Редкий дар Джеммы

Она писала, что постоянно путешествует и выступает — князь устраивает ее концерты в том числе у королевских особ. Поэтому письма ее приходили все время из разных стран, а я писала ей на ее адрес в княжестве. У нее пока не было детей, но это ее не особо беспокоило.

Марселла долгое время была по-прежнему отрешенной от всего и всех и мы уже потеряли надежду на выздоровление. Луиджи тоже изредка заглядывал к ней, чтобы рассказать последние новости, а она так все и молчала в ответ.

Но однажды, когда она была вместе с Луиджи в семейном склепе — это была его идея — она кинулась на колени перед ангелом, который изображал Норму, и навзрыд заплакала. Это было первое проявление эмоций от нее за все это время и Луиджи сначала испугался, кинулся ее поднимать и утешать, потом заплакал вместе с ней и так они долго стояли, Луиджи при этом то сжимал руки Марселлы, то обнимал ее за плечи, то гладил по голове.

С тех пор Марселла пошла на поправку. Она первое время много общалась с моими детьми и в этом находила для себя какое-то утешение. Марселла вскоре вернулась к домой к мужу, тот уж не чаял ее увидеть в нормальном состоянии. И вот, наконец, она снова забеременела. Граф де Кастелли буквально сдувал с нее пылинки и угождал во всех ее прихотях. Он не мог нарадоваться, что его семейная жизнь наладилась.

Каждый год в память о Норме мы устраивали концерт в замке. Марселла, к сожалению, больше не играла на лютне, но мы приглашали других лютнистов. Я играла на клавесине, как обычно, а ещё на нем играли Марта и Леон дуэтом. Марта ещё неплохо пела и под аккомпанемент Леона исполняла несложные арии.

Луиджи все там же в церкви служил органистом и воспитал уже не одного способного ученика. На его мессы ходили толпами, именно его музыка пробуждала в сердцах покаяние и смягчала даже самых закоренелых грешников. А как он импровизировал! Наверное, сам великий Бах гордился бы им.

Наш приют сильно расширился, открылись также отделения в других городах. В приюты часто подкидывали новорожденных детей, с ними было очень хлопотно, но нам удавалось всех выхаживать. Несмотря на отсутствие средств от многих детских заразных болезней, хороший уход за детьми позволял им расти крепкими и лучше бороться с болезнями в том числе. И все же я приходила в ужас от того, насколько высокой была детская смертность, я не могла с этим смириться и поклялась, что в нашем приюте будет минимум этих маленьких невинных жертв.

В приюте было очень строго с гигиеной и я организовала специальные боксы для тех, кто заболел какой-нибудь гадостью, чтобы он не заражал других детей. Это сделало ситуацию намного лучше. К таким детям даже нельзя было заходить обслуживающему персоналу приюта, для них были отдельные приходящие сиделки и отдельный вход для них.

В общем, я боролась буквально за каждого ребенка. И чем меньше по возрасту они были, тем опаснее для них были все эти болезни — корь, коклюш, свинка, ветряная оспа… Я вспоминала наш мир и была так ему благодарна за достижения медицины! Так не хватало мне их здесь, в мире, где скорее помогло бы какое-нибудь колдовское зелье.

Кстати, во всей столице было всего четыре травницы, которые действительно прекрасно разбирались в растениях и знали, какое действие они оказывают. Они были нарасхват и им щедро платили аристократы и даже королевская семья.

Лия также обладала энциклопедическими знаниями по всем возможным настоям и зельям, но, к сожалению, она ничего не могла сказать об их эффективности. А среди нормальных рецептов были и совершенно вздорные.

В общем, в приюте мы бережно хранили те рецепты, которые оказались действенными, а Рико снабжал нас нужными травами.

Другой важной стороной жизни приюта было отслеживание проживания детей в приемных семьях. Я постоянно кого-то навещала, смотрела, в каких условиях живут дети, есть ли у них возможность гулять и играть.

По-прежнему в приюте устраивались праздники раз в год, где собирались приемные семьи с нашими бывшими воспитанниками. В непринуждённой обстановке было проще понять, если происходит что-то не то — например, ребенок устраивал истерики, или всего боялся, или ни с кем особо не общался и сидел в углу. Тогда я била тревогу и мониторила семью такого ребенка особо тщательно. Конечно, одной меня на это не хватало и у меня были помощницы, которые тоже занимались кураторством.

Словом, в приюте было полно дел, там всегда не хватало рабочих рук, но мы принимали персонал только после тщательной проверки, у нас был даже испытательный срок.

В приюте по-прежнему оставались дети с магическим даром, на текущий момент их было шесть, старший уже раскрыл свой дар, впрочем, но так и не нашел приемную семью. Его дар — телекинез — отпугивал возможных родителей и они предпочитали взять обычного ребенка.

У меня помимо приюта было ещё двое учениц, играющих на клавесине, одной было всего восемь лет, второй одиннадцать. Я приходила к ним домой, но жили они в разных концах города, поэтому много времени тратилось на поездки туда-сюда. А ведь ещё я участвовала в королевских детских праздниках для выявления детей с магическим даром!

Так и получалось, что я постоянно была в разъездах, в кипучей деятельности. Когда мои дети стали старше и самостоятельнее, стало, конечно, полегче, а до этого я занималась их воспитанием все свободное от приюта и занятий музыкой время и у меня не было ни одной минутки буквально на себя.

Да и сейчас я предпочитала все свое время отдавать другим, утешаясь, что им нужнее, что я приношу пользу и в этом цель моей собственной жизни.

Но это, к сожалению, было чревато выгоранием.

Глава 44

Иногда у меня просто не было ни сил, ни желания ни на что. Я лежала пластом или гуляла по саду вялая, неразговорчивая. Не принимала участия в детских забавах, я даже толком не отзывалась на ласки своего мужа, хотя он в такие периоды ухаживал за мной особенно нежно и внимательно.

Но ни Луиджи, ни я не понимали толком, что я сама довела себя до этого состояния своим неправильным режимом труда и отдыха. После третьего такого эпизода я наконец начала что-то понимать и в итоге переложила большую часть обязанностей по приюту на плечи своих помощниц.

Оказалось, что у меня есть занятия и помимо музыки, в которых я нахожу особую прелесть. И это были, как ни странно, лепка из глины и вышивка шелком. Увлечение лепкой мне передалось от Марты, а вышивкой я занималась ещё в монастыре. Теперь же меня оба эти занятия очень умиротворяли и давали простор размышлениям, которые, оказывается, мне были необходимы как воздух.

Я все больше думала о будущем — каким оно будет для всех нас. Ждут от нас новые потрясения? Или жизнь будет идти более-менее спокойно?