Разрозненная Русь

– Ты же все равно на охоту уедешь?
– спросила-сказала.

– Наверно, теперь уж под утро выедем. За Нерлю - на кабанов...
– князь Андрей про себя был рад, что жены не будет этой ночью. (Он собирался на "охоту", но не на кабанов!..)

То, что они врали друг другу, между ними - давно - с первого разу, когда она, увидев своего жениха, старого - пусть и сына великого князя - изобразила себя влюбленной. А он сделал вид, что верит. Вот и пошло. И странно: ее, красивую, молодую, он не может любить, как Улиту. Видимо, если мужчина не в состоянии исполнять обязанности мужа, то он и любить не может и быть любимым!..

Он-то, седой, "мудрый" - на что-то еще надеялся... Думал, что она поймет его, но они все дальше и дальше удалялись душами друг от друга. У него дернулась левая бровь, щека - ему сейчас не до женщин; дай Бог жизни и силы, что б смог он выполнить свое предначертание Судьбы: объединить Русь - как Рим, Византия. Иначе не стоило родиться Андреем Боголюбским!

* * *

– Ефрем!.. Мозеич! Ты что такой?.. Сидишь - только пьешь, не ешь ничего, не слышишь?..

Ефрем - сотский - бледный, - молча повернул голову, и посмотрел на Петра своими синими глазами - в них боль, ярость и еще чего-то, но не страх... Он уже давно никого не слушал - думал, переживал вновь, что было в его тридцатилетней жизни. Иногда (привычно!) возникали перед внутренним взором черные женские глазки; они то любовно смотрели, то насмешливо блестели... Мягкий круглый овал смуглого личика; носик... узорчатый вырез ноздерок... Она, даже став княгиней, женой Боголюбского, не отпускала его от себя!.. А ведь когда-то он сам сватался к ней, но ему, родовитому, но бедному, ясину отказали! Так и остался служить у ее отца, потеряв голову, и вместе с головой гордость... Поехал с ней в Русь.

"Джани (она всегда для него будет Джани)?!.. Не можно ее ни понять, ни обдумать... Ох, уж эти женщины - не человеки они!.. И какая стала: мужу изменяет... Полюбила Якима"...

Надо было на нее обидеться, но не мог: сам виноват, когда-то, когда она - тайно - полюбила его, молодого, красивого, он, проверяя ее ("Крепко любит - простит!") любовь, изменил ей и так, чтобы она узнала об этом... Теперь всю жизнь кается: "Зачем так сделал?!.."

Вон сидит Яким Кучкович - ее любовник, - Ефрем все знает, но делает вид, что ему не известно... Странно, но нет у него даже злости к нему... Ефрем знает, что это до поры у него: хоть взглядом, движением губ даст она понять, что она простила ему, и вновь любит, он ринется в бой, он устроит резню, перебьет всех этих чванливых бояр, увезет ее к себе. ("А вдруг она все еще любит и со зла делает так!") И он решил: что как только уберут Андрея, он увезет ее на родину. Он любит ее не только как женщину, но и как частицу своего народа. О!.. Его несчастный и прекрасный народ!..

"Где же она сейчас? Надо послать к ней, пусть тайно передадут, что я ее увезу... Никому больше ее не отдам!.. Якима - убью!.. Господи! Дай мне разума и сил" - забывшись, перекрестился.

– Смотрите! Мозеич уж крестится со страху...

Ефрем вскочил, бешено заворочал глазами - прямые черные волосы разлетелись, - короткая борода и оскал белых зубов - звероподобный рык:

– Кто говорил?!.. Убью!..

Петр схватил рукой за плечи сотского - ясина.

– Да что ты, что ты!.. Это так: с дуру - перепил... Коренастый, ростом с Петра, но сухой, натянутый как струна - в глазах посверкивают голубые искорки - сотский Ефрем застонал, скрежетнул зубами: ух! сколько у него теперь злобы!.. О-о-о! Как он их всех ненавидит... "Все!.. Хватит терпеть - в первую очередь этого старика - князя, который отобрал мою любовь, а потом - вон того: Кучкова!.." - Он взял со стола кубок с вином, опрокинул себе в рот. Поднял глаза и увидел своего земляка, Анбала - низкородного, холопа - дворецкого, у которого ничего не было за душой, а сейчас сидит с боярами и как равный с равными... "Да как Анбал может сравнивать себя?!.. Он позорным способом разбогател: воровал у своего господина-князя... Этот выродок, родившийся от совокупления половецкого быка, на человека-то не похож... Какой он ясин! Какой мне земляк!.. Позорник, весь мой народ позорит - мужчина-джигит добывает себе имение в бою или честным трудом!.. А чваниться ворованным богатством... О! Что еще может быть поганее!...
– Ефрем сжигал Анбала глазами: он поставит этого холопа на место - раб от рождения не должен и не может быть господином!.. Человек, с детских лет росший в нищете, в невежестве, дорвавшийся до богатства, власти, неимоверно возгардывается и спесью, чванливостью губит свою душу!..

Петр налил, протянул кубок с вином, попросил Ефрема выпить и сесть. "Не-ет! Я больше не буду пить - нельзя мне быть пьяным..."

В горницу влетел один из Петровых холопов - охранников и - в ухо своему господину: "Снаружи подошли князьи пешцы и обложили двор!"

Петр - громко:

– Много их?..

– Два десять и еще три...

Все смолкли. Только слышно хриплое дыхание обезумевших людей. У многих на бледных лицах - пот...

* * *

Андрей Боголюбский сидел, напротив его - стояли: сотский - начальник охраны, три полусотских. Князь говорил, строго поводя глазами:

– Из Петрова двора никого не выпускать! После полуночи начнем - ждать рассвета не будем... Сделаем как уговорились: никого в живых не оставлять!.. Вы, - к полусотским, - отправьте в ближние селения гонцов собирать воев. Обещайте хорошую добычу-плату - отбою не будет... Их вместе с дружиной поведу во Володимер. Там к нашему приходу Михна с Димитричем перехватят Бориса с его людьми...

Еще поговорили. Сотского князь попросил остаться на слово.

– Ты про двор Степаныча не забыл?.. Смотри... Всех пасынков и дворовых его - тоже...

– Я уж потом их, сейчас не хочу шум подымать, да и сторожей у меня не много - часть отпустил отдыхать...

– Забери из дворцовой охраны - оставь восемь-десять и хватит...

* * *

– Не берут, не пьют.
– Петров холоп стоял растерянный.

Боярин Петр вопросительно взглянул на сидящих. Посыпались советы. Кто-то предложил приглашать их по одному - по два сюда... Его обругали дураком.

Петр озлился.

– Надо что б пили!.. Споить, взять их руками, перевязать - и в подвал... Иначе они нас!..

* * *

Прокопий заметил, как повеселел под вечер князь. В опочивальне, раздевшись, Андрей Боголюбский долго молился, шепча про себя обращения к Богу; затем стоял смотрел сквозь зарешеченные окна (решетки из кованого железа) на устье реки Нерли, где с этой стороны, на лугу, словно из сказки, белея телом и светясь золоченым куполом-головкой, красовался собор Покрова. Любовался и о чем-то думал... Повернулся к своему пажу - слуге.

– Вот, Прокопушка, еще на несколько лет отодвинулась от меня смертушка... Мне нагадал тут один ведун - Светлозар - за Нерлей у него капище, - что приму я мученическую смерть подобно Борису и Глебу... Вот я и построил такой дворец, чтобы не так легко было ко мне пробраться... Я чуть не поверил языческим гаданиям. Истинный христианин не должен верить суевериям и гаданиям, разным предсказателям... Иди спи.

Прокопий лег к себе на лежанку-лавку, рядом с дверями. Как будто из далека он услышал голос князя.

– За полночь постучат - разбуди меня...

Проснулся Андрей сам - как кто-то ткнул его. Где-то вроде бы шумели. Встал, в ночной сорочке, - в окнах белые ночные сумерки. Тяжело ступая, дошел до двери. Прислушался, но, кроме сопения, рядом спавшего слуги-мальчика, ничего не слышно. Хотел вернуться и лечь, как услышал - теперь уже явственно - приглушенный топот ног, и, кажется, голоса...

– Спишь?!.. Ох, паробче, любишь же спать! Мне приходится за тобой ходить, а не тебе за мной... Встань! Посмотри-ко, что там такое?..

Княжий отрок прошел переход-коридор, соединяющий верхние этажи каменного дворца с сенями (в виде башни) с винтовой лестницей. Где-то тут должны быть сторожа, но никого не было. Подумал, что они, наверное, ушли вниз, и действительно, на первом этаже слышны приглушенные шаркания ног, раза два звякнуло оружие. Он стал спускаться...

– А-а-а!..
– чьи-то грубые, сильные руки схватили горло; вонючая ладонь прикрыла рот, нос... В рот затолкали тряпичный кляп, связали, пнули (больно!) босыми ногами, оттащили под лестницу - бросили. Негромко позвали:

– Эй!.. Идите.

Андрей Юрьевич приляг, расслабился, как в двери постучали - в груди екнуло: "Кто такие?!.." - стук: осторожный, недобрый - повторился. Князь (пытаясь на цыпочках) подкрался к дверям. Почувствовал сквозь толстые дубовые доски - тянуло холодом-жутью... Оттуда послышался голос:

– "Княже, господине!.."

– "Кто ты?"

– "Я Прокопий".

– "Рабе, я слышу, что ты не Прокопий..."

Дверь начали ломать: рубили, били чем-то тяжелым...