Развесистая клюква Голливуда

Я ловко влезла наверх, осторожно перешагнув через все ступеньки, закрыла кладовку, на цыпочках дошла до кухни и увидела неяркий луч света. Кто-то из гостей решил ночью подкрепиться. Чтобы ночной обжора не приставал ко мне с вопросами, почему я ношусь ночью по «Кошмару», я юркнула под стол.

Человек, напавший на холодильник, звякал посудой, потом захлопнул дверцу, двинулся к лестнице и уронил то ли ложку, то ли вилку.

Я чуть-чуть приподняла свисающую скатерть. Белка всегда оставляет на ночь, как она говорит, «аварийное освещение». У подножия лестницы горит тусклая лампочка, и ее неровного света, попавшего на лицо нагнувшегося за столовым прибором человека, хватило, чтобы я узнала его. На сей раз он не надвигал на голову капюшон. Щеки, лоб, нос и шея, покрытые пятнами зеленки и фукарцида, предстали перед моими глазами во всей красе. Олег!

Сисадмин выпрямился и очень тихо пошел вверх. Под тяжестью его веса заскрипели ступеньки. В полном изумлении я выползла из-под стола, сцапала фонарь, вернулась к Ивану и прерывающимся голосом сообщила:

– Только что я видела сисадмина, он навалил полную тарелку еды из холодильника и отправился в свой номер.

Ваня моргнул и сказал:

– Олег не покидал тоннеля. Он как лежал, так и лежит. Он умер.

Я посветила и пробормотала:

– Точно.

– Ты обозналась, – попробовал успокоить меня Иван, – небось узрела Мишку, он любит по ночам жрать.

Мне стало обидно.

– Я что, дура?

– Нет, просто перенервничала, – сказал Ваня.

– Я различила рожу в красно-зеленых пятнах! – возмутилась я.

Иван вздрогнул, взял у меня фонарь и направил его на лицо мертвеца.

– Черт! Как я не сообразил! Смотрел на него и думал: ну что не так! Где следы зеленки и фукарцида?

– Их нет, – прошептала я, – это не Олег! Хотя… вылитый Олег!

Ваня вытянул губы трубочкой, втянул их, вытянул, опять втянул.

– Муляж? – с надеждой спросила я. – Очередная кукла из бутафорского цеха?

– Можешь не сомневаться, тело настоящее, и оно начинает разлагаться, – сказал Ваня, – вот тут трупные пятна. Хочешь посмотреть? Если нажать на них пальцем, цвет не меняется. Это называется имбибиция, она наступает через сутки после кончины, хотя многое зависит от температуры окружающей среды.

– Перестань, – взмолилась я.

– Ладно, – быстро согласился Ваня, – и вот еще, смотри.

Луч фонаря метнулся вперед по проходу.

– Следы! – взвизгнула я. – Здесь кто-то шел.

– И недавно, – подхватил Ваня.

– Пошли, – оживилась я, – посмотрим, куда ведет эта дорога. Вероятно, убийца близнеца Олега ушел именно по ней. Мы можем выяснить, куда.

– Надеюсь, не заплутаем, – пробормотал Ваня, шагая за мной, – иначе нам каюк. Кладовка закрыта, никто не допрет, куда Степа и Ванька делись.

Мы шли, шли, шли, в конце концов под ногами захлюпала вода. Сыро в проходе было постоянно, изредка с потолка падали капли мне за шиворот, но сейчас вода поднялась почти до колен, а сверху словно пошел дождь.

– Знаешь, где мы? – вдруг спросил Иван.

– Понятия не имею, – призналась я.

Студент ткнул пальцем в потолок.

– Там река!

– Не может быть, – усомнилась я.

– Готов спорить на зачет по латыни, – заявил мой спутник. – Может, назад повернем?

– Признать свое поражение? – рассердилась я. – Ты испугался воды? Плавать не умеешь?

– Я хожу в бассейн, – сказал Иван.

– Шагаем дальше, – приказала я, – футболисты не плачут. Задняя скорость есть только у трусов.

Ваня кашлянул, но спорить не стал. Через минуту вода начала спадать, мы очутились в относительно сухой галерее и увидели лестницу из железных прутьев.

Недолго думая, я полезла наверх, решив, что панель открывается так же, как та, через которую мы попали в тоннель. Уперлась руками в стену, отодвинула ее, вылезла в какую-то комнатушку и сказала Ване:

– Давай шевелись.

Раздалось сопение, потом в полнейшей темноте прозвучал голос Ивана:

– Фонарь погас. Че делать будем?

Я растерялась, но оптимистично ответила:

– Ща чего-нибудь придумаем.

В ту же секунду каморка озарилась светом, я зажмурилась.

– Степашка! – закричала Белка. – Ты как сюда попала?

– Это кто? – спросил хриплый голос.

– Моя внучка, – зачастила бабуля. – Степашечка, открой глазки, не бойся!

– Никого я не боюсь, – ответила я, – просто слишком резкий переход из тьмы к свету.

Я стояла посреди туалета. Два унитаза без стульчаков и сливных бачков радовали слух мирно шумевшей водой. Сильно пахло хлоркой, дверной проем был закрыт решеткой, а за ней стояли Белка, Миша и два мрачных мужика с автоматами.

– Здрасте, – растерянно сказал Ваня. – Мишка! Ты как сюда попал?

– Под землей прошел, – нехотя прогудел охотник за лисицами, – а ты?

– Ну и я тоже, – признался Иван, – интересно вот так встретиться. Где мы?

Я уставилась на мужчин с оружием и выпалила:

– В колонии? Да? Ваня, ты был прав! Мы шли под рекой! О! Здорово! У вас же тут милиция?

Один из охранников поправил автомат:

– Ну, не милиция!

– Оружие есть! – ликовала я. – Мы поймаем убийцу!

– Нет, это мы поймаем убийцу, – заспорила Белка. – Только собрались идти назад в «Кошмар», а тут вы вылезаете!

До меня начал доходить смысл произошедшего.

– Бабуся! Ты знала о тоннеле?

– Нет, Миша догадался, – призналась Белка, – и пришел ко мне! Вернее, он еще раньше заглянул, мы с ним долго разговаривали. М-да. Вспомнили Алексея Николаевича!

Я кинулась к решетке и затрясла ее руками.

– Михаил! Ты растрепал Изабелле Константиновне правду про Алексея Николаевича? Разболтал про Кристину? Какое ты имел право причинять боль бабуле? Белка, не верь! Все неправда!

– А ты откуда знаешь? – подпрыгнула она.

– Ванька! – скривился Миша. – Предатель!

– Я не хотел воровать, – ответил Ваня.

– И я решил, что лучше честно объяснить все хозяйке, – вздохнул Михаил.

Иван обнял меня за плечи.

– Прости, Миша, я думал, ты того… не согласишься со мной… вот и отправила к Степе!

– А я побоялся, что ты меня за слабака посчитаешь, – промямлил Миша, – я так долго готовился, в архивах копался, придумал, как в «Кошмар» проникнуть, и вдруг задний ход даю, иду к хозяйке и честно ей все про мужа выкладываю.