Разве такое бывает?..

У женщин в этом отношении нет проблем. Тут уйма способов самореализации: семья, дети, шитье, путешествия, театры и прочее. У мужчин главное – работа. А если уж и на работе он не реализовался, да в семье его ни во что не ставят – это погибель.

Хочу сказать, что мы, женщины, выступаем что-то вроде матерей своим мужьям: «Ну не можешь – давай я сделаю. Ну, лень тебе в магазин сходить – я сейчас сбегаю».

Или пилим их день и ночь. Разве не так? – сочувственно глядела лекторша на женщин.

– Да, да, всё так,– хмуро отвечали они.

– А я скажу вам по секрету, что наиболее выгодное положение – «женщина – ребёнок»: «Ах, я не умею. Ах, мне трудно. Ах, ничего не получается, сделай ты, дорогой». Приведу пример. Есть у меня друг-художник. Развёлся он с женой, женился на другой – такая кошечка… – Виолетта Ивановна так жеманно повела плечами, что все в зале тут же догадались, что она и есть теперешняя жена этого художника. – Пришёл он как-то с ней в гости к своей прежней супруге, встречает их у порога ее новый муж – этакий раздобревший пентюх. Кошечка снимает сапоги и вдруг ломается молния. Оба мужчины, конечно, принимаются по очереди чинить её, но ничего, естественно, ни у того ни у другого не получается. Тогда подбегает первая жена художника, расталкивает их, и через несколько минут молния готова. Все довольны, а супруг её бывший, тот самый художник и говорит ей: «Вот почему я с тобой и развёлся…» Смысл, я думаю, ясен: не оскорбляй мужчину своим превосходством. Хоть ты семь пядей во лбу, не должна этого показывать,– внушала женщинам Виолетта Ивановна.– Делайте почаще мужчине комплименты, льстите его тщеславию, поддерживайте в нём то, что для него значимо, удовлетворяйте его неистребимую потребность в самоуважении, и вы будете счастливы в семейной жизни. Они ведь не в состоянии отделить простого комплимента от реальных своих возможностей. Они думают, что и вправду так хороши,– сделала насмешливую мину лекторша.– Ну и пусть думают. Вам-то от этого не хуже…

КОФЕ С ПЕНОЙ

Шеф не мог нарадоваться на свою новую секретаршу. Много их у него перебывало, но никто так и не научился готовить кофе с пеной. Пусть это чудачество, но неужели трудно угодить начальнику. Ох, как он любил кофе с пеной! Плавает на поверхности, а из-под неё этакий умопомрачительный аромат поднимается! Наконец-то он подобрал себе секретаршу, в совершенстве проникшуюся вкусом своего шефа. И такая вся из себя нежная, опрятная! А как подносит! Передничек в кружевах привяжет на свои пышные бёдрышки, салфеточку у него перед носом расстелет, а потом чашечку с кофе на неё ставит. Симпатичную такую, сама выбирала в соседнем универмаге, и даже денег с него не взяла: видно, уж и не знает, как угодить шефу. Надо бы, конечно, заплатить, но на машину хочется поскорее собрать. Ладно – казённая будет чашка, не понесёт же он её домой. И лакомства всякие на тарелочке подаёт, и тоже денег не просит – как приятно! И все у неё так мило, так грациозно получается!

Каждое утро он с нетерпением ждал, когда Люсенька принесёт кофе, а уж дождавшись, старался растянуть кофепитие подольше. Осторожно брал он чашечку двумя пальцами, сдувал пену на край, чтобы она плавала подольше, и отхлебывал кофе малюсенькими глоточками. Заберёт в рот и не глотает, держит на языке, чтоб получше распробовать. Потом проглотит всё же и сидит какое-то время, вспоминает, какой чудесный был этот глоток, и удивляется, как это Люсеньке удаётся сотворить этакое чудо.

Надо бы похлопотать за ее квартирку, да деньжат не мешало бы подбросить – старается человек, любит своего начальника. Некогда всё, своих забот хватает. Вот где-то «Тойотка» застряла, никак не доплывет. Уж для дружков того негодяя, от кого всё это зависит, разрешил перевалочный пункт у себя на даче устроить. Сижу вот здесь, кофеёк попиваю, а они, поди, опять ящиков понатащили. Да грубые какие! Ты, говорят, дядя, не суй в них свой нос, а то там и останется. Да мне что! Не попадитесь только, а то ведь и меня потянут. Скорей бы «Тойотку», мою дорогушу, получить, а там скажу: гуляйте, ребятки, по другим нуждающимся.

После неприятных дум он опять дунет на пену и опять отхлебнет. Ох, хорошо! Жаль, Иван Кузьмич не видел ещё его новой секретарши. Обзавидуется ведь, бедолага. Ему такая и не снилась, всё каких-то худющих берёт, а они злые. Глаза повыпучат и орут, то на него, то на посетителей. Тьфу, пропасть! Сам виноват – вкуса к жизни не имеет. На той неделе обещал навестить. Надо сказать Люсеньке, чтоб за водичкой повнимательнее проследила, как бы пену не прокараулила. Без неё что за кофе – всё не то. Это всё равно, что сама Люсенька без кружевного передничка.

Приходил и Иван Кузьмич, и Никодим Степаныч, и другие товарищи из главков. Люсенька каждый раз ставила приборы, разливала кофе с пеной, а когда уходила, тихонько прикрыв за собой дверь, шеф начинал кочевряжиться: вот, мол, как услуживают ему, что ни попросит – любой каприз выполняют; у вас, мол, таких кротких да послушных не водится.

А Люсенька тем временем сидела за стенкой, положив голову на пишущую машинку, и думала: поскорее бы ей получить отдельную однокомнатную квартиру, да зарплату приумножить. Обещал ей шеф, да что-то долго не осуществляется…

Но однажды, когда квартира была получена, зарплата повышена, а вода в кофейнике по-недосмотру перекипела, и пены не получилось, секретарша Люсенька просто “наплевала» на кофе шефа. Он, кстати, получив, наконец, свою «Тойоту», был сильно обеспокоен настырностью друзей того негодяя, от кого она зависела, не желавших выезжать со своими ящиками с его дачи, и на этот раз ничего не заметил…

ДУЭЛЬ НОВОЯВЛЕННЫХ ДВОРЯН

Граф Прихлебеев вызвал князя Голощупова на дуэль. Сделал он это не через секунданта, а через средство массовой информации, опубликовав вызов в газете, с целью опозорить князя в лице света. На что князь Голощупов ответил тоже через газету: «Пусть Прихлебеев сначала докажет свое графское происхождение, потому что с самозванцем я драться не намерен. У меня уже сейчас,– сказал князь Голощупов,– есть серьезные подозрения относительно его высокородности»,– имея в виду то, что граф Прихлебеев выбрал орудием дуэли – кулачный бой.

ХРОНИКА ГЛУБИНКИ

Странный случай произошёл в селе Егорьево Воронежской области. Звеньевая Марья Рассадина, давно сомневающаяся выходить ей замуж или нет, наконец, решилась. Пошив накануне белое свадебное платье с рюликсом, она под руку с женихом, скотником Павлом, отправилась в местную церковь для венчания. Каково же было удивление публики, когда при входе в церковь жених, ещё видно как следует не протрезвевший после мальчишника накануне, споткнулся о порог и упал, разбив и без того красный нос и сломав правую ногу. Друзья пострадавшего, подхватив его на руки, потащили на скамейку, но, не рассчитав своих сил, выронили Павла из рук, повредив ему позвоночник. В тяжёлом состоянии был доставлен жених в районную больницу. И когда клали его на операционный стол, последний от ветхости своей рухнул, погребя под обломками пострадавшего. В результате совместных усилий врачей и сестёр скотник Павел, наконец, был извлечён из завала, но обнаружилось, что в результате сильного сотрясения мозга при падении с операционного стола, позабыл, откуда родом и что вообще с ним было до этого торжественного в его жизни дня. С большим трудом удалось вывести несчастного из состояния беспамятства, залечить надломленный позвоночник, составить воедино и загипсовать ногу, но жениться Павлу уже не хотелось. Да и звеньевая Марья делилась с подругами: «Ну, куда он мне такой нужен».

НЕПУТЁХА

Сейчас-то Васса Михайловна более или менее самостоятельный человек. А вы бы посмотрели, какая неприспособленная это была девица лет двадцать тому назад. Работала тогда Васса на кафедре института, который только что закончила. И была в её характере довольно примечательная деталь: за что бы ни бралась, всё у неё либо проливалось, либо разбивалось, а то и вовсе – взрывалось. Сотрудники старались держаться от Вассы на расстоянии и только удивлялись: как такую непутёху могли оставить на кафедре… Но ещё больше поражало их, что на все проделки Вассы почти не реагировал её руководитель, только тяжко вздыхал. Впрочем, поговаривали, что ему пришлось взять её по знакомству, а теперь уж и сам не рад был.

– Ну, кто льёт воду в кислоту, да ещё из-под крана,– ворчали случайно оказавшиеся рядом с Вассой лаборанты.– Как вас по учебникам-то учили: кислоту – в воду, а не наоборот. Смотри, что наделала,– тыкали они пальцем в усеянные мелкими дырами халаты.

Но однажды Васса чуть не пострадала серьёзно. Потребовалось ей отделить осадок, стала она нажимать кнопки центрифуги, да, по-видимому, не в той последовательности. Подпрыгнула центрифуга, раскрутилась с небывалой скоростью – должно быть ограничитель не сработал – отскочила в сторону и, выдернувшись из розетки, понеслась колесить по комнате. Васса испугалась, побежала, центрифуга за ней. Крику было! Сбежавшиеся было сотрудники, увидев, что дело дрянь, помчались в коридор, за ними устремилась Васса, и едва успела выскочить, как центрифуга всей своей сумасшедшей массой врезалась в косяк двери. Сорвавшийся с резьбы механизм, пробив и оплавив плексигласовую крышку защиты, взвился, как реактивная ракета, вверх, ударился в потолок и, прихватив с собой дождь побелки, грохнулся на пол.

– Что у вас там происходит? – звонили сверху.

– Авария… – дрожащим голосом отвечали снизу.

– А-а! Всё ясно, – понимающе хихикали в трубку.– Васса опять резвится…

Уложили тогда детали центрифуги в корпус, вызвали ремонтную бригаду. Осмотрела бригада изувеченный механизм, но ремонтировать не взялась. Так и стоят с тех пор останки центрифуги в одной из лабораторий кафедры, которой заведует Васса Михайловна. И спрашивают иногда студенты:

– А что это за ящик у вас в углу пылится?