Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 2

– Прелюдия к оным, - подсказал со своего места Хидэоми.

Вообще-то, его коллега из прокуратуры сейчас лукавил. Но в целях экономии времени, можно было пойти и таким путём, тем более что ни о какой предварительной предвзятости дознания речь не шла.

– Он избил меня в моём кабинете.
– Твёрдо заявил преподаватель.

Было видно, что эти слова даются ему с трудом.

– Кроме того, его одноклассник находится в больнице с кровоизлиянием в мозг, не знаю, как это сказать по-научному.

– Продолжил Садатоши.
– Он, - кивок в сторону белобрысого ученика европейской внешности, - немотивированно напал на пятерых учащихся старшей школы, нанес им достаточно серьёзные травмы.

– Орудие?
– коротко поинтересовался обвинитель, сверившись с показаниями своего планшета.

– Я не знаю, - с досадой в голосе констатировал педагог.
– Учащиеся утверждают, что драка голыми руками. Но что это меняет?

Хидэоми не стал сдерживаться и весело фыркнул, стараясь звучать потише.

– Давайте по порядку, - поморщился представитель прокуратуры.
– Где заявление пострадавших учеников? Вернее, их законных представителей?

– У меня ничего нет, - Садатоши быстро поднял вверх пустые ладони.
– Меня вон наши вызвали, из-за якобы драки в этом кабинете.
– Он кивнул на офицера кобана.
– А кстати, и правда. Где официальные заявления остальных пострадавших?

Взгляды правоохранителей скрестились на начальнике образовательного процесса академии.

– Насколько я знаю, эти заявления ещё не были написаны.
– Вынуждено признал тот.
– Но я более чем уверен, что за ними дело не встанет.

– Звоните, - предложил общественный обвинитель.
– Звоните родителям прямо сейчас. Пусть шлют в электронном виде, заверяют собственными цифровыми подписями.

– Моего слова недостаточно?
– многозначительно поднял бровь преподаватель.
– Если постараюсь, я даже видеофайл найду.

– Ну и я тогда прошу открыть дело на основании моего слова, - мгновенно среагировал белобрысый.
– Икару выбросили с третьего этажа эти самые пятеро. Её родители сейчас вместе с ней в реанимации, перелом позвоночника. Ушибы внутренних органов. Сотрясение мозга, кажется, с кровоизлияниями... Они просто физически не успели написать заявления. Мы дружим, поэтому я в курсе!
– упредил он неизбежные вопросы правоохранителей.

– Мы не будем забегать вперёд, инициируя производство авансом, - мягко ответил и ученику, и учителю сотрудник прокуратуры.
– Лично мой опыт говорит, что в некоторых случаях закон надо соблюдать безукоризненно.

– Если нет заявлений от пострадавших, а сами они живы; их дееспособные законные представители в состоянии выполнять свои процессуальные функции; то дознание не видит оснований для квалификации обвинения, - перевёл на понятный язык Садатоши.

– Давайте лучше разберемся, что тут между вами произошло, - нейтрально предложил его коллега, косясь на разбитый монитор на учительском столе.

– Я уже говорил предварительно, - снова вылез первым учащийся, пожимая плечами.
– Беру пятую поправку. Вы же не думаете, что я буду свидетельствовать против самого себя? Допустим даже, только допустим, - он многозначительно поднял палец, - что за позицией уважаемого господина Кавасима стоят какие-то реальные основания.

– Какой грамотный парень, - весело хохотнул общественный обвинитель, переглянувшись с полицейским.

– Доказывать нужно вину, а не невиновность, - вздохнул белобрысый.
– Азы юриспруденции. Презумпция невиновности. Я, честно говоря, не имею опыта подобных разбирательств. Возможно, мои юрист и жена отца, когда приедут, как сказал преподаватель, дезавуируют мои слова. Но лично я бы сейчас, по целому ряду личных моментов, очень хотел услышать какие-либо более серьёзные свидетельства собственной вины, чем просто слово против слова.

– Слово против слова?
– зеркально повторил последнюю фразу представитель прокуратуры.

Он уже справился с неуместным весельем и выглядел бесстрастным и безэмоциональным.

– Ну да. Моё слово против его слова, что не так?
– заозирался по сторонам Асада.

Правоохранители, снова переглянувшись, оставили последнюю ремарку без ответа.

– Я действительно вынужден у вас запросить какие-либо подтверждения ваших слов, - словно извиняясь обратился к педагогу общественный обвинитель.
– Вот что имею ввиду...

_________

Там же, через некоторое время.

– ... медицинскую экспертизу можно будет сделать в нашем здании. Попутно, снимается вопрос её валидности в качестве судебного доказательства.
– Представитель прокуратуры, не мигая, смотрел на Кавасиму.
– Забегая вперёд. Даже если медицинское заключение совпадет с вашими заявлениями, я пока не вижу, как привязывать указанного вами исполнителя к вашему диагнозу. У вас ведется видеозапись в кабинете?

– А сам факт нападения учащегося на меня не является противозаконным?

– Если он вас похлопал газетой по затылку, это хулиганство, - пожал плечами правоохранитель.
– Можете исключить его из своего учебного заведения. Через суд добиться запрета, чтобы он приближался к воротам. Принципиален вопрос тяжести нанесенных повреждений.

– Еще штраф можно выдавить из родителей, - подал голос со своего места полицейский.
– Если газетой по затылку.

– Да, точно. Ещё штраф.

– Это неслыханно...
– было видно, что преподаватель пребывает в явном волнении.
– То есть, даже видеозапись того, как он меня избивает, не будет являться доказательством его вины?!

– Факта вины - будет, её степени - нет. А где сама запись?
– мгновенно вцепился в последнюю фразу сотрудник прокуратуры.
– Вы пока только говорите о ней, но я её ещё не увидел.

– Вы же сами сказали, что это только предварительная беседа? Не процессуальные действия, - парировал начальник образовательного процесса.
– Тем более, пока нет законных представителей несовершеннолетнего...