Размышления перед казнью
Шрифт:
В этих фрагментарно воспроизведенных высказываниях, содержащих некоторые общие заслуживающие внимания положения, перед нами, в сущности, предстает образ того кадрового офицера, который олицетворялся самим фельдмаршалом. Завершающим штрихом этого образа служит такое высказывание Кейтеля. Поскольку глава государства, Гитлер, поначалу имел успехи, для «порядочного» офицера было немыслимо (более того, «бесчестно») нарушить верность главе государства именно в момент катастрофы! Последовательно, до самой смерти осуществляемый принцип, что верность зиждется не на преходящих взаимоотношениях, а на долге офицера, — вот что характеризует то поведение, которое в конкретной ситуации с Гитлером (если вообще решиться на психологическое объяснение данного феномена) можно отнести на счет того вельфского наследия Кейтеля — этого правнука и внука королевских ганноверских судейских советников, которое проявилось у него в совершенно
Адвокат Кейтеля в защитительной речи указал на то, что такие понятия как лояльность к существующему режиму, патриотизм и повиновение, — понятия, социально обусловленные. Здесь и лежит ключ к пониманию поведения этого человека и вместе с тем — офицера высшего ранга, каким был или каким стал генерал-фельдмаршал Кейтель.
Сегодня мы знаем одно: начальник военной канцелярии фюрера никогда не мог, несмотря на свои зачастую добрые помыслы, в решающих ситуациях отстоять себя перед лицом Пгглера и даже иногда во мнении и перед лицом офицерского корпуса. Но мы знаем и второй факт: хотя в Третьем рейхе во многих сферах плелись интриги в борьбе за власть, никто и никогда за должность начальника штаба Верховного главнокомандования вермахта не боролся! Это был самый неблагодарный пост, какой только мог существовать в Третьем рейхе! Вот почему никто из высших офицеров, которых вместе с начальником ОКВ обвиняют в наказуемой «слабине» перед фюрером, занять эту должность вовсе никак не стремился!
* * *
Генерал-полковник Франц Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск с 1938 до 1942 г., вспоминал610 постоянно звучавшие у него в ушах еще со времен ежедневного обсуждения обстановки в ставке Гитлера бесцеремонные слова, адресованные Кейтелю: «Ну вы, генерал-фельдмаршал!» Гитлер резко выкрикивал их на своем вульгарном диалекте — смеси баварского с австрийским. Гальдер, хорошо отзывавшийся о Кейтеле в своих воспоминаниях (кстати, как видно из записей последнего, сам подвергавшийся придиркам и насмешкам «верховного». — Прим. пер.), рассказывает: было известно, что Гитлер разряжал на фельдмаршале свое раздражение. Однажды Гальдер заговорил об этом с Кейтелем. Тот ответил: «Гальдер, я терплю все это только ради вас! Поймите же меня!» — и при этом на глазах у него выступили слезы. Начальник генштаба добавляет: «Так он вступил на тот путь, который привел его к криминальным деяниям». <...>
Этим воспоминаниям соответствует одна характерная сцена. Во время второго германского наступления в Арденнах в декабре 1944 г. начальник штаба главнокомандующего фронтом «Запад» генерал-лейтенант Вестфаль доложил начальнику ОКВ Кейтелю о критическом положении с горючим для атакующих танковых соединений. Тот заверил генерала: горючего у него в запасе нет. Но Вестфаль, бывший ученик Кейтеля в кавалерийском училище, продолжал настаивать на своем. В конце концов фельдмаршал сознался, что горючее у него в резерве все-таки есть, но... И удрученно добавил: «Знаете ли, здесь поневоле становишься просто подонком...»
* * *
Было бы весьма заманчиво сравнить положение начальника ОКВ по отношению к фюреру, рейхсканцлеру и Верховному главнокомандующему вермахта (в соответствии со старомодными прусскими понятиями) с положением генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга — начальника генерального штаба полевой армии (ОХЛ) по отношению к тогдашнему «верховному полководцу» кайзеру Вильгельму II. Ничего опаснее этого сравнения нет! Гинденбург вместе с 1-м генерал-квартирмейстером генералом Эрихом Людендорфом никоим образом не воплощал собой только несущего частичную ответственность начальника генерального штаба. По сути дела, он занимал пост генералиссимуса. Создание такого поста на случай войны стояло и перед взором Бломберга, хотя здесь мы и не станем уточнять (при нынешнем состоянии источников это вообще не имеет решающего значения), стремился ли в таком случае Бломберг занять его сам. Так или иначе, но еще в цитированной нами памятной записке ОКВ о структуре высших органов вермахта уже шла речь о «генералиссимусе».
У Гитлера же на случай войны имелись идеи совсем другие, причем сути его характера отвечало то, что конкретной фиксации он избегал до тех самых пор, пока таковой случай не наступит. Когда Гитлер оказался вовлеченным в скандал вокруг прежнего имперского военного министра, поначалу он хотел всего лишь иметь при себе начальника Верховного главнокомандования вермахта. Одиозная попытка обойти таким образом точное наименование нового поста формулировкой «начальник
штаба Верховного главнокомандования вермахта» принадлежала именно ему. Он считал, что это наименование — «слишком мало».Кейтель, без всяких опасений согласившийся занять предложенный Гитлером пост, только постепенно уразумел, какие шипы суждено ему испытать на собственной шкуре. На его долю выпало в будущем, не имея ни соответствующего титула, ни полномочий, одновременно выполнять функции военного министра и его же статс-секретаря, а также начальника штаба более не существующего военного министра, являвшегося до тех пор главнокомандующим всеми составными частями вермахта. Впрочем, у Кейтеля и без того обязанностей хватало, поскольку пост военного министра был упразднен, чтобы в известной мере отдать административное управление всеми силами вооруженных сил тому «имперскому военному секретарю», которого в случае войны (наряду с созданием «имперского генерального штаба») требовала памятная записка ОКВ от марта 1938 г. (полный текст ее неизвестен до сих пор).
Однако глава государства, вместе с которым Кейтель отныне должен был (и, не станем забывать, хотел!) работать (ведь для фельдмаршала это являлось честью и долгом), не придавал особого значения структуре высших органов вермахта и четкому разграничению их военных компетенций. Совсем наоборот! Хотя Гитлер и нуждался в начальнике «военной канцелярии» (которому он сознательно не дал никакой командной власти), он, в соответствии со своей государственной мудростью, в конечном счете желал иметь множество всяческих инстанций с преднамеренно пересекающимися компетенциями. Ну а Кейтель пусть будет управляющим всеми этими нуждающимися в управлении делами вермахта, и особенно сухопутных войск. На его плечи — не без собственной вины! —* лег невероятный груз работы в сочетании с полным презрением Гитлера к тем послушным и исполнительным сотрудникам, которые даже своим внешним видом оставались ему какими-то чуждыми.
О на редкость запутанных компетенциях ОКВ фельдмаршал частично рассказал в своих воспоминаниях. Следует констатировать: никакой приказной властью он не обладал. Он стал (причем в гораздо худшей форме, чем пресловутый наполеоновский князь Ваграмский) для Гитлера другим «Бертье»611.
Поскольку современная война потребовала мобилизации всех сфер существования нации, начальник ОКВ формально, с точки зрения Гитлера, являвшийся представителем вермахта в целом, оказался втянутым в многочисленные дела, которые, по сути, его не касались. А поскольку этот начальник ОКВ был человеком с чрезвычайно ярко выраженным чувством долга, он ни от одного такого дела не уклонялся.
Здесь еще раз уместно вспомнить формулировки из декрета фюрера от 4 февраля 1938 г.: «Командную власть над всеми вооруженными силами отныне непосредственно осуществляю лично я». «Прежнее управление вооруженных сил имперского военного министерства, сохраняя свои задачи в качестве Верховного главнокомандования вермахта и моего военного штаба, переходит в мое прямое подчинение». — Так заявил Адольф Гитлер в 1938 г. — еще до всех аннексий и захватов, действуя в унаследованном им от старого государства духе закона сосредоточения в своих руках всех властных позиций, начиная от поста рейхсканцлера и президента и кончая постом Верховного главнокомандующего вермахта. Он поступал так, ибо это отвечает внутренней логике таких монократических систем. Но при этом никак нельзя упускать из виду то обстоятельство, на которое еще во время Нюрнбергского процесса указал специалист-государственник и ученый-правовед профессор Герман Яррайс: «Поскольку фюрерское государство, являющееся монократическим, достигло своего господства внешне легальным путем, воля монократа стала законом»612.
Протежируемому Кейтелем на пост главнокомандующего сухопутными войсками генералу фон Браухичу во время государственного кризиса 1938 г. было дано понять: одной из его задач будет сблизить вермахт с национал-социалистическим государством. Как и у Кейтеля, возражений у Браухича не имелось. Для них обоих это была не столько проблема «национал-социализма», сколько проблема, именуемая: «Гитлер». Главным для них обоих являлась не система, а личность, стоящая во главе государства. Когда Браухич, духовно и физически сломленный фюрером, уходил в отставку, он, совсем так же, как и сраженный в результате темных махинаций генерал-полковник барон фон Фрич, заявил: «Гитлер — это рок Германии». Ни одному из этих аристократов тогда уже больше и не пришла в голову идея упорного протеста против самовластия плебея. Это затрагивает проблему внутреннего отречения от своих идей и традиций старого руководящего крута Германии, который начал маневрировать еще во время революции 1918 г. Фельдмаршал Кейтель тоже принадлежал к старому дворянско-буржуазному высшему кругу. И он тоже ни на йоту не ощутил все это по-иному.