Раздробленный свет

Мое самообладание немного рушится, и я ловлю себя на том, что поворачиваю голову. Глазами я ищу его профиль, но он уже смотрит на меня, и его глаза сверкают в свете вспышки. Он тянется ко мне и я задерживаю дыхание. Кончики его пальцев касаются моей щеки, прослеживая изгиб вниз к подбородку, а затем задерживаются там, будто не желая отстраняться.

— Что-нибудь из этого было настоящим? — шепчет он.

И я не знаю, действительно ли он хочет узнать правду или только повторяет мои собственные слова.

Я невольно, слегка наклоняю голову, не в силах сопротивляться его прикосновению.

— Понятия не имею.

У Гидеона перехватывает дыхание, и света от вспышки достаточно, чтобы я увидела намек на улыбку на его губах.

— Я тебе не верю.

Сердце колотится, болит… единственное, что хуже, чем сидеть здесь, не двигаясь — это кинуться к нему в объятия, прижаться к нему и почувствовать, как он отшатывается. Или отталкивает меня. Я хочу поцеловать его, обнять его, но все, что я чувствую к нему, настолько запутано, что даже этот инстинкт может быть ложью.

— Гидеон, этот план… — но я не знаю, что сказать, и замолкаю.

Гидеон молчит, затаив дыхание, обдумывая ответ. Когда он говорит, то произносит шепотом.

— Если бы это была ты…

— Если бы это была я, — перебиваю я, забыв шептать, — я бы этого не делала. — По правде говоря, я понятия не имею, что бы я сделала на его месте, но я не знаю другого способа убедить его не заниматься этим. — Я не стала бы безумно рисковать, рисковать… потерять себя ради плана, который в любом случае может покончить с миром. Это глупо и безрассудно, и как бы тебе ни нравилось делать глупые и безрассудные вещи, ты не можешь рискнуть собой впустую. Я не могу сидеть здесь и смотреть, как ты решаешь это сделать.

Гидеон ждет, слегка приподняв одну бровь, пока после моей речи не воцаряется тишина.

— Ты закончила?

От этой вспышки у меня перехватывает дыхание. Я так устала, что мои эмоции слишком близко к поверхности. Я прислоняюсь к стене и провожу рукой по волосам.

Когда я смотрю на него, я ожидаю увидеть раздражение, но вместо этого я вижу, как он улыбается. Уголки его рта подергиваются от удовольствия.

— Я хотел сказать, — бормочет он, — что, если бы это была ты, там, в том крушении… если бы ты была той, чья жизнь, или душа, или собственное «я» стояли на кону, и если бы мне пришлось выбирать между тобой и всей Вселенной? Я был бы уже на полпути. Я бы даже не раздумывал.

Я не могу ответить… я не могу сформулировать ни единой мысли. Он украл мое дыхание, мои слова, оставил меня с глухим ревом в ушах. Я не могу дышать, чувствуя, как земля разверзается подо мной, готовая поглотить меня, и я даже не уверена, что меня это волнует.

— Гидеон…

— Мой брат чувствовал к ней то же самое. Я пока не готов отказаться ни от одного из них. — Он снова протягивает руку, но его пальцы замирают в паре сантиметрах от моего лица. Они висят там, и я чувствую его притяжение, чувствую, как физическая сила тянет меня к нему. Я наклоняюсь к нему, когда он опускает руку и встает на ноги.

— Поспи немного, — шепчет он, прежде чем выйти.

Звук шуршащих под ногами обломков будит меня, и только когда я выбираюсь из-под обрушившегося ювелирного магазина, я вижу бледный, тонкий лучик рассвета, струящийся через дыру в стене. Когда мы вошли, было еще светло и, должно быть, я проспала двенадцать часов. Мышцы шеи затекли, словно протестуя против моего ложа из холодного мрамора и мусора.

Флинн и Джубили уже проснулись и ходят по помещению, а их шаги производят шум, который разбудил меня. Заметив меня в арке, Флинн одаривает меня улыбкой и бросает мне яблоко, взятое с кухни поместья Лару.

— Доброе утро, — приветствует он меня, умудряясь вызвать улыбку в ответ.

— Неужели уже утро? — бормочу я, с трудом ловя яблоко. Мои рефлексы все еще пытаются стряхнуть сон.

— Сейчас действительно утро. — Это Санджана, которая сидит на другой стороне зала и ест завтрак из банана и чего-то из мешочка с напечатанной «Лямбдой», знаком Лару, без сомнения, взятого с работы. — Как спалось?

— Будто в коматозе. — Я вгрызаюсь в яблоко, мои вкусовые рецепторы вздрагивают от его вкуса, и тогда я обнаруживаю, что голодна, будто теперь, когда мое тело немного отдохнуло, оно решает другие проблемы из списка, одну за другой.

Я, жадно поглощая яблоко, не могу заставить себя сесть, и обхожу небольшое пространство пассажа, свободное от упавших балок. Я наклоняюсь, заглядываю в нишу, где вчера исчезли Флинн и Джубили, и нахожу ее пустой. Я выпрямляюсь и снова оглядываюсь.

— Ребята… — проглатываю я яблоко, — а где Гидеон?

Санджана отрывает глаза от банана.

— Он был не с тобой? — она кивает в сторону магазина, где я провела ночь.

— Нет. — Во мне зарождается тревога. — А Тарвер где?

Джубили смотрит на Флинна, тот качает головой.

— Я просто подумала… — она смотрит на вход и мягкий утренний свет за ним. — Я думала, он вышел подышать свежим воздухом.

Я продолжаю осматривать пассаж, хотя знаю, что еще один взгляд не заставит ни одного из них материализоваться из воздуха, и тогда меня захлестывает осознание.

— Снаряжение, — выдыхаю я, роняя яблоко.

— Что? — Джубили поворачивается, стоя в дверях.

— Снаряжение Гидеона. Его очки, диски, планшет… они исчезли.

Санджана издает бессловесный возглас.

— Щиты-барьеры… — она указывает туда, где они находились, починенные, один поверх другого у двери… ее и Флинна. Тот, которым пользовался Тарвер, пропал.

Я перевожу взгляд с нее на Флинна и на солдата у двери. Джубили долго смотрит мне в глаза, а потом я обнаруживаю, что мои ноги несутся в сторону лаза. Я протискиваюсь мимо нее на улицу, выкрикивая имена Гидеона и Тарвера. Она и Флинн присоединяются к поискам, хотя мы и должны прекратить кричать, чтобы крики не привлекали оболочек. Мы расходимся веером по всему кварталу, здание за зданием. Только когда мы снова оказываемся в пассаже, чтобы увидеть пепельное лицо Санджаны при входе, мои ноги перестают двигаться.

— Распечатки языка программирования пропали, — шепчет она.

Гидеон и Тарвер ушли.

— Мы должны пойти за ними. — Голос Джубили звучит настойчиво, ноги несут ее прямо к рюкзаку, чтобы начать запихивать туда припасы, готовясь на выход.

— Джубили, остановись. — Мое собственное тело требует, чтобы я действовала. Страх и беспокойство заставляют меня хотеть выскочить из укрытия и броситься за ними. — Мы ни за что не догоним их. Они могут опередить нас на несколько часов, а мы даже не знаем, какой дорогой они пошли.