Разиэль
Шрифт:
«Явно, хочет заставить меня почувствовать себя невоспитанной обжорой», — угрюмо подумала я.
— Воспитанной, — сказал он.
— Что?
— Воспитанной обжорой. Ты не истекаешь слюной и не роняешь еду, и не…
Я уронила вилку.
— Прекрати! Я не знаю, как ты это делаешь, но прекрати!
Он пригубил вино в своём бокале, откинувшись на подушки на противоположной софе, с утомлённым вздохом.
— Прости, — пробормотал он. — Невежливо с моей стороны.
— Не то слово, — рявкнула я.
Все мысленные штурмы за день, его вторжение в мои мысли почему-то казались хуже всего
Но мне лучше вести себя благоразумно.
— Прости. Я тоже была груба. Не хочешь немного поесть? — я указала на уменьшившийся кусок мясного хлеба.
Он покачал головой.
— Я не ем мяса.
Настала моя очередь фыркнуть.
— Нет, ешь. Ты ел хот-дог, — я задумалась. — Откуда мне это известно? Когда это я была рядом с тобой, и ты ел хот-доги?
— Я не ем мясо, когда я в Шеоле, — сказал он.
— Так называется это место? Это иное название ада?
— Это означает «скрытное место», — ответил он. — И ты не в аду.
Я прекратила набивать рот едой и выпила немного вина, понадеявшись, что оно сможет успокоить меня. Я подняла глаза и поняла, что Разиэль наблюдает за мной своими странными чёрными с серебром глазами, наблюдает слишком пристально, и, к сожалению, в его глазах стояла не разнузданная похоть.
— Я хочу домой, — резко сказала я, оттолкнув поднос.
— Ты ещё не попробовала земляничное печенье, — сказал он. — Я открою шампанское…
— Не хочу я никакого шампанского, я хочу домой.
— Ты не можешь пойти домой. У тебя больше нет дома.
— Почему? Как же долго меня не было?
Он обратил всё своё внимание на бокал вина.
— В Нью-Йорке? Полтора дня.
Я тупо уставилась на него.
— Это невозможно. Как мои волосы могли так сильно отрасти за полтора дня?
— У тебя же до сих пор волдыри от той обуви, так ведь?
Мне не надо было и прикасаться к пятке, чтобы проверить. Волдыри всё ещё были там.
— Если меня не было всего полтора дня, тогда моя квартира должна быть всё ещё при мне. Я хочу вернуться.
— Ты не можешь.
— Почему?
— Ты мертва.
— Чушь, — сказала я.
Глава 8
Я ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНО ПОСТАВИЛА БОКАЛ НА СТОЛ, радуясь, что моя рука совсем не дрожит. Не то чтобы я не подозревала об этом — в конце концов, я не дура. Мужчины с крыльями, адское пламя, кровососы. Только что я была в Нью-Йорке, занималась своими делами, глазела на великолепного мужчину у лотка с хот-догами, а в следующий момент упала в кроличью нору. Это не означало, что я сдамся без боя.
— Как такое вообще возможно? — мой голос был хриплым, но в остальном совершенно спокойным.
Я научилась скрывать свои эмоции от матери, святой Хильдегарды.
— Думаешь, ты была бессмертна? — спросил Разиэль. — Все рано или поздно умирают. В твоём случае, это была комбинация твоих идиотских туфель и городского автобуса.
Ладно. Я откинулась на спинку софы, и мясной рулет застрял у меня в животе, плавая в луже подливного жира.
— А ты что там делал? Ты был там ещё до того, как я перешла улицу. Ты стоял передо мной в очереди у лотка с хот-догами. Теперь я вспомнила, — я уставилась на
него, совершенно сбитая с толку. — Теперь я всё вспомнила. Почему? Почему я вспоминаю сейчас, но не могла вспомнить раньше?— Я поднял то, что мы называем Благодатью. Это один из наших даров, способность заставлять кого-то забывать. Ты хотела вспомнить, поэтому я поднял её.
— Ты должен называть это тем, чем оно является: траханьем мозгов, — сказала я, чувствуя себя определённо раздражённой. — Что ты там делал? Что я здесь делаю?
— Я был там, чтобы забрать тебя.
Я чуть не растаяла на полу и не просочилась сквозь сидение на пол, нуждаясь в чём-то твёрдом под собой. Я не собиралась задыхаться. У меня не было приступов паники с тех пор, как я была подростком и имела дело с попытками моей матери спасти меня от дьявола. Наверное, мама провалила эту миссию, потому что, судя по клыкам и склонности Разиэля к сосанию крови, я всё-таки отправилась к дьяволу. «Спокойно», — напомнила я себе. Шум моря успокоил бы меня, если бы я смогла сосредоточиться на нем, хоть на пару минут.
Опасность миновала, и я выпрямилась, собираясь с силами.
— А кем именно ты…
— Помолчи, и я расскажу тебе всё, что тебе нужно знать, — раздражённо сказал он. — Твоё время закончилось. Моя работа — собирать людей и перевозить их к следующему… этапу существования. Ты не должна была драться со мной. Никто не сопротивляется.
Я окоченела сильнее, чем когда лежала на мокром песке.
— Что я могу сказать, я дерусь со всеми, — мрачно сказала я.
— Я верю в это. Как бы ты ни раздражала меня, я всё ещё был уверен, что ты невиновна, и я…
— Зависит от того, как определять невиновность.
Он свирепо глянул на меня, и я умолкла.
— Я думал, что веду тебя в место… которое ты могла бы назвать раем. К сожалению, я ошибся, и в последнюю минуту я стал глупо сентиментальным и оттащил тебя назад.
— Из пасти ада, — подсказала я. — Моя святая мать была бы так рада.
На это он никак не отреагировал. Возможно, он знал всё о моей сумасшедшей матери. Наверное, он был её лучшим другом, будучи ангелом. Нет, он же был ещё и кровопийцей — она бы такой дружбы не допустила.
— Одним словом, да, — сказал он.
— Тогда, может быть, мне не стоит так сердиться на тебя, — я постаралась быть справедливой. Если он спас меня от вечного проклятия, значит, он заслужил свою благодарность: — А что было потом? Ты заболел?
Эта мысль вызвала у него отвращение.
— Мы не выносим огня. Точнее адский огонь, но мы не любим никакого рода пламя. Женщины здесь должны следить за свечами и огнём, когда они нам нужны. Я опалился, выдернув тебя обратно, и это отравило мою кровь. Он убил бы меня, если бы ты не попросила о помощи.
Для меня это было новостью.
— Неужели? Кого же я просила о помощи?
— Не знаю, я тогда был без сознания. Я думаю, ты просила Бога.
Учитывая, что у меня всегда были смешанные чувства по поводу существования Бога, я сомневалась в этом. Если Бог создал мою возрождённую мать, у него было очень неприятное чувство юмора.
— И Бог послал их? Люди, которые принесли тебя… перенесли нас сюда?
— Бог не вмешивается в повседневные дела. С тех пор, как была изобретена свобода воли. Но если ты попросила Бога о помощи, Азазель услышал бы тебя, и именно он пришёл за нами.