Развилка

Казак в черкеске повернулся ко мне и назвал себя:

– Сотник Беспалов, Отдельная Особая горная сотня.

– Хорунжий Погиба, офицер по особым поручениям при штабе Казачьих Формирований.

Мы с Беспаловым пожали руки, я присел и дядька усмехнулся:

– Растешь, племяш. Давно при штабе?

– Пять дней.

– А до того, где был?

– А ты не знаешь?

– Нет, я тебя из вида потерял.

Можно было отмолчаться, но я решил показать, что тоже не простак:

– Я был там, куда меня с твоей подачи отослали, дядька. Сначала в школе Абвера, а потом в отряде "Фалширм".

Кондрат мотнул головой, налил в чистый стакан водки и поставил передо мной:

– Давай, Андрей, выпьем. У нас сегодня поминки.

Родственник мелко перекрестил стакан, и мы с Беспаловым повторили его движение. После чего выпили. Как водится, молча. Кого поминаем, я не спросил. Растерялся и не ожидал ничего подобного.

Выпили и закусили, а затем Беспалов поднялся и сказал Кондрату:

– Значит, договорились?

– Да, - ответил он.

– Добро. Завтра встретимся.

– Буду ждать.

Беспалов кивнул мне и вышел. Мы остались вдвоем и Кондрат тяжко вздохнул:

– Эх, жизнь наша казацкая. Как в старой мудрой присказке.

– Какой именно?
– спросил я.

– Слава казачья, а жизнь собачья.

– Понятно, - сказал я, хотя, на самом деле, ничего не понимал.
– Кого хоть поминаем?

– Друга моего, Якова. Мы с ним в Первую Мировую в одном батальоне служили. Гарный казак был и помер геройски, в бою, прикрывая товарищей.

– Давно?

– Позавчера.

– А как погиб?

– Я его пристрелил...
– Кондрат помедлил и пояснил: - Он за большевиков воевать пошел, когда Гражданская началась, соблазнился их посулами. Мы с ним с той поры не встречались, а позавчера пересеклись. Про казачий корпус, который коммунисты из кубанских казаков собрали, слыхал?

– Да, 17-й кавалерийский казачий корпус.

– Он самый. Мы разгромили их 10-ю кавалерийскую дивизию, когда Святой Крест занимали, и отогнали. Но небольшие группы рассыпались по окрестностям. Вычистили их быстро. Казаки, кто не дурак, сами к нам приходили и сдавались. Они про одну такую группу и рассказали. Я оказался рядом и накрыл недобитков. К берегу реки их прижал. Почти всех из пулеметов покосили, немногие ушли и решили вплавь на другой берег перебраться. Яшка остался их прикрывать, последний был. Знать бы, что это он, может, попытался с ним поговорить. Но в бою не до того, чтобы лица разглядывать. Шлепнул я его, а потом пригляделся и не по себе стало. Вот понимаю, что он падла и предатель, за большевиков воевал и на смерть наших родных, которых комиссары уничтожали, глаза закрывал. А все равно не по себе.

– Ясно.

– Да чего тебе может быть ясно!?
– взвился Кондрат.
– Молоко на губах еще не обсохло!

Я тоже вскипел:

– А ты меня на горло не бери! Я не в санатории вырос, и повоевать уже успел! Знаю, что такое смерть и как друзей терять!

Дядька побагровел лицом и я подумал, что сейчас он кинется в драку. Однако Кондрат быстро успокоился и, махнув рукой, присел.

– Наша порода, - на его губах появилась печальная улыбка.
– Молодец, за словом в карман не лезешь и характер показать можешь. Давай еще по одной выпьем, за встречу?

– Можно, - согласился я.

Снова выпили и стали разговаривать уже по делу. Кондрата интересовали мои похождения, и зачем я прибыл в Святой Крест. Я все рассказал и объяснил. Хотел достать копию Конституции, но дядька сказал, что уже читал ее. Еще в 1918 году, когда судьба занесла его на Дон. В общем и целом, идея создания Казакии, как бы она ни называлась, ему нравилась.

– Если кому и верить, - высказался дядька, - то своим и то с оглядкой, с кем войну прошел, и кто себя в боях показал. С остальными надо осторожно. Трухину и другим перебежчикам вообще не доверяю. Хоть убей, а если они за красных воевали, а потом их предали, при первом удобном случае снова перебегут и хозяина сменят. Белоэмигрантам веры тоже нет. Казаки не забыли, как они нас в Новороссийске бросили. Много говорят про честь, а чуть копнешь, первый слой снимешь, сразу гниль видна. Есть еще среди них люди, но лучшие погибли, а кто заграницей родился и воспитан, нас не понимают, и понимать не хотят. У каждого на этой войне свой интерес - запомни это крепко-накрепко, Андрей. Поэтому завсегда нужно думать о своем народе, о казаках, и родной земле. Что нам с войны будет. Если бы не оглядывались в Гражданскую войну на всяких Деникиных, Колчаков и Врангелей, могли бы отстоять Присуд. Тяжко было бы, но удержались. Создали бы свое государство и стали жить, как предки жили. Конечно, с поправками на реалии двадцатого века.

Можно было поспорить с родственником. Особенно в том, что нельзя никому верить. Есть Тихоновский и Беринг, а помимо них тысячи других перебежчиков и эмигрантов. Да и я сам, по сути, перебежчик. А Россия у нас у всех одна. Без империи казаки не выстоят. В любом случае, придется на кого-то оглядываться и к кому-то прислушиваться. Поэтому я был сторонником большого и сильного государства, в котором так или иначе, придется уживаться всем народам, идти на компромиссы и отстаивать общие границы. Идея Казакии мне тоже по душе - скрывать нечего. Но переоценивать возможности и силу ослабленного войнами казачьего народа не стоило. Однако Кондрату этого не докажешь, он упертый, и спорить не хотелось. Поэтому я перевел тему беседы, и мы стали говорить о войне.

Время до вечера скоротали, и я проверил урядника Семенова, который находился в штабном гараже. Офицеры не обманули, обеспечили его запчастями и прислали толкового механика. Поэтому старенький автомобиль был готов двигаться дальше.

В сумерках я вернулся в дом, который занимал Кондрат. Дядька уже спал. Мне выделили комнату и, помывшись, я упал на кровать и попытался заснуть. День был тяжелый, а завтра не легче. Но сразу забыться не получилось. Жарко. Окна нараспашку. А неподалеку столб с рупором радиоточки, которая транслировала свежие немецкие сводки на русском языке. Поэтому, невольно, я к ним прислушивался, обрабатывал информацию и делал свои собственные выводы.

Турция объявила войну Англии и Советскому Союзу. Турецкие дивизии вступили в бой с англичанами и большевиками. Несомненно, новый союзник Третьего Рейха внесет весомый вклад в общую победу...

"Свежо предание, да верится с трудом. Я разговаривал с офицерами УКФ в Новочеркасске и все они о боеспособности турецких войск высказывались скептически. Солдат много, но подготовка слабая. Флот старый. Современной техники и орудий, не говоря уже о самолетах, немного. Большевики на Кавказе тоже едва держатся, и турки могут рассчитывать на мусульманское население, которое окажет им поддержку. Но драка будет суровая и без поддержки Вермахта туркам сопротивление советских войск не сломить. Особенно в Армении и Грузии, где против них поднимутся все, от мала до велика".

Генерал Роммель и его победоносный Африканский корпус вошли в Каир. Египтяне приветствуют освободителей и тысячи местных жителей готовы вступить в колониальные части Вермахта...

"Неплохо. Но мне на Африку плевать. Другое дело Турция, для нее успех Роммеля очень важен и они нанесут совместный удар по Ближнему Востоку, а потом, скорее всего, повернут на восток".

Храбрые немецкие войска сражаются под Москвой. Обезумевшие большевики ведут наступление, но храбрые солдаты Вермахта удерживают позиции и готовятся нанести ответный удар...

"Кровавое месиво. Иначе битву за Москву, которая не стихает, не назовешь. Большевики хотят отбить столицу, а немцы удержать. Борьба за символ, которая истощает обе стороны".

Под Ленинград подвезли тяжелые осадные орудия. Несомненно, это скажется на ходе боев за этот город...

"Чушь. Видел я эти орудия на фото в немецких журналах. Выглядят грозно, но, скорее всего, ни на что они не повлияют. Ленинград стоит, даже не качается, и сломить сопротивление советских войск будет сложно"...