Реалити-Шоу

— Извинения приняты, — отвечаю, изображая равнодушие.

— Хорошо. Очень хорошо, что так. Я тут нахожусь неподалеку, и если ты ещё не ужинала, то может, мы куда-нибудь съездим…

Живот громко заурчал, напоминая, что в последний раз я нормально ела у Артёма на даче, а шоколадка вчерашним вечером не считается, потому как была скорее закуской, чем едой.

— Нет, ещё не ужинала, — говорю, — но мне нужно собраться. Через час, нормально?

— Отлично, — просиял он сквозь трубку, — буду возле твоего подъезда ровно через час.

Глава последняя

«Поговори с ним, объясни, что у тебя проблемы, и если ничего не предпринять, то с корабля ты отправишься прямиком на бал. Или, в моем случае, наоборот: с бала на автобус до Касимова».

Геннадий ждал в машине возле подъезда. Судя по всему, он приехал давно, и час между нашим разговором и свиданием сидел в машине за углом. Старомодная рубашка бордового цвета в мелкую красную полоску слегка взмокла на груди. «Бережливость ещё не признак жадности», — успокаиваю себя. Он не тот человек, что станет жечь бензин ради прохлады, но, зная цену деньгам, потратит их на действительно важное, например, на меня. Сегодня я получу всё или останусь у разбитого корыта. Пан или пропал, как говорится, терять мне нечего, а путь к отступлению давно готов.

— Привет, — я протянула руку, он горячо её пожал, быстро окинул меня оценивающим взглядом, улыбнулся и одобрительно кивнул. Возможно, на решающее сражение стоило надеть что-нибудь эдакое, вызывающее, соблазнительное, а не джинсы с маечкой, но сегодня я решила рискнуть и сыграть в открытую, показать себя настоящую, без мишуры и фальши.

— Современная мода такая практичная… городской стиль называется?

— Городской, — повторила я и весело усмехнулась, — какой город, такой и стиль. Ну, а чтобы ему соответствовать до конца, предлагаю поужинать в пиццерии, ну или в каком-нибудь заведении быстрого питания.

— Отличное предложение. У меня, как раз на такой случай, фестал припасён. Как сердцем чувствовал, что пригодится.

Мы рассмеялись. Неожиданно он протянул раскрытую ладонь и пару секунд она, такая широкая и мощная, повисала между нами. Я положила свою руку, он сжал её, перемежая мои пальцы своими. Никогда ещё тишина не была такой умиротворяющей, никогда прежде я не чувствовала себя такой хрупкой и защищенной одновременно.

— Ты что-то сказала? — Геннадий на секунду отвлекся от дороги и пристально посмотрел мне в глаза. Холод серо-голубых глаз оставил глубокий ожог, но послевкусие такого взгляда приятное, хоть и трудно его с чем-то сравнить. Как без мороза нет уюта от печи, как сталь становится податливой в огне, как хрупкое стекло течёт и раздувается от жара, так и глаза эти подчиняли себе без остатка. Аж мурашки пробежали по коже.

— Нет, ничего… — ответила я и крепче сжала его пальцы.

Остаток пути ехали молча.

— Что закажешь? — спросил Геннадий, когда подошла наша очередь у прилавка.

— Мне, пожалуйста, самый большой бургер с говядиной, картошку, сырный соус и апельсиновый сок, — каждое слово давалось с трудом, приходилось незаметно сглатывать обильно выделившуюся слюну. Запахи и яркие картинки на витрине окончательно спутали мысли.

— Добавить в бургер бекон? — заучено-учтиво протараторила кассир.

— Нет, спасибо.

— Мне всё то же самое, — буркнул Геннадий в окошко, оплатил ужин банковской картой и подозрительно оглядевшись, прошептал мне на ухо:

— Ты здесь раньше что-нибудь ела?

— Бывало, — шутливо развела я руками, — когда времени на обед совсем мало, а денег ещё меньше — самое то, что доктор прописал.

— Боюсь, как бы мне этот доктор что-нибудь от язвы желудка не прописал, после таких-то яств, — он продолжил настороженно озираться. Лишенный привычной оболочки показного лоска, Геннадий явно чувствовал себя не в своей тарелке. Обычный для этого кафе посетитель только-только окончил среднюю школу. Старше моего спутника в зале была только одна старушка, которая, впрочем, ничего не ела, а с удовольствием наблюдала за пухлым внучком, заталкивающим в пасть котлету целиком.

— Риск, конечно, есть, — шепнула я в ответ, — но не попробуешь — не узнаешь.

— Что ж, риск дело благородное…

Половина булочки с котлетой с космической скоростью провалилась в желудок. Облизнулась, салфеткой вытерла каплю жира с подбородка, не переставая жевать, макнула картофельную дольку в соус, подняла глаза на Геннадия, брезгливо вертевшего в руках бургер на триста шестьдесят градусов, примеряя с какой стороны его лучше откусить, чтобы не порвать рот и не заляпаться майонезом.

— Оказывается, я была такая голодная, — удовлетворенно вздохнула, подкатив глаза к потолку и похлопав ресничками.

— А я что-то совсем не голоден…

— Здесь можно заказать салатик, если хочешь, или пирожное с чаем…

— Не сомневаюсь… — каждый новый звук получался у него минорней предыдущего, отчего картошечка вдруг стала пресной, а говядина постной.

«Ты всё испортишь», — отчитываю себя, — «не жрать же сюда пришла. Есть дела намного важнее. Давай, ещё один, последний кусочек и бегом на улицу. Прогулка под ручку, грустное личико, пухлые губки и ненавязчивый, но внятный рассказ о тягости безденежного бытия».

— Как прошла командировка? Ты обещал при встрече рассказать.

Он махнул рукой и не произнес ни звука.

— Совсем нечего вспомнить?

— Вспомнить-то есть что, да нечего рассказать.

— Ясно, — вздохнула я с досадой, — может, пойдем, прогуляемся?

— С превеликим удовольствием, — сказал он напыщенно, бросил скомканную салфетку перед собой на стол и, поднимаясь, окинул напоследок зал презрительным взглядом.

Стемнело. Один за другим зажглись фонари, раскидывая по сторонам длинные тени. Шаг у Геннадия быстрый, с трудом поспеваю. Ухватилась за локоть, слегка придерживаю, чтобы сбавить его темп. Всё равно отстаю. Стремительней его шагов несётся время, безвозвратно утекают драгоценные минуты, которым суждено изменить навсегда мою жизнь.

Чувствую запах застарелого пота. Не резкий, насыщенный, мужской. Геннадий смущается, идёт, перебирает губами, словно хочет что-то сказать, но никак не решится.

— Ген, всё хорошо?

Встряхнувшись, он резко остановился, как-то недобро улыбнулся.

— О чем ты задумался?

Пожимает плечами, не хочет говорить, угрюмо смотрит вдаль поверх моей головы. Сейчас было бы уместно прижаться к его груди, постоять молча в объятиях, но он настолько чужой, и ведет себя так неприветливо, что даже думать об этом не получается. Идём дальше.

— Я завтра уезжаю, — говорю негромко, с подчеркнутой грустью.

— Куда? — спрашивает он без особого интереса.

— В Касимов…

— Надолго?

Настал мой черёд помолчать. Ёжусь с обреченно-трагичным видом приговоренного к ссылке. Напрасно стараюсь, за плечом меня не видно.

— Надолго? — повторил он, раздражаясь.

— Думаю, надолго. Может даже навсегда.

Молчит, на меня не оглядывается.

— Это не мой выбор, — выдавливаю из себя продолжение мысли, ибо знаю, что всего через одно мгновение мы к этой теме уже не вернемся, — так сложились обстоятельства. Будь моя воля, осталась бы. Ладно, ещё в какой-нибудь большой многолюдный город уехать, но я там, где есть.