Разиэль

— Подожди, пока не доберёмся до моих комнат.

Я не стала ничего говорить в этот раз. Ситуация меня серьёзно напугала. Не имело значения, сколько еды я получу или насколько он красив, всё это было странно. Поцелуй был приятным, насколько я помню, но не уверена, что поцелуя достаточно, чтобы….

— Я не собираюсь снова тебя целовать. Я не целовал тебя и в первый раз — ты тонула. Я помог тебе дышать.

Это было совершенно… неправильно. Явно тишина не была тишиной для создания, за которым я следовала, поэтому я быстро сменила тему, постаравшись не думать о вкусе холодной соли его рта на моих губах.

— Тогда сколько лет Саре? Она замужем за Аза… как его зовут, кстати?

— Азазель, — ответил он. — Да, они женаты; во всяком случае, это самое близкое определение, которое большинство людей смогут понять. И я не знаю, сколько лет Саре, и меня это вовсе не интересует.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Она, наверное, лет на двадцать старше его. А ему, сколько… тридцать пять? Круто.

— Он старше её, — ответил он сдержанно. — И тебе лучше дважды подумать, прежде чем выносить суждения о ком-то вроде Сары.

Если Азазель был старше Сары, тогда я была Девой Марией.

— Я не выношу суждения, — быстро выпалила я, следуя за ним вглубь коридора в сторону очередного ужасного, отвратительного, богом проклятого, грёбанного лестничного пролёта. — И я серьёзно. Слишком часто как раз у мужчин более молодые возлюбленные. Я искренне добродушно отношусь к парням-игрушкам.

— Думаешь, Азазель — парень-игрушка? Его повеселит эта идея.

— Господи, только не говори ему, что я так сказала! Полагаю к этому времени их брак куда более платонический, чем что-либо ещё.

Он забавлялся, и это раздражало ещё больше.

— Думаю, у них бурная сексуальная жизнь, хотя я могу попросить Азазеля рассказать тебе подробности, если пожелаешь.

— Незачем, — второпях произнесла я. — Это не моё дело.

— Не твоё, — ответил он в странной полуформальной манере.

Я подняла глаза на непомерно высокую лестницу. «Это последняя», — сказал он. Конечно же, она должна быть самой крутой и самой высокой. Сделав глубокий вдох, я приготовилась к подъёму. Я справлюсь. Даже если это убьёт меня, я сделаю это.

— А что её дети думают о её новом муже?

Если я смогу заговорить его, может он не заметит, как долго я поднимаюсь по лестнице.

— У неё нет детей, а Азазель не её новый муж. Он её единственный муж.

Я вспомнила нежное, чуткое отношение Сары.

— Как печально, — сказала я. — Она была бы чудесной матерью.

— Да, — единственное слово в ответ, но в нём таилось огромное значение.

Внезапно я вспомнила полосу пляжа перед домом, широкое раздолье лужайки. На пляже не было разбросанных ни безделушек, ни игрушек. Что-то в этом месте было не так.

— А где здесь живут дети? — спросила я обеспокоенно.

— Дети?

— С Сарой были женщины… она сказала, что они другие жёны. Некоторые из них довольно юные, тут должны быть дети.

— Здесь нет детей.

— То, что у вас происходит, идёт вразрез любому безумному культу. Вы отправляете детей прочь?

Я была праведно возмущена, и это прибавило мне сил. И конец ступенек был уже виден, слава Богу. Я уже готова была броситься на верхнюю площадку и, расплакавшись, прокричать «Земля!»

— Женщины здесь не имеют детей.

— Почему?

Чёрт, это была не верхняя ступенька, а просто площадка. Я замялась, свернув и посмотрев на то, что должно было быть последним рядом ступеней. Может быть. Мне захотелось заплакать, но я так и не заплакала.

Ещё до того, как я успела осознать, что он собирается сделать, он сгрёб меня в свои руки и начал подниматься по последнему пролёту ступенек.

Я была слишком шокирована, чтобы воспротивиться. Его руки были как железные обручи, его тело было твёрдым и холодным и неуютным, на долю секунды я подумала было заспорить, но потом передумала. Лучше так, чем самой подниматься.

— Знаешь, если бы не ступеньки, я и сама бы без проблем справилась, — сказала я, стараясь быть такой же окоченелой, как и он.

Он фыркнул, ничего не сказав. Достигнув верхней ступеньки, он поставил меня на ноги, буквально за секунду до того, как я смогла бы потребовать, чтобы он опустил меня. Коридор оказался короче, чем внизу. В центре коридора была всего одна двойная дверь. «Должно быть, я была почти на самой вершине этой проклятой высотки», — подумала я, вспомнив консольные рифы, растянувшиеся над океаном.

Он снова оставил меня и уже открывал одну из дверей, и вновь я пошла вслед за ним, чертовски возмущённая, пока не шагнула в тускло освещённые апартаменты.

Дверь за мной закрылась автоматически, и у меня перехватило дыхание в изумлении.

Казалось будто я стаю на носу корабля. Внешняя сторона комнаты состояла из ряда окон, выходящих на чёрный как ночь океан. Несколько окон было открыто, и я смогла почувствовать богатый солёный запах, услышать шум волн, когда они плескались о скалы внизу. На расстоянии летали чайки, и я выдохнула короткий вздох облегчения. Хоть что-то в этом безумном месте было нормальным.

— Сядь, — сказал он.

Он стоял в тени. В комнате было две на вид старинные испанские софы, обитые белым льном, и между ними стоял низкий столик. На столике стоял накрытый крышкой поднос, ведро со льдом и бутылкой шампанского, и открытая бутылка красного вина.

Я подозрительно уставилась на столик.

— Чёрт, — сказала я.

Даже не спрашивая, я уже знала, что под крышкой на подносе лежит мясной хлеб и картофельное пюре.

— Как ты это сделал?

— Садись и ешь, — сказал он. — Я устал и хочу пойти в постель.

Я одеревенела.

— И какое отношение имеет ко мне твоё желание пойти в постель?

Такой красивый рот, и такая угрюмая улыбка.

— Поскольку я не намерен быть рядом с тобой, когда пойду в постель, меня не будет поблизости, чтобы ответить на все твои бесконечные вопросы. Так что если ты хочешь получить ответы, сядь.

— Какой же ты кретин.

Я села и сняла крышку с подноса. Запаха мясного хлеба хватило, чтобы я застонала от удовольствия. Проигнорировав его, я принялась за еду, и подняла глаза только когда осознала, что он налил мне бокал красного вина и подтолкнул его в мою сторону.