужно было запомнить, куда положат ножи. Нужно было сделать так, чтобы в больницу его доставили не скоро.

Тут план забуксовал. Чтобы все получилось, дом должен был быть пустым.

Акайо понимал, как легко сделать это, но все равно будто натыкался на непреодолимую преграду в размышлениях.

Наконец, ему удалось превратить ощущение неправильности собственного плана в подходящие слова.

Если он убьет этих людей, чтобы завершить свое дело, это будет бесчестно. Хоть он и кайн, а они эндаалорцы, они не ожидали нападения. Не считали его врагом.

Он впервые проговорил это в своей голове. Эндаалорцы, ни один из них, ни мгновения не считали его своим врагом. Даже поверженным или плененным врагом. Он был для них скорее чем-то вроде зверушки, по глупости повредившей лапу. За которой надо присматривать, чтобы этого не повторилось. Которой нужен был хозяин просто потому что она — зверушка.

“Безобидная зверушка”, безжалостно исправился он.

Для этих людей, строящих огромные дома, создающих невиданные машины, вся армия ясного императора была всего лишь стаей безобидных зверушек.

Его потрясли за плечо. Рядом с обеспокоенным лицом сидел Гааки.

— Эй, Акаайо, что с тобой? Я же вижу, что тебе плохо.

Акайо сглотнул, не отрывая взгляда от тарелки. Стейк на ней был разрезан на такие крохотные части, что его следовало бы есть ложкой. Акайо разжал будто ставший чужим кулак, выпустив острый, такой острый, такой близкий нож. Узкая полоска стали упала на стол, зазвенев плохо сделанным колокольчиком. Соскользнула на светлый пол, дрожа и пуская блики. Затихла.

Побледнело доброжелательное лицо Гааки. Лааши невыразительным голосом попросил Акайо встать, подвел к разложенному дивану, предложил прилечь. Отошел, не выпуская из рук поводок, который легко удлинялся, пока тот, кто его держал, этого хотел.

Акайо лежал, глядя в потолок. После накатившей на него волны, в голове не осталось связных мыслей, только какие-то ошметки вроде тех, что иногда выносит на берег после кораблекрушения.

Женщина, которая починила бокс, была по-своему права. Но принять то, что всю жизнь ему врали, было гораздо сложней, чем вонзить меч себе в живот.