Разыскиваются
Шрифт:
– Безусловно, - сказала Энн, - хотя холмами сыт не будешь, а морем не напьешься.
– Да и от костра мало проку, если на нем нечего сварить, - добавил Дик.
– Ах вы, зверята, зверята! Ни малейшего чувства прекрасного!
Безоблачное небо все было усеяно звездами. Лайэн расположился на ночлег прямо под открытым небом, в нескольких шагах от их палатки. К счастью, его радужные предсказания оправдались - ночь выдалась сухой, и утром их разбудило яркое солнце, а по долине внизу стлался легкий туман, предвещая погожий денек. Все говорило о том, что наступает жаркая пора.
– После завтрака,- сказал
– Вы же сказали, что напишете мой портрет маслом?
– Я это сделаю потом, по эскизам. Придется подождать, пока я смогу приобрести кусок хорошего холста и кобальтовую краску.
Едва он начал рисовать - Дик в это время, ворча себе что-то под нос, мыл в ручье посуду, - как произошло непредвиденное.
– Что это вы делаете, голубчики?
– услышали они у себя за спиной.
Оба оглянулись. Они так увлеклись своим делом, что не слыхали, как к ним подошел человек.
Он стоял на травянистом пригорке, оглядывая лагерь, и казалось, что ноги его, обтянутые гетрами, топчут зеленый краешек неба. Торчащая у него под мышкой двустволка так естественно гармонировала со всей его внешностью, что напоминала сук могучего древесного ствола. Его темное, сморщенное лицо было похоже на старый, изношенный башмак.
– Так что же вы тут делаете?
– угрожающе повторил пришелец.
Дик и Энн посмотрели на Лайэна, ожидая, что он скажет. Но Лайэн удостоил незнакомца лишь беглым взглядом через плечо и продолжал рисовать.
– Ищем ветра в поле, - бросил он в ответ, не повернув головы и не вынув трубки изо рта.
Медленно прокладывая себе путь меж валунов и кустов вереска, пришелец направился вниз по склону. Следом за ним шла собака. Остановившись возле Лайэна, он пробормотал:
– Что? Я на ухо стал туговат.
Лайэн черкнул еще два штриха, вынул трубку и учтивым тоном произнес:
Я сказал, что мы с таким же успехом могли бы искать ветра в поле. Но мы не... мы еще не спятили с ума. Мы занимаемся живописью. Я, по крайней мере. А эта юная особа мне позирует.
– Так.
– Пара неодобрительных глаз окинула Энн с ног до головы.
– Так, девицу в трусах рисуете? Ничего себе, подходящее занятие! Я и сам бы не прочь - умеем не хуже вашего.
– Послушайте, - не выдержал Лайэн, - какая муха вас укусила?
Незнакомец обернулся. Его бурое лицо побагровело.
– Посторонним запрещено останавливаться на этой пустоши. Тут водятся куропатки.
– Ах, вон что!
– Так приказал хозяин.
Лайэн изящным движением поднялся на ноги, заложил руки в карманы и покровительственно улыбнулся лесничему.
– Знаешь, старина, если ты дорожишь своим местом, тебе не мешало бы помнить в лицо гостей твоего хозяина, а не болтаться по усадьбе и грубить им.
У лесничего округлились глаза и отвисла поросшая щетиной нижняя челюсть.
– Неужто вы... вы... один из гостей сэра Олберта, которые приехали на этой неделе, сэр?
– Именно так. Сэр Олберт - мой старый друг.
–
Простите, сэр, но я заметил эту палатку, сэр, и подумал, что...Лайэн скривил губы в аристократической улыбке.
– Уж не принял ли ты меня за...
– Он бросил взгляд на детей.
– Неужели сам не можешь смекнуть, что в такой палаточке не хватит места для троих?
– Вы правы, сэр. Прошу прощения, сэр. Сплоховал я на сей раз. Я ведь это... не очень-то часто бываю в главном доме, не то что там лакей или горничные... Не упомню в лицо всех гостей.
– Ну ладно, ладно!
– И Лайэн великодушно махнул рукой.
– Кстати, я, кажется, припоминаю твое лицо, хоть ты меня и забыл. Не ты ли заряжал мне ружье на охоте у сэра Олберта в прошлый сентябрь?
Лесничий просиял:
– А ведь и то, сэр! Как же, как же! Теперь припоминаю, сэр. Вы еще стреляли без промаха.
– М-м-м... да как тебе сказать.
– Лайэн тихонько зевнул.
– Надеюсь, дражайший, ты не станешь притеснять этих молодых людей. Мы повстречались накануне вечером, и мне захотелось их нарисовать. Я разрешил им расположиться на этой пустоши, обещав прийти пораньше утром. Вина, конечно, моя, но, кажется, дичь не потревожена.
– Что вы, что вы, сэр, все в порядке, все в порядке!
– Лесник с надеждой взирал на него.
– Меньше слов - меньше обид, а, сэр? С обеих сторон, сэр. Вы не станете на меня жаловаться, сэр?
– Ну ладно, ладно. Я ничего не скажу сэру Олберту, - великодушно заверил его Лайэн.
– Можешь идти... э-э-э...
– Мергетройд, сэр.
– Ах да, Мергетройд. Можешь идти, Мергетройд. Ты свободен.
– Спасибо, сэр! Счастливо оставаться, и удачного денька вам, сэр.
– И, бросив исподлобья ядовитый взгляд на Дика и Энн, лесник вместе со своей собакой удалился.
– О Лайэн, - закричала Энн, когда он скрылся из виду, - как это здорово, что вы знакомы с сэром Олбертом! Ну какой же вы лгунишка! Сказать, что гостите у него.
– Ба! Да вы и представить себе не можете, как чудесно я умею лгать. Я в глаза не видывал этого сэра Олберта. Я никогда не был у него в гостях и ни разу в жизни не подстрелил ни одной куропатки.
– Но ведь этот старикан вас узнал!
– недоверчиво прервал его Дик.
– Он просто прикинулся, когда я приструнил его. Презренный червяк!
– Значит, вы его все время разыгрывали? Лайэн усмехнулся:
– Пришлось. А не то он выставил бы нас в шею, потребовал бы фамилии и адреса, обвинил бы в браконьерстве и еще Бог знает в чем.
– За что же? Мы ведь дурного ничего не сделали.
– А как же! Мы осмелились потревожить его возлюбленных птичек, и они могли переселиться на соседнюю пустошь, так что сэру Олберту с его жирными друзьями не довелось бы выпустить из них потроха. Кровь закипает в жилах, - продолжал художник более серьезно, - когда подумаешь, что большинство людей не смогли бы так одурачить этого лесника. Мне это удалось только потому, что у меня изысканное оксфордское произношение, свидетельствующее о принадлежности к благородному сословию. А будь я каким-нибудь фабричным парнем из Манчестера, не миновать бы вызова в суд, где восседают строгие, неподкупные судьи и присяжные, большинство которых приятели сэра Олберта, сами, наверное, помогающие ему истреблять куропаток. Какой же справедливости можно от них ожидать?