Размышления перед казнью

Эти приказы были сформулированы и зафиксированы в письменном виде в марте, мае и июне 1941 г. Они означали ведение военных действий полицейскими командами — точнее говоря, командами специально предназначенных для того формирований партийной полиции, СС и СД (Службы безопасности) — с целью массовых убийств по расовым или идеологическим мотивам. Это также приказ по войскам, предписывавший ни в коем случае не подчинять правовым нормам обычные уголовные, с юридической точки зрения, преступления военнослужащих вермахта против гражданского населения в предназначенных для захвата восточных областях. Это, далее, приказ войскам проводить немедленную селекцию (сортировку) военнопленных с целью выявления и ликвидации политических комиссаров, принадлежавших к структуре Красной Армии. Как и вышеназванные, данный приказ ниспровергал многовековую традицию ведения войн. Для самих же немецких войск наихудшим и наиопаснейшим являлся «приказ о неподсудности военнослужащих вермахта за уголовные преступления в захваченных областях Востока».

Фельдмаршал Кейтель, который снова тщетно протестовал против нападения на Советский Союз, сам сказал, что речь тут шла о весьма «уязвимых вещах». Он возражал против письменной фиксации этих мер. Но они все же были изложены затем в такой форме. Большинство высших генералов было против приказов о неподсудности и об уничтожении комиссаров без суда и следствия. Но поскольку в обеих своих крупных речах, произнесенных перед высшими чинами вермахта еще до похода на Восток (в марте и июне 1941 г.), Гитлер предельно ясно изложил, как хочет он вести эту войну (а именно: как якобы превентивную, ибо такую войну легче попытаться изобразить приемлемой для немецкого народа). Никто из высшего генералитета открыто против этой революции в ведении войны не выступил. Правда, потом большинство скептиков и оппонентов втихомолку упрекали начальника ОКВ: а почему он ничего не возразил и ничего не предотвратил? Вот так они и подбрасывали ему свою «черную метку», вместо того чтобы честно признать свою собственную внутреннюю безоружность перед Пгглером; им нечего обвинять друг друга — они виновны в своей бездеятельности сами.

Судя даже лишь по фрагментам этих (не сохранившихся полностью) секретных гитлеровских речей, фюрер считал: нападение на Советский Союз — это в основном не что иное, как продолжение той самой борьбы против коммунизма, которую он с применением «грубого насилия» (т.е. не останавливаясь ни перед какой жестокостью) когда-то вел на улицах крупных германских городов и которую он выиграл для своей партии. Теперь война мировоззрений, по его плану, должна была развернуться на просторах между Вислой и Волгой. Пгглер ссылался на то, что Советский Союз никогда не участвовал в международных соглашениях по вопросам обращения с военнопленными и ранеными и их правовой защиты. Но он «забыл» о том, что

Советский Союз (по крайней мере, на бумаге) сформулировал подробно разработанные правила обращения с немецкими военнопленными. Другое дело, что все это в значительной мере так и осталось в теории!

По существу, Гитлер, сознательно или нет (но, во всяком случае, с устрашающей последовательностью!), «обновил» тот метод, с помощью которого велась русская Гражданская война 1918—1922 гг. Там, где власть в свои руки захватывали красные, под пулями ВЧК гибли дворяне, офицеры, священники, помещики и богатые граждане. А там, где власть возвращали себе белые, под пулями уже их карательных команд падали комиссары и командиры Красной Армии.

Таким образом, теория, господствовавшая во времена Гражданской войны в России, теперь, в 1941 г., была одной из цивилизованных европейских наций превращена, во всех ее самых разрушительных и убийственных проявлениях, в теорию ведения современной войны как мировой гражданской войны.

Насчет же «особых задач» органов рейхсфюрера СС Гитлер однажды грубо сказал Кейтелю: вам нечего забивать себе голову вещами, которые касаются только полиции! Приказы о массовых убийствах осуществляются эйнзацкомандами СД, приданными каждой из трех групп армий, действующих на Востоке («Север», «Центр» и «Юг». — Прим. пер.), особыми командами СД по «обращению» с комиссарами и так называемыми фанатичными коммунистами в сборных лагерях для советских военнопленных. Для аргументации Пгглера характерно, что только осенью 1941 г., ввиду нехватки рабочей силы, он отменил свой приказ, запрещавший ввозить советских военнопленных на территорию рейха для их использования на германских предприятиях. Он боялся их сотрудничества с подпольными коммунистическими группами внутри немецкого рабочего класса и дальнейшего распространения коммунистических идей в этих слоях.

Что касается приказа о подсудности в районе «Барбаросса», главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал фон Браухич пытался перечеркнуть его своим контрприказом, который обязывал личный состав строжайшим образом блюсти традиционную строгую дисциплину. На практике приказ фюрера, как и можно было предполагать, оказал на войска минимальное воздействие: старая солдатская традиция, несмотря на смешение и смещение всех понятий, которое национал-социализм породил в некоторых головах, все-таки коренилась в армии еще слишком крепко.

Приказ о комиссарах осуществлялся войсками в различной мере (преимущественно в первые, решающие месяцы войны на Востоке), а потом был молчаливо отменен и в 1942 г. уже не действовал.

Свое моральное соучастие в появлении всех этих приказов (но никоим образом — не в авторстве!) фельдмаршал Кейтель, будучи честным человеком, не оправдывал. Эти приказы вызывали у него все более глубокое внутреннее несогласие.

Вторая группа инкриминировавшихся Кейтелю приказов включает ряд документов, начиная с приказа о борьбе с бандами 6 сентября 1941 г. (он получил кодовое наименование «Мрак и туман») и кончая приказами ОКВ от осени 1943 г. в связи с событиями в Италии (заметим, кстати, что они каким-то странным образом на Нюрнбергском процессе не рассматривались!). С точки зрения методов их осуществления, они носят другой характер по сравнению с приказами первой группы. Они появились на свет не в результате заблаговременного планирования, чуждого внутренней дисциплине Гитлера, а как спонтанная реакция человека, стоящего во главе государства и вермахта, на многообразие явлений в ходе войны с партизанами и военных действий вражеских диверсионных формирований на оккупированных территориях.

До произведенного 22 июня 1941 г. нападения на Советский Союз германскому командованию приходилось иметь дело в оккупированных странах, особенно в Польше, с отдельными проявлениями, так сказать, национального Сопротивления. После разрыва Гитлером созданной в 1939 г. нацистско-коммунистической Антанты (что на французском языке означает «сердечное согласие». — Прим, пер.), наряду с поддерживаемым Западом (прежде всего Англией) Сопротивлением национальных демократических сил в Польше, Норвегии, Нидерландах, Франции, Бельгии, стало бурно расти движение Сопротивления, возглавляемое коммунистами под эгидой Советского Союза. В ряде стран, в меру появившихся возможностей, начала сильно разгораться стимулируемая Советским Союзом партизанская война. Повсюду стали возникать весьма часто не строго отличавшиеся друг от друга, но тяготевшие к «единым фронтам» как «красные», так и «белые» партизанские группы, которые в Польше и Сербии, а в заключительной фазе войны и во Франции, активно враждовали между собой.

В самом Советском Союзе партизанская война в тылу нашего первоначально неудержимо продвигавшегося на восток фронта была тщательно организована коммунистами. Она приобрела широкий размах, когда, в результате деятельности эйн-затцкоманд СД и немедленно установленной нацистскими комиссарами германской администрации, население воочию убедилось в том, что оно всего лишь променяло террор КПСС на террор НСДАП.

Недостаточно оккупированные и не до конца усмиренные Балканы (особенно Южная Сербия) уже летом 1941 г. пережили появление банд, главарем которых стал коммунистический функционер хорватского происхождения Иосиф Броз, известный в партийных кругах «пот de guerre»⁶²¹, Тито. Ввиду слабости немецких и нерешительности некоторых итальянских охранных соединений и скованности главных сил германских войск на Востоке, Гитлер своим приказом о борьбе с бандами от сентября 1941 г. прибег здесь к уже привычному для него выходу из положения — к жестокости. Приказ просто нашпигован не останавливающимися ни перед чем требованиями и наводящими ужас формулировками. Он содержит требование за одного убитого немецкого солдата расстреливать 50 или даже 100 заложников, показывая, что для Гитлера террор был действительно выходом из положения. Разумеется, и этот приказ был отдан через ОКВ!

Оставим в стороне вопрос, так никогда и не решенный международным правом: имеет ли вообще и когда и при каких именно обстоятельствах оккупационная держава право брать, а также и убивать заложников (что всегда делала ведущая войну страна)? Но квота заложников здесь превышает всякую норму.

Советский Союз снова и снова не без успеха пытался забрасывать агентов-парашютистов или даже целые группы диверсантов как на территорию рейха, так и на территории, захваченные немцами или их союзниками. К примеру, советский полковник Родионов (?) был сброшен на парашюте 11 августа 1941 г. над

Болгарией, чтобы возглавить и в этой сотрудничавшей с рейхом балканской стране «антифашистские» партизанские группы. Сам он был вскоре схвачен и казнен, но так называемый «Отечественный фронт» отнюдь не умер, а получил приток новых сил.

В самой Германии Советы еще в период официальных дипломатических отношений через торгового атташе своего посольства в Берлине установили связь с одной группой Сопротивления, которая после своего разгрома гестапо в 1942 г. фигурировала в документах государственной тайной полиции под наименованием «Красная капелла», поскольку в ней участвовали многие интеллигенты⁶²² и работники искусства.