Развод. Будьте моим бывшим, доктор

На что я подписалась?!

Этот же вопрос задаёт мне и Сашка, которая слушает меня, раскрыв рот.

— Гань, да ты реально сдурела?! — подруга эмоционально всплёскивает руками и не может усидеть на месте. — Это ж… это ж…

— Это жопа, да, — соглашаюсь уныло, и Саша прыскает.

— Не, я не это имела в виду. Слушай, а может, он в тебя влюблён?! — она даже подскакивает с дивана в комнате, где мы решили попить вечером чай.

Я аж давлюсь напитком от такой перспективы.

— Не выдумывай, — качаю головой. — Влюблён, как же. Он ещё в меде так мне нервы трепал. Ты же помнишь, я тебе про спор рассказывала? Как он планировал затащить меня в постель. Если б я тогда случайно не услышала разговор с его дружками…

— Ну вот, всё же сходится! — Сашка плюхается обратно на диван рядом со мной. — Он все эти годы тебя любил, а теперь решил…

— Стоп, Саш! — качаю головой. — Если он что и решил, то максимум — со мной переспать. Так сказать, реабилитироваться за прошлый неудавшийся раз. Но такого удовольствия я ему не доставлю.

— Не уверена. Зачем-то ему всё это надо, — скептически смотрит на меня подруга. — Только ради призрачной перспективы секса и того, чтобы получить тебя в ассистентки? Нет, я, конечно, понимаю, что ты очень талантливый хирург, но тебе не кажется, что всё это слишком? Жить у него, он тебе поможет с защитой… Кстати, а вам за это ничего не будет? Насколько это вообще этично, чтобы научный руководитель вот так…

— Не знаю, — тяну растерянно. — Как-то я об этом не подумала.

— Вот и подумай! — назидательно грозит мне пальцем Сашка.

Киваю, но решаю отложить раздумья на потом. Надо выспаться перед сменой.

Что решение было правильным, понимаю, когда прихожу утром на подстанцию.

— Агния Станиславна, я тебя сегодня в реанимационную бригаду ставлю! — сообщает мне Владислав.

— Но… — теряюсь, потому что не ожидала.

— Ну некому больше, — разводит руками старший. — Хоть одна ремка должна ездить в городе! А у меня десяток фельдшеров, и ни одного с сертификатом. Выручай, Агния!

— Ладно, — киваю, деваться-то некуда.

— Отлично! Давай тогда, шагай, укладку проверь. И зайди распишись за наркоту.

Киваю и иду получать ампулы морфина — это дело строго подотчётное, за разбитую не дай бог ампулу столько объяснительных писать придётся, что проклянёшь всё на свете. А если нецелевое использование — там вообще распнут вплоть до уголовки.

В пару мне ставят опытного фельдшера, с которым мы уже пересекались на станции, но вместе ещё ни разу не работали. Больше всего меня радует, что это крепкий мужчина — я со своим «бараньим» весом всегда с трудом справляюсь с транспортировкой пациентов. Ловлю себя на мысли, что Игнатьев наверняка посмеялся бы моей формулировке — я же «ягнёночек» — и тут же чуть не ругаюсь вслух. Всего за несколько дней чёртов хирург уже и в голову мне забрался!

Первый же вызов — реанимационную бригаду вызывают «на себя». То есть обычной бригаде потребовалась помощь реанимации. Врубаем маячки и несёмся — на переезде столкнулись два автомобиля и фура. Увозим тяжёлого пациента с шоком третьей степени и большой кровопотерей. В итоге мы с напарником в мыле и в крови по самые уши, а уж про машину и говорить нечего.

На подстанции удаётся найти сменную форму, так что переодеваемся и вперёд — дальше работать. Вот стараюсь я не зацикливаться на приметах, но как быть, если они всё время срабатывают? После первого «кровавого» вызова идёт следующий, за ним ещё один. К вечеру я уже с трудом переставляю ноги, а ведь ещё вся ночь впереди!

Но дальше всё затихает. Несколько часов мне удаётся даже поспать в ординаторской на подстанции. И только под самое утро в конце смены нам поступает вызов — парализовало, угроза жизни. Прыгаем в машину и мчимся на адрес, где нас встречает дочь и проводит к своему отцу — военному в отставке.

— Рассказывайте, что случилось? — сажусь рядом с пациентом.

— Да вот, спина у меня болела, доктор, — стонет он, — ну день, другой, неделю примерно. В ногу немного отдавало.

— Так, — записываю себе симптомы. — А дальше что?

— Так ногу парализовало сегодня, встать я не смог, — жалуется мужчина. — Вся левая сторона как отнялась! Инсульт у меня, не иначе! И болит! Всё болит!

— Да что вы спрашиваете?! — возмущается дочь, стоящая тут же. — Скорее его надо в инсультное отделение! Что за врачи пошли, вы что, не знаете, что в таком состоянии нужно как можно быстрее действовать?!

— У вас не инсульт, — говорю спокойно пациенту, проводя осмотр. — При инсульте, который сопровождается параличом, болей быть не может. Разве что голова будет болеть. Вам нужно не в неврологию, а в нейрохирургию, у вас люмбаго. То, что в народе называют — прострел. И ишиас — именно из-за него нога онемела.

— Да я жаловаться на вас буду! — дочь уже не просто возмущается, а почти визжит.

— Жалуйтесь, — говорю устало. — Это ничего не изменит.

— Подожди, дочка, — мужчина смотрит на меня внимательно. — Вы уверены?

— Да, — киваю ему.

— Папа, что ты её слушаешь! Посмотри, она же хорошо если медицинское училище закончила, да и то на тройки одни, поди! — разоряется девушка.

— Я позвоню старшему врачу, может быть, он вас переубедит, — достаю телефон, сил на ругань у меня нет.

— Не надо, — пациент качает головой. — Поехали, куда вы там сказали. В нейрохирургию? В госпиталь тогда везите. Я хоть и в отставке, но мне туда положено.

Чуть не застонав, соображаю, что очередная встреча с Игнатьевым у меня не за горами. Похоже, все дороги ведут туда. И смена, как назло, заканчивается. Просто так он мне уехать точно не даст.

Глава 7

Деваться всё равно некуда. Запрашиваю у сонного диспетчера направление, и мы грузимся в машину. Дочь пациента ещё продолжает что-то там бурчать, но я не реагирую.

— Ждите, пока я спущусь! — выдаёт наконец. — Отвезёте меня вместе с отцом!

— Скорая — не такси, — отвечаю спокойно. — Мы бригада реанимации. Мы везём пациента. Вы можете приехать в больницу позже, в установленные часы приёма.

С каждым моим словом её лицо искривляется всё сильнее.

— Это форменное безобразие! — шипит девица. — Я напишу на вас официальную жалобу!

— Пишите, — снова пожимаю плечами. — Не забудьте отправить копии в Минздрав и президенту.

— Хамка! — визжит она, но я уже сажусь в машину.

За несколько недель работы на скорой я просто перестала реагировать на такие угрозы. Люди чаще всего не в курсе, что мы действуем строго по инструкции. И бригаду взгреют на плановом совещании как раз за постороннего в машине. А жалобы от таких вот родственников пациентов, да и от самих пациентов, все официальные инстанции получают пачками.

В госпиталь мы приезжаем уже после восьми утра, когда у меня, по идее, заканчивается смена. Транспортируем пациента в приёмный покой, я отдаю дежурному сопроводиловку и, пока он подписывает мне бумаги, устало слежу, как мужчине помогают перелечь с нашей каталки на больничную.