Рефлекс змеи

– Не сомневаюсь.

– Да нет. Мне нужно… я хочу… мне нужно выпустить книгу, которая сделала бы мне репутацию в издательском мире. Мне нужно, чтобы меня знали как человека, который сделал такую-то и такую-то книгу. Очень успешную книгу. Тогда все мое будущее как издателя будет гарантировано. Понимаете?

– Да.

– Я уже год или два ищу такую книгу. Ищу и разочаровываюсь, поскольку я хочу чего-то необычного. И теперь, – она глубоко вздохнула, – теперь я это нашла.

– Но, – озадаченно сказал я, – Ламборн – это же не ново, и к тому же я думал, что это книга вашего босса…

– Да не это, балда вы этакая! – сказала она. – Вот это. – Она положила руку на папку «Жизнь жокея». – Вот эти снимки. Им не нужен текст. Они сами рассказывают. – Она достала сигарету. – Если их расположить в нужном порядке… как жизнь… как автобиографию. Социальный комментарий, взгляд в глубь человеческой души… ну, как действует вся эта индустрия… это будет эффектный переход от цветочков и рыбок.

– Книг с фотографиями цветов было продано около двух миллионов экземпляров, не так ли?

– Вы что, не верите мне? – запальчиво спросила она. – Вы просто не видите… – Она осеклась и нахмурилась. – Вы раньше не публиковали ни одной из этих фотографий, да? В газетах, журналах, где-нибудь еще?

Я покачал головой:

– Нигде. Никогда и не пытался.

– Удивительный вы человек. У вас такой талант, а вы зарываете его в землю!

– Но ведь все снимают…

– Конечно. Но никто не делает большой серии фотографий, иллюстрирующих целую жизнь. – Она стряхнула пепел. – Они тут все, да? Тяжелый труд, самоотверженность, плохая погода, повседневная рутина, триумф, страдания… Я только раз посмотрела на эти фотографии, причем без всякого порядка, и уже поняла, что такое ваша жизнь. Нутром поняла. Потому что вы так все это засняли. Я увидела вашу жизнь изнутри. Я вижу то, что вы видите. Я вижу восторг в глазах этих владельцев лошадей. Я вижу их типажи. Вижу, чем вы обязаны конюхам. Вижу волнение тренеров. И это везде. Я вижу смех и стоицизм жокеев. Я понимаю, что вы чувствуете. Я вижу, что вы понимаете людей. Я вижу людей так, как никогда не видела прежде, потому что так увидели вы.

– Я и не знал, – медленно произнес я, – что эти снимки так все раскрывают.

– Посмотрите на этот, последний, – сказала она, вынимая его. – Вот этот человек в спецодежде, который снимает сапог с этого юноши со сломанным плечом. Тут и слов не надо, чтобы понять, что он делает это осторожно, как может, чтобы не причинить боли. Это видно в каждой черточке лица, в каждой линии тела. – Она положила снимок в папку и серьезно сказала: – Потребуется немного времени, чтобы расположить все так, как я хочу. Вы гарантируете мне, что не пойдете прямо сейчас и не продадите эти снимки кому-нибудь еще?

– Конечно, – сказал я.

– И не говорите ничего о них моему боссу, когда он вернется. Я хочу, чтобы это было в моей книге, а не в его.

Я слегка улыбнулся.

– Хорошо.

– Может, у вас и нет амбиций, – сказал она, – но у меня есть.

– Да.

– И мои амбиции ничем не повредят вам, – сказала она. – Если книга станет бестселлером… а она им будет… то вы получите авторский гонорар. – Она замолчала. – Как бы то ни было, вы сможете получить аванс: как только подпишете контракт.

– Контракт?

– Конечно же, контракт, – сказала она. – И пожалуйста, сохраните эти снимки, ладно? Я скоро сама за ними приду.

Она сунула папку мне в руки, и я отнес ее в картотеку, так что когда ее энергичный молодой босс вернулся, он увидел только снимки Ламборна. Без особого энтузиазма он сказал, что они вполне подойдут, и скоро они с Клэр принесут их назад.

Когда они уехали, я подумал, что уверенность Клэр по поводу книги скоро улетучится. Она скоро вспомнит, что большинство из тех, кого она знала, презирают лошадников. Она поймет, что книга фотографий, сделанных жокеем о собственной его жизни, будет иметь очень ограниченный спрос, и с сожалением или очень коротко напишет, что, в конце концов…

Я пожал плечами. Когда придет письмо, так все и будет.

Глава 11

Я поехал в Суиндон, чтобы забрать пленки, которые оставил на обработку по пути в Уинкантон прошлым утром, и весь остаток пятницы провел, печатая фотографии Лэнса Киншипа и его команды.

Если не считать тех снимков, на которых ясно было видно, что его команда неуютно себя чувствует в его присутствии (которые я все равно не собирался ему показывать), остальные он, скорее всего, одобрит. Мне повезло, что съемочная группа вела себя естественно и что на снимках был и сам Киншип в сумасшедшем прикиде парня из высшего общества – в скаковом твидовом костюме, размахивающий руками, словно дирижер, и в одной серии снимков у него за спиной лошади мчались прямо к финишу.

Также там было несколько крупноплановых снимков Киншипа с его командой в нечетком фокусе позади, и пара слегка сюрреалистических видов, которые я сделал прямо за спиной у оператора, где в самой огромной камере в четком фокусе прямо посередине одиноко стоял в лучах солнца Киншип. От всех этих снимков создавалось впечатление, будто солидный руководитель вершит свою работу. Я предполагал, что подобного эффекта он и добивался. Что за дело, что получится всего-то двухсекундная реклама – сам процесс съемок выглядел просто эпически.

Вечером я сделал заголовки к высохшим фотографиям, напечатав их на полосках тонкой бумаги, приклеил их скотчем на обратной стороне и, чувствуя себя немного по-идиотски, добавил: «Филип Нор, копирайт». Так делал Чарли много лет назад. Мне всегда казалось, что Чарли стоит за моим плечом, напоминая, чтобы я следил за работой.

Работа.

Само это слово наполняло меня беспокойством. Впервые я по-настоящему подумал о моих фотографиях в этом смысле.

«Нет уж, – возразил я себе. – Я – жокей».

Рано утром в субботу я ждал звонка от Гарольда с приказом срочно заболеть.

Он позвонил в четверть десятого.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Черт побери!

– Лучше тебе быть в порядке, – сказал он. – Только что позвонил Виктор. Я не стал ждать, что он скажет. Я прямо сказал ему, что будущее Чейнмайла зависит от того, насколько правильно его будут вести во всех его скачках.

– И что?

– Виктор сказал, что скачки без особого напряга ему не повредят, потому я передал ему то, что ты сказал. Слово в слово. И сказал ему, что ты наизнанку будешь для него выворачиваться, если только мы будем стараться выиграть. – Голос Гарольда в трубке прямо-таки гудел от радости. – И знаешь, что сказал Виктор? Он сказал, передай этому чистоплюю, что именно этого я и хочу.

– То есть…

– То есть, – прорычал Гарольд, – он передумал. Побеждай на Чейнмайле, если сможешь. И, честно говоря, тебе лучше победить.

– Но Чейнмайл…

– Черт! Ты хочешь скакать на этой лошади или нет?

– Хочу.

– Ну и все. Увидимся в Аскоте. – Он бросил трубку, давая мне понять, что я, по его мнению, не слишком-то благодарен ему за его старания насчет Виктора. Но если он пообещал Виктору, что Чейнмайл выиграет – а, похоже, именно это он и сделал, – то я попадаю в еще более крутой переплет, чем прежде.