Разноцветные дни

Только кто же мог ранить кеклика?

И тут меня осенило… Да ведь это же птица, наверное, отвлекает четвероногого шалопая от своего потомства.

Нечто подобное мною уже наблюдалось на охоте.

Я стал внимательно оглядываться вокруг.

Так оно и есть! Слева в долинке, осыпая камушки в заросли барбариса, прыснули птенцы.

А что же Улан?

Перед ним неожиданно возникла гранитная преграда. Птица вдруг «ожила» и взлетела на карниз скалы. Оттуда она с любопытством посмотрела на своего гонителя.

Улан же, свесив от досады розовый язык, смешно виляя хвостом, засеменил обратно в мою сторону.

Вислоухий так и не понял хитрого маневра пернатой матери.

«И хорошо, что не понял», — подумал я.

Когда мы ушли довольно далеко от этого заповедного места, над горами послышалось звонкое и отчетливое:

— Ке-ке-лек!

Это, наверное, мать-кеклик давала отбой миновавшей опасности и собирала снова под крыло своих птенцов.

НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС

Все утро я пролазил по горам в поисках табунков кекликов. Заглядывал в сай, поднимался к труднодоступным каньонам, забирался на гранитные цоколи, и все напрасно.

Где-то совсем рядом слышалось затаенное: «Как-лик, как-лик», но самих птиц не было видно.

Какой-то заколдованный круг!

Но на охоте подобное случается.

И вот, вконец уставшие, не только я, но и мой четвероногий друг и помощник по скитаниям добродушнейший Улан решили вернуться в кишлак.

Был полдень. И, несмотря на октябрь, даже здесь, в горах, выдался необычно жаркий денек. А может, сказались еще быстрая ходьба, крутые подъемы да спуски.

Фляжка была пуста. Очень хотелось пить.

Вон и Улан высунул розовый язык. Мечется от одного куста к другому: напиться бы. Да где там!

Вода в сае высохла еще летом. И родника поблизости, как помнится, не было.

И тут при спуске к основной тропе, ведущей в кишлак, под гранитной нишей я увидел вдруг слабо сверкнувшее зеркальце воды.

Родничок?

Не может быть! Раньше его там не было…

Улан уже чуял воду. Рванулся было вперед, но я вовремя ухватил за поводок.

Если это вода, нельзя сейчас подпускать к ней собаку. Разгоряченная бегом, она может вмиг простыть. И я привязал Улана в тени к кусту тамариска.

Подошел к воде. Это была лужица. Но такая чистая! Видать, камушки на дне, песчинки…

Я зачерпнул ладонью горсть воды — до чего же холодная! — и сделал глоток. Потом второй, третий… Вкусная вода! И пахнет снегом…

Но откуда здесь лужица? Дождя не было давно, сухо кругом.

И тут мне на макушку — плюх! — капля. Еще, еще и еще…

Свежо так, хорошо. Прямо душ!

Я посмотрел наверх и увидел крохотный желобок. Оттуда капала вода. Но откуда ей там взяться?

Я быстро вскарабкался на гранитную нишу. Она была вся покрыта галечником. В одном месте бросилось в глаза сырое пятно.

Я вынул охотничий нож и стал разбрасывать гальку. Сантиметров пятнадцать прокопал и тут сталь звонко стукнулась… о лед.

Ледник!

Как же я не догадался сразу…

Видимо, много лет назад его завалило. И вот он «проснулся», начал таять.

Я снова сгреб камушки на лед — пускай будет так, как было — и спустился вниз.

Отвязал поостывшего Улана. Он жадно принялся лакать воду.

Возвращаться обратно уже стало веселее.

А я нет-нет да оглянусь на лужицу-родничок.

«Хорошо что природа имеет свой НЗ», — подумал я.

Ведь к лужице не раз потянутся и человек, и зверь, и птица…

ТРУСЛИВ ЛИ ЗАЯЦ?

«Труслив, как заяц» — не однажды мы слышали в детстве, когда речь заходила о трусости.

Но так ли труслив и безобиден на самом деле этот симпатичный зверек?

Оказывается, нет, не всегда. И даже наоборот!

…Осенью мы охотились на кекликов в районе Акчи. Как-то вечером уставшие и продрогшие вернулись в мазанку егеря Низама. И тут возле печки, освещенной керосиновой лампой, увидели пса Олопара. Пес был охотничий. Помесь сеттера и дворняги. Отлично брал фазана, зайца, шакала… В общем, универсал. Или как еще пошутил мой спутник Петрович: «Охотник широкого профиля».

И вот этот «охотник», прижавшись лохматым боком к печке, жалобно скулил.

— Что это с ним? — спросил я Низама.

— Э, садитесь, — вздохнул егерь, обращаясь ко мне и Петровичу. — Сейчас расскажу, только чай поставлю.

А вскоре Низам поведал нам за уютным самоварным чаепитием такую историю.

— Вышел утром в поле. Тут у меня еще с лета находился стог снега. Думаю, принесу немного корма овцам. За мной, как всегда, увязался Олопар. Не может же охотничья собака без дела сидеть в конуре. Только мы стали подходить к стогу, а из-под него заяц-толай как сиганет свечой кверху — и давай улепетывать скачками в сторону тугайных зарослей. Пес мой — следом. Даже взвизгнул от охотничьей страсти. До тугаев далеко. Вот мой Олопар и начал настигать косого. Десять метров остается, пять… Но что такое? Заяц перевернулся через голову и очутился на спине.

«Ну, вот все, конец», — мелькнуло в голове. Честное слово, жалко стало косого. Я зажмурился. А когда открыл глаза, увидел Олопара на стерне. Прижавшись к земле, он жалобно скулил.

А что же заяц-толай? Косой безнаказанно приближался к тугаям.

Я подбежал к собаке. Живот ее был распорот. Сочилась кровь. Ну и заяц! Вот так удар! Четкий, расчетливый. Прямо боксерский. А я его еще пожалел. Что ж, ничего не поделаешь… Пришлось Олопара завернуть в мешковину, приготовленную для сена, и скорым шагом на ферму к знакомому ветеринару.

Мы с сочувствием посмотрели на пса.

— Будет ли он теперь охотиться на зайцев? — спросил Петрович не без иронии.

— Не знаю, — серьезно ответил Низам. — Выздоровеет, посмотрим…

В ГОСТЯХ У БЕЛЫХ ВЕРШИН

Приглашение к путешествию

Я люблю путешествовать. На машине, на поезде, в самолете. Даже на ослике. На чем посчастливится.

Когда человек едет, он много видит. А с остановками — еще больше. Но если в путешествии с тобою верный друг, много видевший и потому немало знающий, — считай, что тебе повезло втройне.