Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
Шрифт:
Необычно нервное состояние было вскоре замечено Блондинкой. Я должен признаться, что к этому времени я ее очень любил, любил за ее отношение ко мне, за оказываемую мне во всех отношениях помощь. Нет, оказываемая помощь не ограничивалась только рамками деловых успехов в «Симекеко», организацией столь необходимых для моей деловой и разведывательной деятельное ти частых приемов, в том числе немецких офицеров, которых, как я понимал, она должна была по своим жизненным переживаниям ненавидеть. Она мне оказывала помощь в том, что в ответ на проявляемую мною заботу о ней и о Репе она заботилась и обо мне. Ее безусловная близость ко мне для меня была тоже очень тяжелой. Это не так просто объяснить и тем более понять.
Хочу напомнить, что только недавно, а точнее 7 ноября 1941 г., не по моему уругвайскому паспорту, а в действительности,
Больше того, Маргарет была предельно порядочной женщиной, любила своего покойного мужа и не помышляла ему изменять. Что касается меня, то от интимного сближения с Маргарет меня удерживало не только ее поведение, но и полученные в «Центре» перед моим отъездом за рубеж рекомендации, превратившиеся впоследствии и в мое личное убеждение. Читатель, видимо, помнит, что в «Центре» меня предостерегали против каких либо интимных связей со случайными женщинами, объясняя это тем, что среди них могут быть агенты полиции и различных секретных служб. В то же время мне не рекомендовали вступать в близкие отношения с женщинами хорошего общества, чтобы в случае моего провала я не мог их скомпрометировать. Да, в некотором смысле я нарушил это предупреждение. После того как я дал Зингеру, отцу Маргарет, обещание помогать ей и Рене во время проживания в Бельгии в ответ на оказанную мне помощь в расширении моих деловых связей не только в Бельгии, но и в Германии и Чехословакии, я ее открыто выдавал на всех устраиваемых мною с её помощью приемах за «хозяйку» моего дома, что давало многим возможность полагать, что она является моей женой. Однако это была только видимость.
Поверьте мне, зная, что Отто, Андре и некоторые другие, связанные с разведкой мужчины живут действительно со своими женами, я понимал, насколько им легче живется, чем мне. Зная о любовных похождениях Хемница – Михаила Макарова, осуждая его за это, в то же время я его понимал, но сам, испытывая полное одиночество, избегал нарушить полученные в Москве рекомендации.
11 ноября 1941 г. мы очень долго сидели у камина вдвоем с Маргарет, пили кофе и, как это ни странно, большую часть времени даже молчали. У камина и даже после того, как мы разошлись по нашим комнатам, я долго думал обо всем, что уже знал о полюбившейся мне женщине.
Знал, что она старше меня больше чем на год, родилась 14 августа 1912 г. в Чехословакии в небольшом городке Затеке, родители были очень богатыми людьми. Маргарет часто, рассказывая об отце, указывала, что он был коммерсантом в области химии, что дало ему возможность стать миллионером, что, по ее словам, она жила в роскоши. Пять лет училась в школе и три года в колледже, где среди прочих предметов изучала латынь. Достигнув 14-летнего возраста, Маргарет целый год провела в Вене, посещая занятия в пансионате по современной программе. Вернувшись домой в Затек, увлеклась спортом – теннисом и участвовала в некоторых турнирах, однако ее мечта стать профессионалом в этой области не сбылась. В то время для девушки в таком возрасте было не принято одной разъезжать с членами клуба, в котором она играла. Играть она действительно умела очень хорошо. В этом я убедился. Несмотря на то что юношей я тоже любил теннис и выступал даже за границей, часто выигрывая, во время игры с Маргарет я чаще всего проигрывал. Родители жили, создав очень дружную семью. «Я никогда, – часто подчеркивала Маргарет, – не слышала в разговоре между отцом и матерью ни одного громко сказанного слова». Это, по ее словам, тоже способствовало хорошему воспитанию ее и брата, который был старше на пять лет. «Отец, разъезжая по своим делам и выбирая место для семейного отдыха, много путешествовал и брал очень часто нас с собой. Как правило, наши каникулы мы проводили, – продолжала Маргарет, –
в Австрии, Швейцарии, Германии, Италии, Франции и даже на известном курорте в Карлсбаде».В 1931 г. она познакомилась с одним венгром в Затеке, где он отдыхал у общих друзей. Возник флирт, приведший к серьезным отношениям, и 7 апреля 1932 г. состоялось бракосочетание, не смотря на то, что муж был старше на 18 лет. 22 декабря 1932 г. у них родился сын, которому они дали имя Рене. После бракосочетания новый член семьи, господин Барча, стал работать в конторе отца Маргарет.
После того как в 1938 г. Гитлер добился, что Чехословакия ему уступила Судеты, отец с матерью, Маргарет с мужем и сыном переехали в Прагу, а затем... В апреле 1939 г. они эмигрировали в Бельгию. Напомню, что в этом месяце мы встретились с Отто после моего прибытия в Бельгию.
Дальше события разворачивались довольно быстро, о значительной части таковых я уже повествовал. Напомню только, что во время моего пребывания в Швейцарии, в ночь на 15 марта 1940 г. внезапно скончался Эрнест Барча. Скончался он скоропостижно в возрасте 45 лет, а Маргарет, в 27 лет потеряв любимого мужа, осталась вдовой с 7 летним сыном Рене. Эрнеста Барча похоронили на кладбище в одном из районов Брюсселя, Икселе.
После смерти мужа Маргарет полностью посвятила себя воспитанию Рене. После вынужденного отъезда родителей из Бельгии в отношении воспитания Рене помогал Маргарет в соответствии с данным мною её отцу обещанием я. Маргарет очень часто посещала могилу любимого мужа.
Надо признаться, много времени воспитанию Рене уделять я не мог, как, впрочем, и Маргарет. Слишком часто мне приходилось покидать Брюссель и Бельгию, совершая поездки по делам «Симекско» и по моей разведывательной деятельности. Признаюсь, иногда у меня даже возникала тревога, вызванная сомнением, не думает ли Маргарет, что у меня на стороне есть женщина, с которой я провожу ночи, пренебрегая Маргарет, которая, как потом выяснилось, меня тоже полюбила. Во всяком случае, каждый мой отъезд из Брюсселя воспринимался ею с каким-то мне непонятным чувством тревоги. Возможно, она опасалась, что я покину ее, и она останется одна с Рене. Я понимал, что опасение было не случайным. Уже прошло столько времени после нашего знакомства, больше того, со времени нашего совместного проживания на вилле, а я, молодой и одинокий человек, хорошо относящийся к ней и к Рене, не предпринимаю никаких попыток для сближения с ней, присущего обычным молодым женщине и мужчине.
Думая обо всем этом, я категорически отвергал возможность объяснения Маргарет, кем я в действительности являюсь. Могли ли служить оправданием сложившихся между нами отношений мои утверждения, что в Монтевидео у меня осталась невеста, которая меня ждет? При продолжительном пребывании в Бельгии могло ли это мое утверждение быть воспринято всерьез? Скорее, можно было верить в то, что у меня где-то есть скрываемая любовница.
Все эти думы перемешивались с думами о работе, о том положении, в каком я смогу оказаться, если американцы предпримут высадку в Бельгии или немцы в ожидании подобной высадки посчитают нужным разделаться со всеми выходцами из заокеанских стран.
Рано утром я встал, как всегда последовали зарядка, массаж, душ, бритье, и вышел на веранду. Я был поражен: в столь ранний час в кресле сидела задумавшаяся Маргарет. У нее был усталый, не присущий ей уже давно, опечаленный и встревоженный вид. После обычного приветствия мы пошли в столовую завтракать. Вскоре я направился в контору «Симекско». Совершенно неожиданно Маргарет по телефону сообщила мне, что к нам прибыл наш обычный гость, Жан Жильбер. Они удивляются, что я допоздна задержался в конторе, и просят побыстрее приехать ужинать.
Это было 12 декабря 1941 г.
ГЛАВА XXI. Провал бельгийской резидентуры и его последствия.
Как только Маргарет сообщила о неожиданном прибытии в Брюссель Жана Жильбера, я поспешил домой. Встреча, состоявшаяся в присутствии Маргарет, сопровождалась, как всегда, проявлением дружеских чувств. В беседе за ужином были затронуты, конечно, только совершенно общие, характерные для того времени в семейных кругах вопросы. Затем мы втроем вышли на террасу, стояла довольно теплая погода, я покурил, принимая меры предосторожности, чтобы дым от сигары не попадал к моим собеседникам. Посидев немного на террасе, Отто и я, как всегда извинившись перед нашей собеседницей, направились ко мне в кабинет.