Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 2

Там же.

– ... вы меня не понимаете. У меня вообще беспроигрышная позиция.
– Гэнки Томиясу абсолютно спокойно смотрел на своего собеседника. Разговор происходил в режиме видеозвонка.
– Ваш явно подставился. Я не буду сейчас выкладывать все свои козыри, но некоторые видеоархивы вас не обрадует. Просто поверьте на слово.

– Вы совсем не беспокоитесь о своём человеке?
– его собеседник иронично поднял правую бровь.

– Не козырь, - еле заметно, одним уголком рта, лишь обозначил снисходительную улыбку оябун.

– Мой человек, если надо, и в тюрьме посидит. Но если это случится, то пострадает он за правое дело. Вы верите, что я смогу разыграть такую карту - и выиграть?

Тот, с кем он говорил, задумался. Явно не зная, к какому решению склониться.

– В общем, решайте сами. Или этот ваш преподаватель молчит о личном конфликте с пацаном - а всё остальное пусть разбирают по закону. Мы с вами не лезем.
– Оябуну надоело тратить время на повторение уже сказанного.
– Джентльменское соглашение. Либо, если ваш человек обвиняет нашего пацана, то наш сходит в тюрьму. На какое-то время. Скорее всего, только до суда, - здесь Гэнки немного блефовал, но именно что немного.
– Однако в этом случае мы считаем свои руки развязанными. И наводить порядок будем всеми доступными средствами.

Не прощаясь, он разорвал соединение.

Если мыслить прагматично и цинично, младший Асада предоставил неубиваемые козыри.

Что бы ни решила противоположная сторона, лично он выиграет в любом случае.

_________

продолжение планирую завтра в первой половине дня

Глава 21

– Эй, у тебя входящий! Стол дымится!
– всунувший голову сквозь приоткрытую дверь коллега четко дал понять, что закончить упражнение не позволит.

Инспектор Садатоши, вздохнув, выпрямился и опустил руки. Последнее время сидячая работа и не самый здоровый образ жизни давали о себе знать: пару раз в день теперь приходится заниматься лечебной гимнастикой.

Без этого боли в поясничном отделе позвоночника иногда даже мешают уснуть. Нейро-концентратор говорит что-то о недостатке кальция, но глотать пилюли в этом возрасте неохота.

– Оно что, настолько срочное, что не подождёт пять-семь минут?
– недовольно проворчал он, на самом деле уже направляясь к двери.

– Коллеги, - индифферентно пожал плечами товарищ по работе.
– Не дозвонятся тебе - начнут меня теребить. А у меня через две минуты созвон сам помнишь с кем, - второй инспектор многозначительно указал пальцем в сторону большого панорамного окна.

Хидэоми, скользнул взглядом по экрану, еще раз вздохнул и принял вызов.

– Кобан номер... территория Академии Тамагава... Старший офицер Хонма...
– бодро затарахтел другой коллега, строящий головокружительную карьеру в одной из сотен стационарных будок, рассыпанных по городу и агломерации.

– Что случилось?
– Садатоши, в принципе, уже предполагал ответ на свой вопрос.

Поскольку на заднем плане увидел маячащую физиономию одного белобрысого гайдзина.

Но уточнить всё равно стоило.

– Есть факт обвинения от лица, заявляющего, что имело место нарушение закона. Есть нежелание обвиненного комментировать это обвинение. Масахиро Асада, несовершеннолетний, сослался на вас во время первичного опроса.
– В этом вместе взгляд невысокого званием коллеги вильнул в сторону.

– Ну-ка, дай мне поговорить с этим нарушителем, - быстро принял решение Садатоши.
– По общей, при всех, выходить никуда не надо, - опередил он движение не в меру рьяного младшего чина.

– Коротко, в течение тридцати секунд. Что случилось?
– Хидэоми здраво рассудил, что абсолютно всех прочих фигурантов, если потребуется, он легко застанет и опросит в любой момент хоть и завтра, хоть и по телефону.

А вот если младший Асада натворил что-то серьёзное, то для разговора с ним, возможно, уже через несколько часов придётся оформлять специальные документы. Ехать на другой конец города.

Потому что в заведениях для досудебного содержания под стражей несовершеннолетних даже сотрудника девятого бюро не пустят по одному лишь удостоверению.

– Я могу просить вас прибыть сюда лично, для разбирательства?
– спокойно, как ни в чём ни бывало, заявил малолетний отщепенец.

– Ты решил, что можешь мне теперь ставить задачи?
– не выказывая никаких эмоций, Садатоши лишь вопросительно поднял левую бровь.

– Мне кажется, имеет место конфликт сразу трех групп интересов. Причём из Семьи, - школьник выделил интонацией последнее слово, - только я один. Остальные - самые обычные, ничем не примечательные граждане.

– Мне нет дела до проблем, которые меня не касаются, - безукоризненно вежливо постарался отбояриться полицейский.

Хотя уже чувствовал, что придётся ехать. Такие моменты, как ни печально, являлись частью его работы и достаточно подробно оговаривались в различных инструкциях.

– Инспектор, боюсь, в случае официального разбирательства без знания вашей специфики, могут быть допущены ошибки.
– Настойчиво набычился парень.
– Я вынужден буду защищать справедливость так, как считаю нужным. И как меня учат в семье. Я очень прошу вашей помощи не лично, ради себя...

– Ну давай, расскажи о всемирной справедливости, - весело фыркнул Садатоши, невежливо перебивая собеседника.

– ... а хотя бы ради шестнадцатилетней девчонки, которой пятеро мудаков сломали позвоночник. И которая сейчас в реанимации, без внятных перспектив, когда её оттуда отпустят.
– Асада, завершив пассаж, выжидательно уставился на стража порядка.

– Кажется, у кого-то работы прибавилось, - весело подал голос сбоку коллега, который слышал разговор, хотя и не попадал в кадр.

Хидэоми глубоко вздохнул. Соседа по кабинету хотелось обругать, но этого явно не стоило делать при свидетелях.

– Офицер, никого не выпускать, никуда не расходиться. Ждать меня, - принял достаточно очевидное решение один из сотрудников девятого бюро, разрывая соединение. После чего повернулся к коллеге.
– Я в Тамагава, в системе отмечусь по дороге.