Reincarnation банк
Шрифт:
Небольшая площадь перед черным зданием была запружена машинами и огорожена, у въезда стояли несколько полицейских. В прошлый раз здесь этого не было. И флагов на черном здании не было, а сейчас они висели по всему фасаду – влажный воздух сделал их тяжелыми и неподвижными. На голубом, висевшем с краю, она разглядела блестящего золотого дракона. Она бы заметила флаги, если бы они были здесь позавчера. После того, как Петр ушел, они еще долго сидели здесь с Сержем, до темноты. С ним было хорошо и спокойно, как с родным. Они как-то незаметно перешли на «ты» и переговорили, кажется, обо всем на свете. «И честь ему и хвала» – она усмехнулась, – он не читал ей своих стихов и даже не морочил ей голову своим Парижем.
Позже, в ее квартире, спросив, можно ли остаться переночевать,
Таня чувствовала себя виноватой, ей не спалось, она встала в шесть часов утра, приготовила кофе. Серж так и не лег там, где она постелила ему; он заснул в кресле. Она зашла в гостиную, осторожно поставила поднос с чашками на подоконник, села напротив Сержа. Он безмятежно спал, и слыша его спокойное, ритмичное посапывание, она в конце концов рассердилась. «Ненавижу, – подумала она. – Являются, морочат голову, потом спят себе, а я, как дура, поднимайся в пять часов утра!»
– Проснитесь, ваше сиятельство, – неприязненно сказала она, – кофе подан!
Серж сразу открыл глаза. – Что случилось? – Он посмотрел на часы и улыбнулся. – Только не смейся, – сказал он, – но мне только что снился «Reincarnation» банк. Мне снилось, будто бы там, внутри, фонтан… такой, как я видел в Италии: два бронзовых амурчика. И я гляжу на одного из них и все никак не могу понять, отчего я вижу только одного, хотя знаю, что их должно быть два. А потом соображаю – второй амурчик я сам, и все смотрю на того другого – он-то кто?
– Амурчик!? – Она протянула руку и потрепала его взлохмаченные со сна волосы. – Пей кофе, амурчик!
И тут он сказал, – Хочешь, я почитаю свои стихи?
– Замечательно, я только этого и ждала! – она сама услышала, как зазвенел ее голос, но не могла остановиться. Ее словно куда-то несло. – К тому времени, как закончишь читать стихи, как раз и рассветет окончательно, и можно будет продемонстрировать тебе мои картинки. Но потом нам надо будет уйти отсюда, а то придет мой разгневанный любовник, и я боюсь, ты не выдержишь конкуренции.
Серж поставил чашку и наклонился, вглядываясь в полумраке в ее лицо. Она раздраженно отвернулась и стала смотреть в окно.
– Бедненькая, – он протянул руку и погладил ее по голове, – вляпалась.
И тут она почувствовала, что еще немного, и она разревется, как дура…
«Кажется, я пьяная… – подумала она, выходя из ресторана и глубоко вдыхая колючий сырой воздух. – Самая подходящая кондиция, чтобы вести машину в таком тумане».
А туман все сгущался. Пройдя несколько шагов, она услышала меланхоличный хрипловатый голос саксофона, доносящийся откуда-то с противоположной стороны улицы. Невидимый музыкант играл что-то знакомое. Таня перешла через дорогу, но саксофон умолк так же внезапно, как заиграл. Она постояла, наблюдая за роскошным серым автомобилем, въезжающим через полицейский пикет на площадь перед черным зданием. «Надо пойти посмотреть, что там происходит», – подумала она. Но пешеходная часть улицы тоже была перегорожена. Таня попыталась завязать разговор со здоровенным полисменом, который, расставив ноги, стоял за деревянным барьером. Но это было все равно что говорить с тумбочкой, он только отрицательно мотал головой и упрямо махал рукой. Мол, убирайтесь, откуда пришли.
– Болван! – по-русски сказала Таня. Эта привычка несколько раз ставила ее в неловкое положение, и Таня научилась ругаться вполголоса. Но именно благодаря этой привычке она познакомилась с Натаном Александровичем. Она куда-то торопилась, а он, со своей скрипкой подмышкой, никак не давал водителю автобуса тронуться, все искал мелочь на проезд. Седенький, маленький, в шляпе – всегда терпеть не могла шляп. Таня дала волю раздражению, – Вы скоро?
А он встрепенулся и на чистейшем русском языке спросил: – А Вы?
– Что я?! – растерялась Таня.
– Ну я не знаю, – улыбнулся он, – Вы ведь тоже не уточнили «что».
К
счастью, полисмен не понимал по-русски; он и бровью не повел. «Истукан», – сказала она, после чего немного успокоилась и решила подойти к черному зданию с другой стороны. Она обогнула соседний дом, до которого тянулись деревянные заграждения, но там дело обстояло еще хуже; прямо от угла дома начиналась новенькая серая бетонная стена: скорее всего, она окружала черное здание со всех сторон, кроме той, где была площадь. «Может быть, здесь какой-нибудь военный арсенал, или посольство, или… Бог знает что и стреляют без предупреждения! Куда меня несет, ненормальную!?» Но она продолжала идти, спотыкаясь о валявшийся вдоль ограды строительный хлам.Туман смыл неровной линией верхнюю часть ограды, даже уличный шум стал доноситься как будто глуше. Прикасаясь ладонью к влажному бетону, она шла, ступая осторожно и медленно. Стена повернула влево под тупым углом, потом неожиданно опять влево… Сделав еще шаг, она почувствовала, как ее пальцы внезапно соскользнули с камня и, пошатнувшись, чуть не упав, она испуганно вцепилась в холодные прутья, глухо звякнувших чугунных ворот. Сердце колотилось так бешено, что она постояла, прислонившись лбом к холодному металлу, поджидая пока оно уймется, потом подергала решетку; ворота были заперты. – Эй! – крикнула она и, прислушавшись, подняла голову – было тихо. «Если встать на цыпочки, можно дотянуться до верхушки прутьев, – подумала она и прошлась вдоль ворот. – Должен же здесь быть какой-нибудь указатель, табличка с названием, какой-нибудь знак – что это, наконец, такое!?»
Но на воротах ничего не было. Она стала внимательно оглядывать бетонную стену рядом с воротами, и через минуту, теряя ощущение реальности, читала и перечитывала слова, выведенные черным италиком на бледно-желтом фоне:
«Reincarnation банк»
Основан в 1847 году Радж-Сумой Младшим
Первый филиал на этом континенте
И ниже простым шрифтом —
Въезд для грузового транспорта
– Грузите золото бочками, – сказала она и еще раз подергала решетку, потом безуспешно попыталась протиснуться между прутьями. Оглядевшись, и не увидев ничего, кроме плотного, как вата тумана, Таня повесила сумку на ворота, подвернула и закрепила за поясом подол плаща. Потом, встав на нижнюю перекладину, сняла туфель и осторожно притронулась ступней к решетке. Ощущение холодного, как лед, влажного металла, было нестерпимым, она снова надела туфель, вцепилась в решетку и стала подтягиваться до следующей перекладины. – «Грузовой транспорт. Ничего, как-нибудь въеду…»
Когда она, после долгих мучений, оказалась наверху и глубоко вдохнула сырой и вязкий, как кисель, воздух, земли внизу видно не было. Она перелезла на другую сторону, но попытка опустить левую ногу оказалась неудачной. Правая ступня скользнула по влажному металлу кожаной подошвой и, не удержавшись, больно ободрав руку, Таня полетела вниз.
По ту сторону ограды
Она не почувствовала боли от ушиба и не вскрикнула; она ошеломленно села, и отряхивая плащ, увидела, что правый его рукав порван. Она потрогала свисающей у локтя клок материи и рассмеялась. Ей вдруг стало нестерпимо смешно оттого, что среди бела дня, в центре города, под носом у полиции она лезла через запертые ворота: – «вот до чего доводит однообразие!» – Но оторвавшись от созерцания порванного рукава и подняв голову, она увидела две словно выплывающие из облака фигуры. У нее оборвалось сердце, и почему-то вспомнилась детская считалка: «вышел месяц из тумана…» Незнакомцы не были в полицейских формах; один из них был старик, лицо другого – породистое и красивое – показалось ей надменным.