Развод. Будьте моим бывшим, доктор

— Всё узнал о моих вкусах заранее? — смотрю на него слегка язвительно, и он опускает глаза.

— Кое-что я действительно помнил по студенческим годам. И интернатуре.

— Мы с тобой почти не общались в интернатуре, ты только издевался надо мной, когда мог, и ты тогда уже был ординатором, — подпираю рукой щёку и разглядываю его так, словно он сказочник, а я ребёнок, который ждёт интересную историю. — Ты не хочешь честно рассказать всё по порядку?

— Я… просто не могу, моя хорошая, — Даня качает головой. — Ты решишь, что я чокнутый, и будешь в каком-то смысле права. Испугаешься ещё…

— До сих пор ведь не испугалась, — улыбаюсь ему. — Ну хорошо, — продолжаю, потому что мужчина молчит, — я спросила тебя, как давно ты в меня влюблён. После нашего секса? Или после того танца на кухне? Или с того момента, когда мы с тобой сидели в ресторане, и я ревела у тебя на коленях?

— Всё мимо, гораздо раньше, — он качает головой, слегка улыбается.

— М-м-м, когда мы впервые встретились после перерыва? — задумываюсь, недоверчиво гляжу на него. — Да ну нет, я тогда была страшная, уставшая и вообще…

— Ты всегда была красавицей, дело не в этом, и — нет, не тогда.

— Всё-таки в интернатуре? — хмурюсь, припоминая.

Была у нас там пара моментов…

— Что, тоже нет? — мне уже и правда не по себе, когда он в очередной раз качает головой.

— Ты в первый раз пришла на клиническую базу, ещё в университете.

Даня придвигается ближе — мы сели с одной стороны стола на диван — притягивает меня к себе, обнимает, проводит пальцами вдоль позвоночника от самого верха до края выреза. Слабо ахнув, прижимаюсь к нему сама. Может, и правда надеть это платье было не самой лучшей идеей…

— На какую базу?.. — с трудом соображаю, пока он нежно поглаживает обнажённую кожу. — Так, стоп! Это же… второй курс?! Я была на втором курсе! Игнатьев, мы с тобой познакомились зимой, а это месяца два спустя, не меньше! Ни за что не поверю, что…

— На тебе был серый плащ, такого стального оттенка, — тихо говорит он. — Туго затянутый… Он подчёркивал талию. У тебя шикарная фигура, ягнёночек. Под плащом чёрная водолазка. Ты любила водолазки, часто носила их под халаты на занятия. Синие брюки и такие же синие ботинки на плоской подошве.

Я смотрю на него во все глаза. Не может быть… Той осенью я действительно носила ту одежду, которую он сейчас описал — очень любила это сочетание стального с синим. Увидеть её позже Даня никак не мог — у меня неожиданно выросла нога, ботинки стали малы, а плащ… следующей весной я случайно посадила на него огромное пятно, которое не удалось отчистить.

— Ты сумасшедший, — шепчу, слегка задыхаясь, потому что он продолжает ласкать мою кожу, только вторая рука под столом пробирается уже к бёдрам.

— Ну вот, я же говорил, — хмыкает хирург.

— Ого, какие люди! Игнатьев, ты что ли? — раздаётся возле нас.

— Ну кого там черти принесли?! — шепчет мне Даня на ухо, неохотно отодвигается от меня и разворачивается.

— А я смотрю: неужто ты? Здорово! — протягивает ладонь хирургу мужчина как будто приблизительно его возраста, но выглядящий постарше — уже в очках, с брюшком и с намечающейся лысиной.

— И тебе не хворать, Костя, — слегка усмехается Даня. — Извини, я занят.

— Да не вопрос, — подошедший поднимает руки. — Пардон, не буду мешать!

Приглядывается в неярком освещении ресторана, словно пытаясь разглядеть моё лицо. Мне его видно лучше — он стоит как раз в пятне света, и я вдруг понимаю, что этот человек мне смутно знаком. Тоже медик?..

Мужчина отходит, а Даня снова поворачивается ко мне.

— Мы остановились на чём-то очень интересном, ягнёночек, — опять обнимает меня, подтягивает к себе поближе.

— Кто это? — спрашиваю с любопытством.

— Бывший коллега, — отмахивается хирург.

— Почему бывший? — удивляюсь вполне искренне.

— Потому что из медицины ушёл в фарму, — Даня пожимает плечами. — Не он первый, не он последний… Всё-таки в фармацевтике денег крутится значительно больше.

Киваю. Эти прописные истины известны каждому врачу. Вот только в фармацевтике по большому счёту нужны не медики, а продажники. Поэтому для меня, как и для Дани, направление совершенно непривлекательное.

— Он с тобой вместе учился? — продолжаю интересоваться.

— И учился, и работал… Ягнёночек, чёрт с ним, — мужчина прижимает меня чуть сильнее. — На твой вопрос я ответил, теперь твоя очередь. Что такого случилось у тебя вчера, что сегодня ты призналась мне в любви?

— Не только вчера, Дань, — пожимаю плечами, но всё же рассказываю о своих пациентах и о том, с чем мне пришлось столкнуться.

Нам приносят вкусную еду, музыка в ресторане очень ненавязчивая и приятная, и я расслабляюсь в руках хирурга. Его пальцы продолжают вырисовывать узоры на обнажённой коже моих рук, плеч и спины, постепенно распаляя — это словно прелюдия к тому, что предстоит впереди.

— Какая ты… — он утыкается носом в моё плечо, делает глубокий вдох.

— Какая? — смотрю на него, с трудом удерживая улыбку на губах, мне уже хочется совсем не таких невинных ласк.

— Сладкая, — шепчет Даня. — У меня от твоего запаха крышу сносит, ягнёночек… Поехали домой, а?

— Вот так вот сразу? — ещё пытаюсь шутить. — После первого же свидания? Их же надо как минимум три!

— Хоть десять, любимая, — его руки уже пробираются под подол платья. — Или двадцать… Всю жизнь тебя буду на свидания звать… Поехали, радость моя?

Дома мы оказываемся в какие-то рекордные сроки. Даня словно специально выбрал ресторан поближе, чтобы не тратить время на дорогу. Вваливаемся в спальню, целуясь и лаская друг друга везде, куда успеваем дотянуться.

— Люблю тебя… — мужчина отстраняется, тяжело дыша, осторожно спускает с моих плеч лямки платья, высвобождая грудь, и тут же впивается в неё губами, заставляя меня ахнуть и выгнуться в его руках.

— Люблю тебя, мой ягнёночек…

Не знаю, сколько раз я слышу признания за эту такую длинную и такую короткую, безумную, сумасшедшую, жаркую ночь. Такого у меня не было даже в самый первый раз с ним. Мы засыпаем в обнимку, когда силы кончаются у нас обоих, и я, сквозь сон вслушиваясь в стук сердца в груди под моей щекой, понимаю: никогда я не испытывала такого счастья.