Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
Страсти нет. Мы обложились инструкциями: Вислоцкая, Мастерс, Камасутра, Китайский трактат для строителя и помощницы… Антон разобрал меня на запчасти и никак не может настроить. Я – утюг, не включенный в розетку. Я свежее бревно – никаким трением из меня искру не высечь.
Кончалось все одинаково: я вспоминаю своего Антона, чувствую его губы на лице и толкаю Страхова коленками под живот.
– Ты меня подавляешь! Ты меня задавил!
– Извини, я не заметил, – Антон поднимался на руках.
– Уходи!
– Я хочу, чтобы всем было хорошо. Что не так?
– Все не так.
– Объясни, – говорит
О! Этот танк умеет скрывать свое раздражение. Нервов у него нет совсем.
– Не могу. Ничего не могу объяснить!
– Это важно, – настаивает Антон, – расскажи, что ты чувствуешь, мы все решим.
Как же я ему расскажу, что я хочу сейчас сбежать от него? На север! В этот нереальный город, на проспект Революции, нажать кнопку звонка и упасть на руки к совсем другому Антону. К своему! Прямо сейчас мне хочется его увидеть и потрогать. Я знаю точно – там моя страсть, у него.
– Ты меня не любишь? – допытывается Антон, ближний, тот, которого разумно было бы возлюбить.
Я поднимаюсь с подушки. Вся пропиталась страховским парфюмом. Он уезжает на неделю учиться, а подушка пахнет. Я привыкла. Мне нравится засыпать рядом с большим теплым зверем. Мне нравится сидеть у него на коленках.
– Ты любишь меня? – Он повторяет вопрос.
– Наверно… Не знаю… Да…
– Понятно… А я тебя люблю.
«Люблю» он произносит важно и спокойно. Его любовь – кредит, он ждет, когда я начну отдавать проценты.
– Антон, – я пытаюсь во всем разобраться, – наши… отношения…
Я ломаю свой слабенький мозг, подбираю изящные определения «эмоциональная скупость», «чувственный примитивизм», «особенности воспитания» и молчу.
Не дождавшись конструктивных предложений, он сажает меня на коленки и убирает длинную челку с моего лица.
– Ничего, – говорит, – вырастешь скоро. Все у нас будет хорошо.
Антон перебирался за мой стол, решал мне на неделю всю физику, алгебру и геометрию. До сих пор не знаю, что мы проходили по алгебре. Так вот иногда моешь полы или рубашки детские гладишь, и вдруг всплывает в памяти «логарифм» и «функция». Что такое? Для меня это гангстеры-любовники, как Бонни и Клайд. Или, к примеру, лук режешь, слезы текут – и вдруг тюкнет ни с того ни с сего. «Тангенс и котангенс»! Не знаю, кто это, педики какие-то.
– Спасибо, Антон, – мама принесла ему чай, – я не могу в этой школе появляться. На меня там все сразу кидаются. Особенно физичка. – Она поцеловала Антона в макушку и дальше сказала с укором: – Ты тоже, Соня, додумалась… Что ты у доски понесла? «Каждое утро Ньютон выходил в сад с сигаретой и чашкой кофе. Он садился под яблоню, курил и мечтал о любви…».
Антон посмотрел на меня как на маленького написавшего котенка.
– Что уж тут такого? – спрашиваю.
– Да ничего, – обиделась мама, – а потом мне выговаривают за тебя, – ты представляешь, Антон, так и орала мне на всю учительскую: «Им нужен один секс!»
– Ничего, мы ее в люди-то выведем. – Он похлопал меня по плечу.
Я настороженно смотрю на маму и прижимаюсь к его пушистому свитеру. Антон – мой щит. С тех пор как он появился в нашем доме, мама перестала бросаться на меня с воспитанием.
– Ой… А что это? – Мама, как всегда, нечаянно залезла в мой карман.
Ну почему я не повесила в
шкаф свое пальто? В кармане лежали презервативы. Как она заорала!– Сволочь! Грубая скотина! Животное! – Это самое мягкое из всего, что досталось Страхову. – Я тебе доверяла! Я впустила тебя в свой дом! А у тебя один хер на уме!
На этот раз Антон Николаич ее успокоил. Держал меня на коленках и гипнотизировал ее кошачьими глазами:
– Я сам хотел все рассказать… Я ее люблю… Беру на себя ответственность… Не волнуйтесь… Школу закончит… Потом поженимся… Хотя… моя мама… – тут он благоразумно замолчал.
Когда все стихло, он долго обувался в прихожей, крепко и ловко затягивал шнурки на своих безупречно белых кроссовках, это по нашей-то разбитой дороге. Щелкали кнопочки на свеженькой куртке. Шарфик ложился под горло.
– Ничего у меня причесочка?
– Ничего, – говорю.
Железная калитка закрывалась на засов, и я спешила в свою комнату. В ящике, в столе у меня радость – письмо от моего Антона! Еще не распечатанное. А там! «Соня, ты ни в чем не виновата. Просто он рядом с тобой, а я нет…»
26. Развод
Утром варю кофе и чувствую себя свободной женщиной. Жаль, курить бросила, как разведенке мне полагается сигаретка.
На запах выползает мой вандал. В длинном халате, босиком, взъерошенный, но, в общем, не страшный, с широкими плечами, с крепкими ногами, с аккуратными сильными ладонями, с едва заметным серебристым блеском в черных кудрях… Интересный мужичок появился у меня на кухне! Сейчас предложу ему кофеечку.
– Ну, – начинаю покручивать задницей, – мы будем разводиться?
– Будем, конечно, – говорит, – ты же так этого хочешь.
– Ну, может, я еще передумаю… Зачем мне разводиться с таким красавцем?
– Ах, вот как вы запели! – усмехнулся тигр. – Небось, все деньги просадили. Знаю я эти ваши песенки в конце месяца… Нет, нет, нет. Развод, только развод.
– Да? И ты решил, на каких условиях? Пустишь меня по миру?
Мне уже хочется укусить его за ушко. Сейчас кусну. Он вывернулся из моих зубов и притворился важным:
– Ну почему вы, женщины, всегда видите в мужиках одни мерзости? – Он забрал у меня чашку кофе. – Смотри. Я куплю дом, тебе и детям, плюс половина всех моих настоящих и будущих доходов. К детям я буду приходить в любое время. Тебя устраивает?
– Да. – Я начинаю строить глазки. – Как приятно звучит: «настоящие и будущие доходы»!
Сырку ему отрезала, раз такие дела. Подсунула бутербродик.
– Одно условие – в этот дом ты мужиков водить не будешь.
– Конечно, у меня будут мужики со своими домами, – я изловчилась и чмокнула его в колючую щеку, – и потом… мне некогда. У меня появятся духовные интересы.
– Знаем мы твои духовные интересы! – ухмыльнулся тигр.
– Может, тебе яичницу пожарить? – вырвалось у меня.
– Нет, спасибо, – он крутит носом, – я должен привыкать обходиться без завтраков.
– А ты… ко мне будешь приходить?
– К тебе? Зачем? Нет. Мне будет не до этого. У меня будет новый бизнес, командировки по всему миру. Скоро я похудею. Надену свой любимый костюм… А что ты цветешь? Ты же разводиться собралась?
– Я передумала.
– Что так?
– Детям нельзя жить без отца.