Развод в 50. Я научусь тебя (не) любить

Но она, зараза такая, то вянет, то сбрасывает все цветки через пару недель после начала цветения.

– Я тебя сейчас пересажу в новый грунт, с другим составом, чтобы ты мне и листочек новый дала, и цветочки свои красивые не сбрасывала, – воркую над растением, как над собственным ребенком.

Но они и есть мои дети.

Когда тебе в следующем месяце исполняется пятьдесят, старшие дочери давно разъехались, хочется тишины, спокойствия и любимое хобби рядом.

А еще мужа…

Вспоминаю о моем вечно строгом Кирилле, и на губах невольно появляется улыбка.

Больше тридцати лет вместе. Обалдеть!

До сих пор помню, как он нагло подсел ко мне за первую парту в одиннадцатом классе, а через год, только нам исполнилось по восемнадцать, сделал предложение. Прямо на выпускном.

ЗАГС, конечно, случился намного позже, потому что наши родители были категорически против раннего брака.

Но мы поженились, вырастили двух замечательных дочерей и сейчас наслаждаемся жизнью вдвоем. Как тогда, тридцать лет назад, когда мы были предоставлены только друг другу.

Выныриваю из воспоминаний, когда за спиной раздаются тихие шаги. Мне не нужно поворачиваться, чтобы понять, кто стоит в сторонке и с улыбкой наблюдает, как я на коленях, вся в земле, копаюсь в своих растениях.

– Олюшка, все щебечите над своими цветочками? – мягко спрашивает Валечка, моя верная помощница по хозяйству.

С ней мы вместе, как Кирилл построил этот дом. Слишком большой, чтобы я могла самостоятельно справляться с уборкой.

Аккуратно кладу орхидею на заранее приготовленный пакет, встаю на ноги и отряхиваюсь от земли.

– Куда я без них, – развожу руками и улыбаюсь женщине в ответ.

Валентина старше меня всего на десять лет, но рядом с ней я чувствую себя совсем молоденькой девчонкой.

Не из-за возраста, нет.

Валя у нас серьезная, хозяйственная. Все у нее по полочкам и по расписанию.

И я…

Копошусь в своих горшках днями, все время ветер в голове – будто мне не пятьдесят в марте исполняется, а двадцать пять.

Кажется, что наступает вторая молодость, когда мы какие только глупости не вытворяли. Но мне нравится мое новое состояние. Определенно нравится.

– Оля, я в вашей спальне белье поменяла, рубашки Кирилла завтра с утра в химчистку отвезу, ужин в духовке, – в привычной манере отчитывается женщина, – Я пойду? Давление опять скачет.

– Конечно-конечно, – тут же все несерьезное настроение сходит на нет, – Я рубашки сама отвезу, а вы отдыхайте.

– Разберемся с утра, – кивает Валентина, – Хорошего дня.

– И вам, – кричу ей в след, возвращаясь к своим зеленым малышам.

Надо скорее доделать все садоводческие дела, отмыться от земли и ждать мужа, чтобы с наслаждением прижаться к его сильному и горячему телу.

***

Валентина уходит к себе в небольшой домик для прислуги, который мы дополнительно построили для нее и еще одного нашего помощника – дяди Коли, садовника, ремонтника и всех на свете дел мастера.

А я почему-то ловлю себя на тревоге.

Не знаю из-за чего и откуда она взялась, но после пересадки орхидеи я нахожу себя в гостиной у большого панорамного окна.

Вечереет все еще рано, на улице постепенно становится темно, и я напряженно смотрю на ворота, словно ожидая что-то нехорошее.

Но ведь все прекрасно?

Кирилл вернется с работы сегодня раньше, потому что мы договорились проводить больше времени вместе. У дочек тоже все хорошо.

Старшая Катя недавно родила и вовсю возится с нашим пухлощеким внуком, а младшая Ульяша только переехала в собственную квартиру и наслаждается студенческой жизнью без нравоучений родителей.

Мы с Кириллом вместе, и после всех недомолвок, ссор и обид, которые были между нами, пока я переживала раннюю менопаузу, наступил, наконец, счастливый период.

Словно нам опять по двадцать, и мы прячемся по углам, чтобы целоваться до онемения губ.

«Тогда в чем дело, Оль?» – спрашиваю себя мысленно и не перестаю смотреть в окно.

Еще минут пять так гипнотизирую улицу и все же заставляю себя сдвинуться с места.

Я до сих пор вся в земле, надо просто принять горячий душ и расслабиться. Смыть с себя это дурацкое предчувствие.

Подхожу к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, и замираю на месте.

Звонок домофона настолько оглушительный в тишине дома, что он заставляет меня морщиться от своего резкого звука.

Скорее подхожу к экрану с камерой и замечаю молодую девушку, переступающую с ноги на ногу.

Это еще кто такая?

– Здравствуйте, – здороваюсь с ней, но не спешу открывать.

Незнакомка подпрыгивает на месте, испугавшись моего голоса, и начинает быстро-быстро тараторить.

– Ольга, здравствуйте. Меня зовут Мила, и я очень хочу с вами поговорить. Впустите, пожалуйста. Тут очень холодно из-за ветра. У меня ребенок застудится, – и в доказательство она поднимает автолюльку, которую до этого не было видно на камеру.

А в ней я разглядываю крохотное тельце в болоньевом комбинезончике.

Девушка с ребенком… Ко мне поговорить…

Становится не просто тревожно, а жутко.

Я ее не знаю, мой муж ее не знает. Не помню, чтобы у Кирилла в компании вообще работала какая-то Мила.

– Извините, но кто вы? – продолжаю внимательно разглядывать девушку на экране, пытаясь вспомнить, могла ли я ее где-то видеть раньше.

Нет. Точно нет.

– Мила, – повторяет она, – Знакомая вашего мужа. Ольга, впустите нас, пожалуйста. Феденьке памперс надо поменять.

Феденьке?

И, словно сговорившись с этой Милой, малыш в люльке начинает хныкать.

Я не зверь, поэтому сдаюсь и открываю. Никогда такого не делала, всегда избегала общения с незнакомцами, но тут просто жалею ребенка, который с каждой секундой ревет все громче и громче.

Придерживаю входную дверь, пропуская эту Милу с малышом, и потом также молча веду их в гостиную к диванам.

Девушка тут же по-хозяйски располагается, ставит люльку на журнальный столик, снимает с себя яркий синий пуховик и внимательно осматривает пространство вокруг.