Разрушители. Грибки и грядущая пандемия

«Можно с уверенностью предсказать, – писал Меркель в ежегодном отчете Зоологического общества за 1905 год, – что через два года в окрестностях зоопарка не будет найдено ни одного живого экземпляра американского каштана»⁵⁴. Он был прав. К 1910 году ботанический сад тоже потерял более тысячи каштанов. Грибок распространился по склонам холмов и накрыл каштановые леса Аппалачей. Грибковый фронт⁵⁵ продвигался со скоростью примерно 40–55 миль в год, уничтожая эти уникальные деревья от Пенсильвании до Джорджии. А те из них, которые не погибли от болезни, были вырублены лесниками, которых призывали это делать, пока это могло хоть как-то повлиять на распространение заболевания.

Повсеместное уничтожение американских каштанов, которые являлись одним из самых значимых видов деревьев для страны, пугало. Засуха, пожар, насекомые тоже могли уничтожить лес, но это были стихийные бедствия, которые могли случиться в любой момент. Например, популяция горного соснового лубоеда в рамках своего цикла периодически переживала подъем, то же касалось и других видов насекомых. Многим деревьям и диким растениям, устойчивым к воздействию огня, для бурного роста необходимо, чтобы сперва в пожаре погибли растения-конкуренты. И даже грибки, способные уничтожить целый урожай, не такая уж и большая редкость – они существуют еще с библейских времен. Но грибок, уничтожающий только один вид деревьев, – это необычное явление. Из-за него холмы и склоны гор, когда-то украшенные великолепными каштанами, оказались покрытыми призрачным сухостоем. Серой безжизненной древесиной. Газета New York Times назвала это заболевание «злом в мире деревьев»⁵⁶. Сотни писем из разных уголков Вирджинии свидетельствовали о том, как быстро каштановая чума распространялась по восточному побережью – там, где американские каштаны росли особенно густо, грибок молниеносно распространялся от дерева к дереву. В некоторых письмах высказывалось мнение, что болезнь – это «бич за греховность и расточительную жизнь», а значит, надо молиться и полностью пересмотреть ценности, то есть возродиться и стать лучше.

Не теряя надежды на то, что люди смогут победить грибок, в 1912 году Джеймс Уилсон, министр сельского хозяйства, написал: «Нам неизвестна ни одна заразная болезнь, которая не поддавалась бы мерам санитарии и карантину»⁵⁷. Но ни Уилсон, ни кто-либо другой, работавший в одно с ним время, не видел, как по лесу ступает грибок-убийца. Вспышка смертоносного заболевания даже в теории не поддавалась контролю и имела беспрецедентные масштабы. По некоторым оценкам, за несколько десятилетий погибло от трех до четырех миллиардов каштанов, навсегда изменив леса, культуру и образ жизни тех, кто от них зависел. Когда Герман Меркель умер в 1938 году, все американские каштаны, кроме нескольких (они были посажены далеко за пределами страны или росли на изолированных участках лесов и поэтому, по сути, находились в карантине), погибли или вот-вот должно было это произойти.

Через несколько лет после открытия грибка в зоопарке Бронкса ученые сообщили, что он был найден на каштановом дереве в Китае, откуда, скорее всего, и начал свое путешествие. Как и пузырчатая ржавчина белой сосны, данная чума также прибыла на корабле в составе импортного груза.

* * *

В конце XIX века любой домовладелец или садовод мог заказать по почте всего за доллар и даже меньше испанский, американский или японский каштан⁵⁸. Питомники, предоставляющие такую услугу, находились в Нью-Хейвене (штат Коннектикут), Рочестере (штат Нью-Йорк) и Билтморе (штат Северная Каролина). Американцы также могли купить на местных рынках фрукты и орехи, собранные с растений, импортированных в страну, а у фермеров была возможность выращивать пшеницу из России или капусту из Хорватии. Как и в случае с животными, ввозимыми в страну сегодня, интерес к новинкам пересиливал опасения завезти вместе с растением какую-нибудь неизвестную болезнь.

И тогда, и сейчас работа по сбору семян фруктов и зерновых, овощей, новых деревьев и других декоративных растений осуществлялась под эгидой Министерства сельского хозяйства США. Растения, прибывшие из разных уголков мира, могли превратить почву страны в деньги, а это благо для потребителей, фермеров и экономики. То, что это могло привести к проблемам из-за завезенных вредителей и патогенов, министерству было хорошо известно – в его распоряжении находились микологи, такие как Флора Паттерсон, энтомологи и другие ученые, способные выявлять грибки и затем давать советы фермерам и землевладельцам, как с ними бороться. Но министерство было мало заинтересовано в предотвращении этих проблем. Специалисты считали, что природу почти всегда можно победить новыми технологиями, лучшей селекцией и химией. В течение десятков лет под контролем Министерства сельского хозяйства США тысячи и тысячи растений, семян и саженцев, собранных в далеких странах, упаковывались в ящики и отправлялись через море, чтобы пустить корни на американской земле.

Одним из самых ярых коллекционеров был Дэвид Фэйрчайлд, который в 1898 году стал первым директором Управления по внедрению семян и растений, вошедшего в состав Министерства сельского хозяйства США. Фэйрчайлд объездил всю Европу, пересек Суэцкий канал и отправился пароходом на Яву и Суматру, а по пути собирал съедобные растения и семена. Работая в Министерстве сельского хозяйства США, Фэйрчайлд курировал импорт фисташковых деревьев, кешью, цветущей вишни, лимонов, нектаринов с территории нынешнего Пакистана и более ста тысяч других пищевых растений с целью их выращивания. Под его руководством исследователи посещали отдаленные деревни в России, Китае, Японии, Алжире и десятках других стран мира и доставляли в США семена, саженцы и черенки сельскохозяйственных культур и декоративных растений. Благодаря этим усилиям Фэйрчайлд и его коллеги смогли изменить как пищевые пристрастия американцев, так и внешний вид садов, которые они высаживали вокруг своих домов.

К концу века сотни тысяч растений прижились вдали от родных мест. Американцы наслаждались разнообразием, а фермеры получали от этого выгоду. Конечно, это затмевало опасность, которую несли насекомые, ржавчина, парша и другие болезни, добравшиеся до континента. Но не для всех – у действий Фэрчайлда и его миссии, одобренной Министерством сельского хозяйства США, нашлись и критики, самым ярым из которых был Чарльз Марлатт.

Марлатт знал своего оппонента еще ребенком: оба выросли в Канзасе⁵⁹, и Марлатт, который был на шесть лет старше, считал Фэрчайлда кем-то вроде младшего брата. Фэйрчайлд тяготел к растениям, а Марлатт изучал насекомых и вредителей сельскохозяйственных культур. Они были родственными душами, представляя собой инь и ян современного сельского хозяйства. Фэйрчайлд отправился в экзотические страны, начав карьеру странствующего исследователя, а Марлатт погрузился в изучение периодических цикад и вредителей сельскохозяйственных культур в Калифорнии, Вирджинии и Техасе. В 1889 году Марлатт был принят в Бюро энтомологии Министерства сельского хозяйства США на должность ассистента⁶⁰. Воссоединившись в Вашингтоне, ученые все еще оставались достаточно хорошими друзьями, чтобы Марлатт в 1905 году стал шафером на свадьбе Фэрчайлда и Марион Белл, дочери Александра Грейама Белла. Но дружба была недолгой.

Марлатт считал чудесные растения, импортируемые Фэрчайлдом и другими, не более чем троянским конем⁶¹, который прятал внутри болезни, каждая из которых могла стать потенциальной катастрофой для американских лесов, а значит, и для американцев. За время своей работы в Министерстве сельского хозяйства США Марлатт выступал против необдуманного ввоза в страну переносчиков вредителей и патогенов⁶², но это была непопулярная позиция, поэтому все усилия шли насмарку. Министерство стремилось расширить сельскохозяйственные возможности страны, а ее граждане наслаждались новинками – экзотическими фруктами и овощами, растениями и деревьями, которые украшали теперь их сады. Более десяти лет Марлатт беспокоился о том, что не мог увидеть или потрогать, но что обладало силой уничтожить урожай или превратить здоровые леса в безжизненных призраков. А в это время Фэйрчайлд находил только положительные стороны в очередном новом сорте персика, яблока или зерна. Это привело к тому, что два старых друга оказались по разные стороны баррикад, и каждый считал, что именно он знает, что есть черное, а что белое.

В 1909 году Марлатт решил добиваться федеральной защиты от импортируемых вредителей и патогенов. В идеале он хотел бы полностью прекратить импорт экзотических растений и их культивирование⁶³, но начать пришлось с разработки законопроекта, который наделял бы Министерство сельского хозяйства США полномочиями контролировать получение и распространение импортных растений. Однако против выступил комитет восточных питомников – небольшая группа, очень зависящая от импорта. Питомники, как позже писал Марлатт, «больше заботились, как бы их не ограничили в деятельности, а о последствиях, к которым она могла привести страну, не слишком переживали»⁶⁴. К ним присоединились дамские клубы, куда входили тысячи образованных женщин, для которых не нашлось места в садоводческих и ботанических обществах. Они собирали средства на украшение территорий и активно участвовали в политике, направленной на сохранение американского ландшафта. Они протестовали против принятия нового законопроекта, и то, что их мнение имело для конгресса даже больший вес, чем позиция питомников, «было зловещим знаком»⁶⁵ для его инициативы, как писал Марлаттт. Попытка провалилась. А затем появились вишневые деревья.

Шестого января 1910 года две тысячи японских вишневых деревьев были отправлены из Японии в округ Колумбия для посадки на недавно созданной аллее, ведущей к монументу Вашингтона. Эта идея принадлежала Фэйрчайлду. Несколькими годами ранее он и его жена Мэрион посадили японские вишневые деревья в своем поместье и заметили, какую радость окружающим доставляют пышные розовые цветы. Желая поделиться этой красотой, Фэйрчайлд представлял себе простирающееся в разные стороны пространство, полное цветов, – прекрасную картину, которой смогли бы любоваться все желающие. Время для реализации этого проекта было выбрано удачно: в 1907 году Соединенные Штаты и Япония заключили так называемое «джентльменское соглашение». По нему японцы согласились ограничить иммиграцию в Соединенные Штаты, а США пообещали вынудить Сан-Франциско, где процветала расовая нетерпимость, отменить недавно принятый приказ о сегрегации «всех азиатских» детей, вынудивший их ходить в отдельные школы. Для президента Уильяма Говарда Тафта вишневые деревья стали рукопожатием, которое по традиции скрепляет сделку, и Фэйрчайлд ее организовал. Он инициировал ввоз трехсот деревьев⁶⁶, а мэр Токио выбрал и отправил две тысячи. Казалось, все были счастливы. Кроме Марлатта.

Поскольку Министерство сельского хозяйства США контролировало ввоз деревьев, Марлатт увидел для себя возможность проинспектировать их – у него были на это полномочия. Вишневые деревья прибыли в Сиэтл в декабре 1909 года и были отправлены по железной дороге в Вашингтон. В январе 1910 года они прибыли в конечный пункт назначения, и Марлатт отправил группу энтомологов, включая миколога Флору Паттерсон, чтобы они осмотрели деревья. Скоро до Марлатта дошло сообщение – в прибывшей вишне были найдены щитовки, личинки древоточцев, корончатые галлы (заболевание, вызванное бактерией) и грибки, которые можно было идентифицировать только до принадлежности их к определенному роду, но не дальше. После осмотра Марлатт написал: «Я оказался в разворошенном осином гнезде, в котором гудели без остановки фитопатологи и энтомологи»⁶⁷. Он рекомендовал уничтожить все прибывшие деревья, сказав, что страна, в которой сельское хозяйство защищено законом, не позволила бы ввозить настолько больные экземпляры⁶⁸. Отчет был отправлен Тафту, который приказал сжечь деревья, и 28 января вишни, проделавшие путь через Тихий океан, а затем через весь континент, были свалены в кучу и сожжены – не лучший шаг для налаживания отношений между странами. В статье New York Times выражалась обеспокоенность по поводу того, что «чувства японцев могли быть ранены»⁶⁹, когда «прекрасный подарок, богатый корнями и ветвями», был сожжен. Как писали в Times, «тщательно организованный несчастный случай», возможно, стал бы более разумным выходом. Но международного инцидента не произошло, и пока народ переживал, мэр Токио принес извинения⁷⁰ за то, что прислал бракованные деревья. Два года спустя более трех тысяч молодых, здоровых вишневых деревьев прибыли из Токио, прошли проверку и были высажены вдоль Приливного бассейна. Жене японского посла выпала честь высадить в землю округа Колумбия второе дерево.