Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
– Я приняла одно решение! Я вышла за тебя замуж!
– Бокалы! – Он смотрит на стеллаж с посудой. – Сейчас бы опять забыли. Бокалов в доме нет! Журналисты херовы!
Касса на финише, а меня все еще бьют палками.
– Если бы мы тебя не остановили, ты просадила бы все деньги, – так мой муж оправдывает свое присутствие в моей жизни. Но я-то знаю правду:
– Вам просто нравится меня тыркать. Колхоз «Победа»! Вы все пьете мою кровь!
Думаете, тигра волнуют деньги, список, вино, колготки?.. Нет, это он все из-за той двери страдает, которую забыл мне открыть.
Скорее
Мы толкаем свою телегу, впереди крутит жиденькой попкой чья-то юная куртизанка – штаны в обтяг, все подробности предъявлены. Мы вместе следим, как перекатываются на ходу ее половинки. Интересно! Даже я прошла лишние шаги.
– Антон, нам сюда, – возвращаю его к нашей машине.
Уже стоим на светофоре, а меня все пилят:
– Ты точно такая же, как твоя бабушка. У вас свербит, пока все деньги не потратите.
– А что тебе моя бабушка? – Я огрызаюсь. – Царство ей небесное.
– Ничего. Молодец старушка! Продала дом – и за полгода все прогуляла. На курорты съездила… Весь юг объездила… Ве-е-есь юг. В ресторанах обедала. А потом всю жизнь без унитаза!
– Экономисты! – Я защищаюсь из последних сил. – Какие вы все скучные! Да с вами сдохнешь от тоски, а вы перешагнете – и дальше списочки свои поганые писать!
В сорок третьем моя бабушка стала зенитчицей. На передовой она быстро поняла: деньги надо тратить со смаком и побыстрее, пока в тебя не бабахнул снаряд.
Горит уже второй зеленый, а мы не двигаемся. Час пик, обычные пробки. Антон начинает дергаться.
– Да… – он зашмыгал носом, – стараешься тут, стараешься для семьи, а ей хоть бы что!
– Я тоже стараюсь для семьи! – Я всегда начинаю орать, когда мне говорят, что я не стараюсь для семьи. – Да я только для семьи и стараюсь!
– Все стараются для семьи по-разному. Некоторые старались в казино. Проигрывали там все деньги, пускали потом себе пулю в лоб, а семья садилась в долговую яму.
– А вот не надо загоняться! – Я, как обычно, говорю. – Полегче ко всему, полегче нужно относиться.
– Да! – издевается тигр. – Так говорят все, кто писает под чужую дверь. Прямо штаны надевают и говорят: «Ах, что ж вы так серьезно-то к жизни относитесь».
Мы застряли наглухо, все еще стоим. Я оглядываюсь по сторонам. В каждой машине кто-то с кем-то ругается. И те, кто едет в одиночку, тоже ругаются, по телефону. Кругом все нервные. Психически здоровые люди не поедут в магазин в пятницу вечером.
А я не просила! И нечего на меня так смотреть! И вообще, я пытаюсь улыбаться. Я глажу тигра по коленке и говорю настолько загадочно, насколько это возможно на мертвой трассе:
– Я чувствую, сегодня ты захотел со мной побеседовать?..
– Нет! – Тигр выезжает на тротуар. – Я хочу тебя задушить! А потом сжечь. А чего беседовать!
Это был наш последний поход в супермаркет. Я решила поставить точку. Больше никакого совместного хозяйства. У него первый этаж – у меня второй.
– Своими мелочными придирками, – я зашипела, – вы испортили мне целый вечер! Вы его украли из моей жизни!
«Испортили этот вечер» – мое любимое выражение.
Можно завернуть и покруче вместо «испортили», если ситуация заслуживает. В этот раз «украли из моей жизни» снова подействовало. Стало тихо и скучно. Дочка заснула у меня на руках. Я попробовала еще раз прокрутить в голове свою летнюю песню, но мотив улетел. Опять забыла.19. Хочу обниматься!
Хочу спать. Просто бухнуться в постель и закрыть глаза. Нет, никто не обнимет, не придет. У тигра перегружен мозг. Тигр хочет расслабиться. Для этого у него есть «Бойцовский клуб». А я в детской отрублюсь. Накрываю всех одеялом, спихиваю Максика с кровати и все пытаюсь вспомнить свою летнюю песенку. Ну надо же – никак. Вот ведь кажется, все только вчера было, и мы все еще рядом, сидим на ступеньках летнего кинотеатра, и я отчетливо вижу белый пустой экран…
…Я свернулась в комок на руках у Антона.
– Ты спать не хочешь? – спрашивает.
Еще бы! Вчера полночи гуляли.
– Нет, ты что! – говорю.
Как я могу спать, когда он на меня так смотрит? Умеет! Не глаза у него, а джакузи, нежит меня, купает, авантюрист.
– Хорошо, тогда я тебя никуда не отпущу. – Антон целует меня в нос.
Я достаю из кармана шоколадку и протягиваю ему, делаю вид, что она у меня тут случайно завалялась. Притащила из столовой, мышь, оставила на вечер. Антон подловил меня на этой детской нежности, подмигнул и достает точно такую же, мне:
– Думаешь, у меня нет?
Мы шуршим фольгой и смотрим на море. Солнце тонет в воде, как гранатовый ломтик. Сегодня смешали всю гамму от розовой до бордовой, оставили белые блики и побрызгали золотой пылью. Дворцовая роскошь! Дышать легко!
– А знаешь, – он чмокнул меня в лоб, – я мечтаю такой фильм снять… Ну… идея как положено: всех плохих в конце убивают… А герой совсем один против всех, из последних сил… Но главное – в конце все взрывается. Огонь, дым на заднем плане. И он живой выходит, а девушка красивая бежит к нему, вся в слезах…
Это он все на полном серьезе мне сообщает! Засмущался, когда про девушку сочинял. Он до сих пор такой, это не лечится. Когда Антон снимет свой фильм, там именно так все и будет – в конце он все взорвет.
– И еще музыка такая должна быть… ммм… сейчас… что-то вроде… Знаешь, у «Ласкового мая» есть: па-па-ба-пам! Па-па-бам па-па-пам!.. Девушка плачет, и титры пошли. «Ты просто был» называется, знаешь?
– Конечно, – я ухохатываюсь.
Любит, малыш, наивную музычку. Хочу его обнять изо всех сил. За то, что он «такой чистый мальчик!».
– Да, я петь не умею, – он улыбается вместе со мной, – мне медведь на ухо наступил.
Посмеялся – и сразу командует, у него всегда так, без рекламной паузы:
– Теперь ты рассказывай.
– Я?…
А что я? Я смотрю на Антона и вспоминаю сказку: «Я б для батюшки царя родила богатыря», на большее у меня мозгов до сих пор не хватает. Придется выдумывать.
– … Дом за городом… синий кабинет… пахнет кофе… окно в сад, свободный график… машина… желтые листья… дым… и я печатаю что-нибудь… про любовь…